Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман - Страница 76
- Предыдущая
- 76/93
- Следующая
Я закрыл рот и ещё раз кивнул.
— Лучше быть живым толстолобиком, чем дохлым левиафаном, крысёныш, — по-отечески посоветовал дядя.
Глава 13. Путешествие без портала
Голем громыхнул, подпрыгнул, покрутил руками и повернулся.
— Что со мной?
— Лез куда не надо, вот молнией и бахнуло! — отмахнулся дядя. — Крысёнушу чуть башку не спалило, дёшево отделался. Валим пока фей не оклемался.
— Душегуб живой? — удивился я.
— Что ему будет? — проворчал Оливье. — Любителя гнилой рифмы и изощрённых наказаний чарами не изведёшь.
— Не помню молнию, — пожаловался Евлампий.
— Остатки разума растерял, — сердобольно заметил дядя. — Чуть напрочь не заклинило!
— Мы прошли заросли?
— Привязался, как рыба-присоска. Засохни! Некогда по прошлому тосковать, — строго сказал Оливье.
— Как мы выберемся? — пробормотал я, склонив голову.
Ни на дядю, ни на голема смотреть не хотелось. Поэтому я рассматривал архивариуса. Старик бледной тенью выделялся на фоне почерневшей травы.
— Быстро и с салютом, но придется покопаться!
Схватив меня за шиворот, Оливье зашагал к перевернутому дереву. Я старался идти с ним в ногу, чтобы не упасть.
— Слышал про радужный мост?
— Его разрушили после мировой войны. Он соединял Благодатные земли и Отдельный мир, — не дав мне ничего сказать, затараторил Евлампий.
— Точно, булыжник. Радужный мост связывал не только Благодатные земли и Отдельный мир. Три луча из Подгорного царства, Таньшана и Фейри Хауса сходились в Благодатных землях в один. Их заперли, но мы приоткроем.
— Это запрещено! — возмутился Евлампий.
— Освещено! — гаркнул дядя. — Было, когда тебя молнией шандарахнуло, жалко не испепелило, — вздохнул он.
— Молния мне не вредит, только делает сильнее.
Оливье не стал отвечать, мы подошли к перевёрнутому дереву.
— Смотри, у земли должна быть нора, а в ней горшок.
— Горшок? — переспросил я.
— Горшок, — передразнил дядя.
— Зачем нам горшок? — спросил я.
— Для фикуса! — разозлился Оливье. — Посадим, и подождём пока в Благоград прорастёт! — и добавил сквозь сжатые губы. — Из него начинается радуга!
— Так и есть! Но нам нельзя его выкапывать и открывать, мы же не хотим восстановить радужный мост? — вмешался Евлампий.
— Ты оставайся, гниль подкильная! — отрезал дядя. — А я лучше отбуду.
Он подтолкнул меня к норе.
— Лезь!
— Но, Отдельный мир, — засомневался я.
— Лезь, фей очнется и закроет горшок…
— Вы не можете быть так уверены! — возразил голем.
— В тридцати мирах вообще ни в чём нельзя быть уверенным. Лезь!
Я подчинился. Опустился на четвереньки и заглянул в дыру.
— Не надо! Закон нарушать нельзя, — посуровел голем.
Я не ответил. Вздохнул и протиснулся в нору. Желание жить — сильнее любых правил. А страх перед тёмными ямами можно и преодолеть. Тем более, это единственный путь из мира фей.
Влажная земля скользила. Руки разъезжались, и я всё время хватался за корни и стенки норы. Не видно было не зги, поэтому полз на ощупь, то и дело стукаясь головой об потолок. Слава источнику, корячиться пришлось недолго, я долез до дна. А когда глаза привыкли к темноте передо мной предстал увесистый медный горшок с ручками и крышкой, запертый навесным замком. Как, спрашивается, его открывать? Сбоку растопырились три сундука. Большой, поменьше, ещё меньше и самый маленький. Видать феины сокровища. Бесценные, ценные и всякое барахло.
Я подполз к самому большому, с неплотно закрытой крышкой, и заглянул внутрь.
— Лазить в чужих вещах — преступление, — напомнил о себе голем.
— Преступление болтать без умолку, — парировал я.
— Наставление — не преступление! — не унимался Евлампий.
— В рифму, — фыркнул я. — Никак от Душегуба стихоплётством заразился!
Голем заскрипел камнями, но достойного ответа так и не придумал.
В сундуке скрывался потёртый футляр с выдавленной монограммой: нож, продетый между зубцов вилки и опоясанный витыми буквами «Еда для наслаждения».
— Это чудо! — воскликнул голем, забыв о нравоучениях.
Я бы не согласился, но надпись интриговала. Под футляром на чёрном бархате в креплениях покоились ложки. Под крышкой крепились вилки и ножи. Комплект насчитывал тридцать приборов, без одной ложки.
— Утерянное творение мастера Правши, — покачал головой Евлампий. — Такая ложка была у Оксаны во время боя за ключ Отдельного мира. Она сняла ею проклятье.
— Этой ложки, как раз не хватает, — согласился я. — Интересно, как она к ней попала?
— Какая разница, — возмутился голем. — Такому сокровищу не место в сырой норе. Все миры должны любоваться им! Забери!
— Ты же говорил, что лазить в чужих вещах — противозаконно! — опешил я.
— Преступление бросать столовый набор мастера Правши в грязной дыре! — завопил Евлампий.
Я злобно на него посмотрел и закрыл футляр.
— Бери! — прошипел голем.
Повертев в руках дорогой футляр, я решил, что смогу его продать.
— Чего возишься, пожиратель планктона? — закричал снаружи Оливье.
Запихав трофей за пазуху, я развернулся и, уцепившись за ручку горшка, полез наверх. Как только я показался из норы, дядя перехватил горшок. Отнёс от дерева и небрежно шмякнул об землю.
— Нельзя нарушать закон, — занудил Евлампий. — Даже вынужденно.
Я прожёг голема взглядом. Проклятый лицемер вспыхнул бы, как огневой пень, обладай я магией.
Оливье же не удостоил его даже поворотом головы, задумчиво возясь с замком.
— Волшебный! — наконец заявил он.
Голем облегченно выдохнул.
— Поищем другой путь.
Я хотел согласиться, а вот дядя — нет.
— Утопни, замшелый валун! Разрази тебя гром, ты помощник хоть…
— Как говорил Таньшанский казначей: «Я всегда всем могу помочь».
Оливье оборвался на полуслове, и мы одновременно повернулись.
Архивариус стоял в шаге от нас, с интересом разглядывая горшок.
— Он не дышал, — испугался я.
— Протухшая икра не свежеет, — подтвердил Оливье.
— Прошу прощения, — смутился архивариус. — Как сказал избранник из Оркариума после голосования: «Я был не
- Предыдущая
- 76/93
- Следующая
