Мечи Дня и Ночи - Геммел Дэвид - Страница 49

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая

Каллан проделал все это с такой молниеносной быстротой, что Чарис не успела понять, как это случилось.

— Может быть, закончим эту комедию? — холодно молвил он.

— Я не могу ослушаться приказа, — сказал первый.

— Понимаю, — сказал Каллан, и его меч вскрыл артерию на горле солдата. Тот с удивленным лицом отступил назад и упал.

Это хладнокровное убийство потрясло Чарис сильнее, чем свирепая атака Большого Медведя. Какой-то миг никто не шевелился, а затем Каллан спросил второго солдата:

— А ты как? Можешь нарушить приказ?

— Очень даже могу.

— Вот и молодец. Ты? — обратился он к третьему. Тот кивнул. — Тогда ступайте ловить своих лошадей.

Солдаты повиновались без запинки и вскоре уехали. Каллан наблюдал за ними, а Харад положил топор и подошел к Чарис.

— Они тебе ничего не сделали?

— Нет. — Лицо Харада, такое знакомое, успокоило ее, и она улыбнулась. — Ты пришел все-таки.

— Ясное дело, пришел, раз я здесь.

— Ты искал меня? Почему?

— Похоже, ты скоро заставишь меня пожалеть об этом, — пробурчал он.

Каллан стал на колени рядом с Гамалем и принялся нащупывать пульс у него на горле.

— Он ведь не умер, нет? — боязливо спросила Чарис.

— Нет. — Каллан сжал ему руку. — Ты слышишь меня, Гамаль? Это Скилганнон.

Дрожащий вздох сорвался с губ старика, незрячие глаза широко раскрылись.

— Скилганнон?

— Да, это я.

— А солдаты?

— Они ушли.

— Помоги мне сесть. Я должен многое рассказать, а времени остается мало.

— Здесь небезопасно, — сказал Скилганнон. — Ты сможешь нести его, Харад? Надо занять позицию, которую легче оборонять. Эти солдаты наверняка вернутся сюда с подкреплением.

Харад отдал топор Скилганнону и взял старика на руки. Все снова двинулись в гору, и через некоторое время Аскари нашла подходящее место — каменистую площадку под нависшим утесом. В скале имелась впадина, укрывающая от ветра, и Харад уложил Гама-ля туда. Лицо старика ужасало сероватой бледностью и синевой губ.

— Тебе нужен отдых, — сказал, склонившись над ним, Скилганнон, но Гамаль покачал головой.

— Отдых не принесет мне пользы. До утра это тело не доживет. — Он сморщился от боли и застонал. — Смерть не даст мне закончить, и я не могу говорить с тобой, находясь в этой оболочке. Боль мешает мне мыслить ясно. Готов ты отправиться со мной в путешествие, Скилганнон?

— Он бредит, — сказала Аскари. — В его словах нет смысла.

— Есть, — возразил Скилганнон. — Я уже совершил один раз подобное путешествие. Что я должен делать? — спросил он Гамаля.

— Ляг рядом со мной и возьми меня за руку. Скилганнон лег и, приподнявшись на локте, предупредил остальных:

— Не трогайте меня и не трясите. Я сам очнусь, когда время придет. — Он вытянулся на камне и взял старика за руку.

Перед глазами у него закружились разноцветные пятна. Он словно падал куда-то, и в ушах стоял оглушительный рев. Цветная круговерть сменилась тьмой, а после забрезжил свет. Скилганнон заморгал и сел. Рев, как он увидел теперь, шел от водопада, летящего в озеро с черной базальтовой скалы высотой в несколько сотен футов. Над водопадом дугой выгнулся черный каменный мост, а еще выше стояла радуга.

— Красиво, — сказал кто-то, и Скилганнон увидел справа от себя прекрасного голубоглазого юношу с длинными светлыми волосами.

— Гамаль?

— Он самый. Я давно решил, если то будет в моей власти, встретить свою смерть именно здесь. Это место питает радостью мою душу.

— Значит, мы не в стране снов?

— Сейчас — да, но водопад существует и в настоящем мире.

— Как через него умудрились построить мост?

— Мост никто не строил. Десять тысяч лет назад, а то и раньше, здесь произошло извержение большого вулкана. Река раскаленной лавы прожгла желоб в этом утесе и потекла по долине. Мост — это все, что осталось от верхушки утеса. Давным-давно, между одним из концов и одним из начал нашего мира, люди верили, что радуга соединяет их юдоль с чертогом богов — легко понять, почему.

— Я бы с удовольствием послушал об этом, но ты сам сказал, что времени у нас мало.

— Да, ты прав. Позволь мне сначала рассказать тебе о Вечной...

— Я знаю. Это Джиана, женщина, которую я любил больше жизни. А теперь я должен ее убить.

— Нет! — воскликнул Гамаль. — Этого ты как раз и не должен делать! Она тут же вернется назад.

— Каким образом?

— Снова моя вина — моя и Ландиса. Это делается через ее Возрожденных. Ландис считал, что наилучший способ воскрешения Вечной состоит в перемещении душ сразу же после смерти. Мы привозили очередную Возрожденную в дирананский дворец и там совершали обмен. Это было сопряжено со своего рода трудностями. Возрожденная, предчувствуя свою участь, могла убежать, а Вечная могла умереть, и ее душе грозила гибель от демонов Пустоты. Ландис долгие годы старался усовершенствовать обряд воскрешения, но решение в конце концов нашел Мемнон.

— Мемнон?

— Мы еще вернемся к нему, Скилганнон. Это блестящий ум, наделенный к тому же огромной духовной силой. При рождении одной из копий Вечной Мемнон вводит под кожу у основания черепа младенца маленький драгоценный камень. Волшебный камень. Если Вечная умирает, ее душа сама собой переходит в старшую из дубликатов, где бы та ни находилась. Такое, насколько я знаю, проделывалось уже дважды. Поэтому убивать ее было бы пустой потерей времени. Сейчас по ее империи разбросано более двадцати Возрожденных.

— Понимаю, — сказал Скилганнон. — Расскажи мне о Мемноне.

— Он Повелитель Теней — джиамад, но особого рода. Когда-то, очень давно, его создал Ландис. Это было частью его исканий — Ландис стремился продлить естественную жизнь, остановить старение. Ему опротивело без конца изготавливать копии и отнимать у них души ради того, чтобы оригинал продолжал жить. В этом он — совершенно справедливо — видел зло. Поэтому он постоянно делал опыты со Смешанными. Хотел дать живым-существам то, чего недодала им природа. Здесь он достиг успехов, подарив многим из нас здоровье и долгую жизнь. Потом, лет сто назад, появился Мемнон. Сначала нам казалось, что это настоящий триумф. Младенец, созданный путем смешения зверя и человека, был тем не менее почти совершенством. Ни в чем не напоминал джиамада и еще в детстве проявил редкую одаренность. Оживлял увядшие цветы. Приманивал к себе диких животных. Чудо-ребенок. Его ум был — и остается — феноменальным. В тринадцать лет он уже помогал Ландису в его опытах. Научился управлять машинами древних. К двадцати годам он превзошел самого Ландиса. Вечная покровительствовала ему и разрешала ставить опыты на людях, не ограничивая число подопытных. Многие из них умерли страшной смертью, но Мемнона это не волновало. Чужие мучения оставляли его равнодушным. У него нет совести, нет понятия о добре и зле. Единственная хорошая его черта — это преданность Вечной.

— Один из ее любовников, полагаю, — с горечью сказал Скилганнон.

— Только не Мемнон. Я сказал, что он былпочти совершенством. Он не мужчина в полном смысле слова. Ландис полагал, что в этом виновато его бесстрастие. Мемнон никогда не гневается, никогда не грустит. Он существует, и только. Тени, им созданные, скоро придут к тебе, Скилганнон. Старайся, чтобы вокруг тебя всегда было светло. Тени любят мрак. Свет жжет им глаза.

— Это джиамады?

— Особого вида. Шерсти на них нет. Они худы, почти как скелеты, и движутся с поразительной быстротой. Если воин попытается поразить Тень мечом, его меч пронзит только воздух. У них по два кривых клыка, впрыскивающих в жертву яд. Он не смертелен и вызывает лишь временный паралич. Еще у них есть кинжалы, смазанные таким же ядом.

— Есть у них слабости, помимо нелюбви к свету?

— Им не хватает выносливости. После атаки им необходимо найти какое-нибудь темное тихое место и отдохнуть там. Глаза у них, как я уже говорил, очень чувствительны, и зрение слабовато. В лесу их можно услышать. Они издают громкие, очень высокие звуки. Это позволяет им видеть предметы. Я не понимаю, как это происходит, и бедный Ландис тоже не понимал.

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая