Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман - Страница 71
- Предыдущая
- 71/93
- Следующая
Мы добрались до зарослей. Оливье всё-таки потерялся, но рассказ архивариуса меня будто заворожил.
— Ткнув когтем, он приказал торопиться в Изумрудный мир. Иначе, пощады не будет. Я должен был передать Дарвину, что тот, кто доставлял огромную радость, принесёт неволю.
— Вы так и поступили, господин? — спросил Евлампий.
— Да, — еле слышно выдавил архивариус. — Огромные огненные глаза поработили меня. Жуть! Я ни на миг не сомневался, что он вернётся и расправится со мной. Открыл портал на Изумрудный остров и напросился к королю. «Не малых трудов между прочим стоило», как говорили строители Императорского дворца. Только услышав про радость и неволю, Дарвин бросил меня в тюрьму.
— Печально пострадать за кого-то другого, — посочувствовал голем.
— Уж я-то знаю, — вставил я. — А теперь, благодаря кому-то другому, мы ещё и заблудились, и Оливье потеряли.
Меня словно не слышали.
— Вас отправили на Изумрудный остров, чтобы вы встретились с нами? — спросил Евлампий.
— Одуванчиковая поляна! Это же яснее ясного, слуга!
— Всё очень странно, — согласился голем.
— А о чём говорил мой спаситель, вспоминая происшествие в Тринадцатом мире? — задумчиво произнес архивариус.
— Он путает понятия, господин, — начал оправдываться Евлампий. — Простите, блёклые совершенно не разбираются в магической теории.
Невдалеке хрустнула ветка. Я обернулся на звук.
— Когда не обладаешь базовыми знаниями, выводы далеки от идеала.
Я всматривался в заросли, надеясь увидеть зелёный камзол. Меня беспокоил монотонный шелест.
— Как говорят в Черногорской академии: «Только неверные выводы отличают студиозуса от архимага».
Я не сразу понял, что это не шум листьев. Слишком складную мелодию гнал расшевеливший кусты ветер. Памятный мотив бросился на нас вместе с золотой пыльцой. Огромное облако мгновенно облепило.
— Как мы здесь очутились? — удивился архивариус.
Пыльца забивалась под одежду, лезла в рот, нос. Залепляла глаза.
— Берегись! На нас напали! — завопил голем.
Я прикрылся рубахой, но поздно. Золотая пыль проскочила внутрь, погнав волну эйфории. Я взлетел и закружился над одуванчиковой поляной, купаясь в лучах нежного солнца.
— О источник магии, как прекрасен этот мир! — бормотал рядом архивариус.
Глаза щипало, но они не закрывались. Пыль липла к коже, звенела в ушах и искрилась в волосах. Правда, сам видел! Голова кружилась, и я смотрел во все стороны сразу. А вот ноги не слушались и, хотя я махал руками, надеясь набрать высоту, всё равно упал, царапаясь об ветки. Самые приятные прикосновения в жизни, клянусь источником магии. Колючие кусты, подобрев, не рвали мою шкуру, а ласкали её нежными бархатными пальчиками.
Я катался в траве пока не кончились силы, и когда вымотался, ещё долго дёргал руками и ногами.
Как же было хорошо левиафану, а особенно королю Дарвину, если они попали в сладостные сети золотой пыльцы. Прямо зависть берёт! Когда меня подняли и понесли, я даже расстроился. Скоро наслаждению придёт конец. Обидно! Почему, когда мне хорошо, всё заканчивается плохо?
Меня перевернули кверху ногами и облили водой. Намокшая одежда не огорчила, скорее, развеселила. Я хохотал, болезненно хрустя челюстью, пока поток не смыл пыльцу. Тогда навалились усталость и уныние. Влажная рубаха прилипла к телу. В носу запершило от воды, а от кашля заболела голова. Внутри всё скрутило, и представив, что организм может подвести, я, испуганно задёргавшись, разлепил веки и открыл опухшие глаза.
Глава 12. Побеждает сильнейший
Меня вернули на одуванчиковую поляну? Кругом топорщились неизменные белые шапки. Оглядевшись, я передумал. Там из травы не торчало дерево. Мёртвое, корявое, противное до мурашек. Не сразу сообразил, что с ним не так. Тяжко думать, вися вниз головой. Всё перевернутое, да ещё мокрые волосы прилипли к лицу, поди разберись что там торчит. Я встряхнул головой. Небо снизу. Поляна сверху. Дерево бесстыдно тянет голые корни к редким белёсым облакам.
Я ещё раз потряс головой. Это не пыльцовое похмелье. Какие-то орки выкорчевывали дерево из земли и перекувырнули. Ветки с листьями спрятались в почве, а корни упёрлись в небеса.
Брр! Как обряд посвящения в чернокнижники. Ходят слухи, что претендентов выворачивают наизнанку, чтобы посмотрели на свой внутренний мир. А тут кто-то поглумился над природой.
Дерево, как видно, торчало кверху ногами давно. Земля осыпалась, а промеж корней крутился вьюн с тёмно-фиолетовыми цветами.
Я склонил голову, силясь увидеть ноги. Они застыли в двух метрах от земли, в облаке серебряной пыльцы. Собравшись, я отгородился от стучащего в ушах сердца и услышал тихое пение флейты.
Оливье с архивариусом тоже висели перекувырнутые. Дядя тряс мокрым рукавом камзола и бубнил под нос про «нежную любовь» к Фейри Хаусу. Мровкуб не пришел в себя и болтался, как вырезка в мясной лавке.
— Как сознание вернём,
Так, пожалуй, и начнём!
Я обернулся к перевёрнутому дереву. Среди корней сидела фея с бородой. Я вздрогнул от неожиданности. Не думал, что увижу муже-фея. Он хоть и с кадыком, но очень по-фейски чистый, с безупречно уложенными волосами, большими миндалевидными глазами и правильными чертами лица. Даже скрученная косичкой борода, поопрятнее моей причёски.
— Иномирцы, сосредоточьтесь!
Послушать озаботьтесь!
К Душегубу, обратитесь!
С душою проститься решитесь.
От мук избавиться постарайтесь,
Из Фейри Хауса убирайтесь!
Он хлопнул в ладоши.
— Миры до войны докатились.
Со злом мировым не простились.
Надежда покуда осталась,
Не вся ещё растерялась.
Фей снова хлопнул.
— С предателями будем биться,
Чтоб окончательно проститься,
Он задумчиво потеребил бороду.
— Ваши тела опустятся удобрять одуванчики!
Трим-рим, пам-пам, рам-рам, болванчики!
— Протестую! — завопил Евлампий, прежде чем я успел понять смысл сказанного феем. — Мы имеем право знать, за что наказаны!
— У того нет прав,
Кто закон поправ, — равнодушно ответил Душегуб.
— Скажи хотя бы, как? — выплюнув воду, бросил Оливье.
Я завертелся, пытаясь высвободить ногу. Бесполезно!
Рядом застонал архивариус.
— Получит каждое ничтожество! — повеселившим тоном сообщил
- Предыдущая
- 71/93
- Следующая
