О книге Скотта Дональдсона «Хемингуэй vs Фицджеральд»
Дружба-вражда Хемингуэя и Фицджеральда давно стала притчей во языцех. Юные читатели до сих пор следят за сложными отношениями между Хэмом и Фицем, будто они не признанные классики, а живущие и здравствующие звезды корейской поп-музыки.
Скотт Дональдсон. Хемингуэй vs Фицджеральд. Дружба и соперничество двух гениев. Перевод с английского И. Проценко. М.: Гонзо, 2018
Книга Скотта Дональдсона о Хемингуэе и Фицджеральде написана 20 лет назад, но представленный в ней способ письма не утратил своей актуальности, и это доказывает только что появившийся русский перевод.
Дональдсон, известный теоретик и практик жанра литературной биографии, обозначает свой подход к материалу во введении. Хемингуэй и Фицджеральд представлены как явившиеся автору во сне — плод работы его собственного сознания, итог восприятия их жизней и написанных ими текстов, а, стало быть, одновременно как исторические лица и созданные автором персонажи.
Двойственная природа текста усиливается основательной документальной базой. Факты, вплетаясь в повествование, имеют вид фикциональных, но все они верифицированы, ссылки на источники и научную литературу прилагаются.
Хотя в оригинальном подзаголовке книги не употребляется, как в русском переводе, слово «гении» («дружба и соперничество двух гениев»), перед читателем развертывается история сложных взаимоотношений двух блестящих личностей, обладающих неотразимой притягательностью, феерически талантливых, пришедших к литературной славе в очень молодые годы.
Дональдсон как будто считает своей главной задачей не упустить ни одного нюанса этой многократно описанной истории, добраться до ее сути. Он создает два равноправных сюжетных центра, подавая своих героев как обладателей сходного жизненного опыта — от детства на Среднем Западе и неудачи в первой любви до жизни в Париже, алкоголизма более поздних лет и неустойчивой писательской репутации.
Все в этой книге в двойном экземпляре: история семьи, юность, характер браков, отношения с разнообразными общими знакомыми, от Роберта Макалмона до Генри Луиса Менкена и Гертруды Стайн, и с издателями, история публикаций, гонораров, продаж.
В литературном отношении Дональдсон представляет своих героев как соизмеримые величины, предлагая сопоставить финальные сцены «Великого Гэтсби» и романа «Прощай, оружие!» — произведений, которые каждый из них закончил в 29 лет. Он настаивает на большом значении, которое Хемингуэй и Фицджеральд имели друг для друга как писатели, — о «хемингуэевских отзвуках», различимых в романе «Ночь нежна», и отзвуках прозы Фицджеральда в романе «И восходит солнце».
Они встретились в Париже, когда Фицджеральд был уже знаменитым автором трех романов и двух сборников рассказов, а Хемингуэй только начинал свою писательскую карьеру. Еще до личного знакомства Фицджеральд рекомендовал его издательству «Скрибнер» в качестве молодого дарования и впоследствии немало сделал для него: вел переговоры с издателями, давал хвалебные отзывы, всячески продвигал и рекламировал — наконец, одалживал деньги и предоставил в распоряжение семьи Хемингуэя виллу на Ривьере, когда их маленький сын заболел коклюшем. В Париже Хемингуэя читали и редактировали, помогая избавиться от легковесной журналистской манеры, два самых именитых мэтра модернизма — Эзра Паунд и Гертруда Стайн.
Свою роль сыграл и Фицджеральд. Дональдсон приводит несколько примеров его редакторской работы с текстами Хемингуя, того, как он помогал выстроить целое, убеждая сократить некоторые куски. Так было с рассказом «Пятьдесят тысяч», который по предложению Фицджеральда был сокращен на (приблизительно) 500 слов, так было с романом «И восходит солнце».
О последнем случае Дональдсон пишет подробно, превращая историю правки романа Фицджеральдом и «легендарным редактором» Максуэллом Перкинсом в один из самых увлекательных сюжетов своей книги — при том что среди них есть и описание светской жизни на Ривьере с участием Сары и Джеральда Мерфи, впоследствии выведенных в романе Фицджеральда «Ночь нежна»; и драматический рассказ о том, как Полин Пфайфер увела Хемингуэя у его первой жены Хэдли; и колоритные описания пьяных выходок Скотта Фицджеральда; и полный иронии рассказ о том, как Хемингуэй проиграл боксерский поединок более слабому сопернику и обвинил в этом Фицджеральда, который, будучи далеким от бокса, дал идти ранду четыре минуты вместо трех. В истории с романом «И восходит солнце» редакторские (и дипломатические) усилия Фицджеральда привели к тому, что Хемингуэй отказался от двух первых глав (16 машинописных страниц), производивших впечатление «снисходительной бесцеремонности», от чего роман немало выиграл. Далее, из него были убраны оскорбительные выпады против Г. Джеймса и Ф. М. Форда, а другие параллели с литераторами смягчены. Как писал автор романа: «Сокращенная и в гранках, книга, пожалуй, хороша».
На свой манер Хемингуэй платил Фицджеральду той же монетой, на протяжении нескольких лет неустанно побуждая его бросить пить, перестать писать рассказы ради денег и завершить наконец роман, который со временем стал называться «Ночь нежна». Перкинсу он писал: Фицджеральда останавливает внушенная критикой мысль, что следующий его роман может быть только шедевром. Когда роман «Ночь нежна» вышел в свет, Хемингуэй в письме к Фицджеральду без всякой дипломатии покровительственным тоном объяснял, что в романе не так, употребляя фразы вроде: «прежде чем ты научишься писать серьезно…». Завершается письмо просьбой помочь пробиться в Голливуд.
Эрнест Хэмингуэй
Фото: rusga.com.br
Фицджеральд описан Дональдсоном как человек, который неуверенно чувствует себя в мужском обществе и который в неловкой попытке этому обществу соответствовать принижает себя. Хемингуэй, уже тогда культивировавший образ сильного мужчины («бой быков и бокс», по слову Фицджеральда), с самого начала «усвоил по отношению к нему тон легкого сарказма, предполагавший его собственное превосходство», при том что Фицджеральд был старше годами; когда они познакомились, он только что выпустил «Великого Гэтсби». Хемингуэй вызывал его мальчишеское восхищение внешностью и силой квотербека и тем, что ему случилось побывать на войне, но Фицджеральд высоко ценил его и как художника. Соперничество в их отношениях, по Дональдсону, в основном было уделом Хемингуэя, хотя и Фицджеральд не мог не испытывать досады, когда «мода на него сменилась модой на Хемингуэя».
Хемингуэй широко известен тем, что на разных этапах жизни стремился «уничтожить» своих учителей: выставлял в неблагоприятном свете Андерсона, Паунда и Стайн, уже для того времени несколько архаически желая представить свое творчество как оригинальное порождение Автора. Дональдсон связывает начало его сопернического отношения к Фицджеральду с писательским успехом последнего и действительно большими гонорарами тех лет, которыми Фицджеральд любил похвастаться, несколько преувеличивая. В письмах Хемингуэй всячески принижал вклад Фицджеральда в редактуру романа «И восходит солнце» (годы спустя в «Искусстве рассказа» (1959) он «представил самого себя как своего лучшего редактора»).
В случае с романом «Прощай, оружие!» Хемингуэй не просто игнорировал критические замечания и предложения Фицджеральда, он распространил ложный слух, что Фицджеральд предложил закончить роман «кратким сообщением в газете, где герой читает о победе военных моряков США».
Успех самого Хемингуэя только обострил его соревновательный инстинкт, к тому же ему казалось, что Гертруда Стайн ставит выше талант Фицджеральда. В рукописи «Зеленых холмов Африки» Фицджеральд назван «трусом с большим обаянием», опубликованный текст содержит красноречивые выпады против писателей, которые, разбогатев, начинают производить макулатуру, а еще чрезмерно доверяют критикам и считают свои «неплохие» книги шедеврами. В журнальном варианте «Снегов Килиманджаро» «бедняга Скотт Фицджеральд» упомянут как тот, кто благоговеет перед богатыми. Ревниво и резко Хемингуэй выступал против Фицджеральда в 1950-е годы, когда слава Фицджеральда начала возрождаться. Дональдсон показывает, что в автобиографическом «Празднике, который всегда с тобой» (1964) Хемингуэй смещает акценты, изображая Фицджеральда как «ребячливого ипохондрика, неразумного мота, бессильного мужа и морально несостоятельного художника, компрометирующего свой талант шаблонными рассказами для глянцевых журналов», а себя как «голодного, трудолюбивого, счастливо женатого молодого писателя, безраздельно преданного своей профессии, который знает, как обращаться со спиртным, и никогда не позволит себе тратить попусту ни время, ни деньги». Веселое путешествие в машине со срезанным верхом из Лиона через весь Золотой берег, в котором они вместе выпили столько французского вина, что «не пропустили ни одного года от Монтраше до Шамбертена» (из письма Хемингуэя к Эзре Паунду), превращается в «Празднике, который всегда с тобой» в назидательную историю о «напрасно прожитом дне».
Выстраивая векторы притяжения-отталкивания, Дональдсон рассуждает о глубоких чувствах, связывавших двух писателей, о любви, не имевшей никакой эротической окраски: «Скотт любил в Эрнесте идеализированную версию человека отважного, стоического, властного, каким он сам никогда не мог быть. Эрнест любил в Скотте ранимость и обаяние, которые изобретенная им для себя личность требовала презирать».
Книга, несомненно, интересна и с точки зрения представления о литературном процессе XX века, и с точки зрения психодинамики отношений между двумя выдающимися писателями и незаурядными личностями. Удовольствию чтения немало способствует перевод И. Б. Проценко, хотя хороший редактор этому изданию все же не помешал бы — помимо некоторых языковых странностей, есть сбои в наименованиях: знаменитая улица Флерюс, где располагался салон Гертруды Стайн, названа Флерю, а писательское имя возлюбленной Хильды Дулитл Э. У. Эллерман «Брайер» передается как «Брайхер» в одном случае, и как «Брихер» — в другом.
Любопытна книга и еще мыслью о том, как на наших глазах меняются литературные репутации. Героический ореол, окружавший Хемингуэя в глазах советских шестидесятников, поблек достаточно давно, на сегодняшний вкус его мифологизированная фигура имеет мрачноватую окраску: истребитель африканских животных и больших рыб, приравнивавший неумеренное потребление алкоголя к мужской доблести, имевший привычку укорять других своей храбростью, — он больше не кажется героем даже своего времени. В рассказах о его поездках во время Гражданской войны в Испанию, Дональдсон делает акцент на саморекламе.
Хемингуэй этих лет — главным образом знаменитость, чьи портреты напоминают портреты Кларка Гейбла. Американская критика еще в 1980-е годы, после выхода в свет романа «Райский сад» (1986), который считается выражением андрогинных (или даже транссексуальных) тенденций в его творчестве, заявила: «Тот Хемингуэй, которого вы изучали в школе, мертв». Что же касается Фицджеральда, то история в очередной раз совершила круг, и в современных публикациях о Хемингуэе он выступает как литературный авторитет, само упоминание о котором придает вес рассказываемой истории.
Источник