Академик В. М. Глушков – пионер кибернетики - Деркач В.П - Страница 92
- Предыдущая
- 92/136
- Следующая
Третья опасность – использование достижений кибернетики сознательно одними странами или одними классами против других. Такая возможность, в принципе, не исключена, как, впрочем, и по отношению к любым другим техническим средствам. Сейчас есть вещи пострашнее роботов и машин. Здесь как раз и торжествует наша философия исторического оптимизма, поскольку мы уверены в том, что, в конце концов, будущее – не за антагонистическим обществом.
И, наконец, еще одна возможность, четвертая, которая весьма проблематична. Она состоит в том, что человечество просто захочет перейти в машины. Чувство биологического самосохранения человека всегда предохранит его от перехода в машины по принципу: я сам себя убиваю, а моя точная копия или даже более совершенная живет в машине. Человек не захочет расстаться с жизнью. Но в принципе не исключено следующее. Мы еще не знаем, что такое цель самосознания, что такое “не – Я”. Уже сейчас мы в Институте организовываем совместную работу человеческого мозга с машиной, пока еще не на основе прямого обмена информацией между мозгом и машиной, а через органы чувств человека и соответствующие системы восприятия машины. Но в будущем будет возможен прямой контакт мозга с машиной. Если будет создан такой симбиоз живого человеческого мозга с кибернетическим мозгом гораздо большей мощности и возможностей, то, может быть, окажется возможным переход центра самосознания из одного субстрата в другой без потери непрерывности в чувстве того, что “я живу и продолжаю существовать”. Вот тогда, конечно, может появиться соблазн у любого человека: мое тело бренное, подвержено всяким болезням, а там – другой уровень долговечности, другой уровень возможностей, развития, другое совершенство органов чувств, поскольку можно сделать робота, который видит, например, рентгеновские лучи, чувствует магнитные поля и т.д. Но наука не знает, может или не может открыться такая возможность перед человечеством. Если даже это и возможно, то это такая далекая перспектива, о которой не только в конкретных социологических прогнозах, но даже и в научно-фантастических романах еще рановато говорить.
– Человек сначала возложил на машины выполнение физической работы. Затем стал возлагать на машины, в частности на ЭВМ, выполнение умственных работ. Что следующее?
– Никаких других видов деятельности, кроме умственной и физической, у человека нет. Ничего “следующего” за этим не существует. Просто будут повышаться уровни автоматизации физических, мускульных усилий человека и его умственных, интеллектуальных усилий.
– Не отодвигают ли машины человека от природы? Если это так, то к чему это может привести человека?
– Все как раз наоборот. Что отодвигает человека от природы? Отсутствие досуга, прежде всего. Досуг связан с производительностью труда как умственного, так и физического. Если производительность труда такова, что человек как в первобытнообщинные времена должен был все время, с утра до ночи, гоняться за мамонтом, он не очень был близок к природе, хотя мы и считаем, что он жил среди природы. Но, скажем, на такие удовольствия, как просто полежать на травке или искупаться в речке, времени у него-то как раз и не было. Когда у человека уровень производительности труда станет таким, что он, скажем, в XXI веке будет работать в течение двух часов в неделю, то остальное время он сможет посвятить близости с природой по-настоящему. Если, конечно, мы будем умны и сумеем сохранить природу. Если она, природа, останется. Возможности науки и техники в настоящее время настолько велики, что они могут и испортить природу, и помочь ее восстановлению.
– Реально ли в ближайшее десятилетие широкое внедрение новейших методов обучения, которые позволят во много раз увеличить объем воспринимаемой мозгом человека полезной информации?
– Можно уверенно сказать только одно: мы сейчас еще плохо используем возможности человеческого мозга и плохо умеем воспитывать человеческий мозг. Причем, по всей видимости, наибольшие потери происходят даже не в период обучения. Сейчас уже ясно, что за счет индивидуального обучения в школе или в институте можно повысить эффективность обучения в два, три или, скажем, в четыре раза. Но не в десятки раз. Мое же мнение, которое сейчас разделяют многие ученые, хотя экспериментальных научных данных, окончательно доказывающих эту точку зрения, еще нет, заключается в том, что педагогика пока совершенно не имеет представления, как использовать начальный период младенческого возраста, когда человек впитывает начальную информацию, когда у него формируется язык, формируются первые понятия и т.д. Обучать двухлетнего ребенка, например, интегральным вычислениям или даже арифметике, конечно, бессмысленно. Ему надо давать что-то иное – может быть цветомузыку? – для того, чтобы мозговые клетки (нейроны) соединялись таким образом, чтобы мощность мозга увеличивалась. Как это сделать – никто еще по-настоящему не знает. Но то, что этот период чрезвычайно важен – несомненно.
А вот как повысить эффективность обучения в школе и в институте с помощью машин – это мы знаем уже сегодня. Более того, сейчас некоторые страны имеют соответствующие программы. Например, в Японии обсуждается государственная программа на 1976-1983 годы, по которой они собираются 35 млрд. долларов истратить на автоматизацию обучения с помощью ЭВМ на всех уровнях: от начальной школы до университетов включительно. Это, повторяю, повысит эффективность обучения в два-три, может быть в четыре раза.
– Как вы расцениваете перспективы моделирования человеческих эмоций?
– Что называть эмоциями? Если называть эмоциями внешние проявления – раздражение, радость, восклицания – то это как раз моделировать гораздо легче, оказывается, чем моделировать рассудочную деятельность. Такие модели давно уже созданы. Другое дело, что человек не хочет этого признавать: “Это машина, и я просто не верю, что у нее есть какие-то эмоции”. Однако надо сказать, что особой необходимости в этом сейчас нет. Мы изучаем и моделируем эмоции в машинах не столько ради того, чтобы создать эмоционального робота, сколько ради того, чтобы понять природу эмоций самого человека.
– Ваше мнение о “проблеме двойки” и проблеме второгодничества в средней школе?
– Видите ли, я не люблю говорить о вещах, о которых сам многого не знаю. Если исходить из того, что имеет отношение к моей специальности, то, на мой взгляд, вопрос, связанный с проблемами двоек, второгодничества и с другими подобными вещами, напрямую связан с отсутствием индивидуальной работы с учащимися. К сожалению, учителя при наполняемости классов свыше 25-30 человек вынуждены ориентироваться на среднего ученика. В этом смысле то, что мы сегодня в Институте делаем – автоматизированные системы
- Предыдущая
- 92/136
- Следующая
