На чужой территории - Герантиди Олег - Страница 29
- Предыдущая
- 29/56
- Следующая
– Те самые. Те самые Хандкаряны, которые держат за кокосы половину брокеров на Уолл-стрит. А вон тот молодой человек с наглой улыбкой – прототип Чарльза Уокера, один из самых крутых агентов ФБР. Про Шварца я и говорить не буду, сама знаешь, кто это. Вилли Баффет, ничего не говорит имечко?
– То-то, я смотрю, лицо знакомое, и что – все русские?
– Советские, или друзья СССР, что в принципе одно и то же.
– И что мы здесь делаем? Светимся друг перед другом?
– У нас корпоративная вечеринка. Есть такая корпорация – корпорация Хорхе Родригеса. Раз в год мы все вместе садимся в кружок, пьём, едим и решаем судьбы Америки на год следующий. Конечно, можно это делать раз в пятилетку, но почему-то здесь все стахановцы, поэтому приходится собираться часто, чтобы координировать усилия.
Стол шумел разговором, звенел вилкам и ножами. Очень скоро образовались группки по интересам, Родригес пошёл «в народ», и Эрике ничего не оставалось, как присоединиться к сидящим рядом совершенно незнакомым людям. Чета Хандкарянов, седой горбоносый черноусый старик и прилежная бабушка с жёлтыми выгоревшими глазами, охотно приняли её в свою компанию. Карина, так звали госпожу Хандкарян, сразу же призналась, что и она только второй год присутствует на «вечеринке» и поэтому до сих пор чувствует себя не очень уютно, хотя люди здесь все достойные. И ещё призналась, что сразу же поняла, что и Эрика тоже из «нашего круга», когда посмотрела, кто больше всего, кроме них, конечно, выиграл на биржевом кризисе 1953 года. Эрике осталось лишь мило улыбнуться. С этими людьми лукавить не хотелось. Бабушка Карина сама предложила Эрике свой прямой телефон и взяла с неё обещание посетить их дом в Вашингтоне или Нью-Йорке на следующей же неделе, на что Эрика охотно согласилась.
Родригес опять прошёл на своё место и, позвенев вилкой о бокал, призвал присутствующих к тишине и вниманию.
– Товарищи, друзья, – начал он. – Полгода назад наше отечество понесло невосполнимую утрату. Умер великий вождь Советского народа – товарищ Сталин. – Родригес поднял бокал. – Прошу помянуть маршала Сталина. Мы все обязаны ему как лично, так и нашими успехами в работе.
Гости, не чокаясь, выпили, а Родриге продолжил:
– Но жизнь не останавливается, как это цинично ни звучит. Одна из причин, по которой я вас собрал здесь – это необходимость проинформировать о политике, которую намерен проводить председатель Совмина СССР товарищ Маленков и наш руководитель, товарищ Берия в отношении нашего сообщества. Политика следующая: она та же самая, что и была раньше. Мне удалось в докладе руководству убедить в эффективности и нужности нашей организации. Более того, мне порекомендовано ещё более усилить нашу работу по интеграции в другие сферы экономики США и всего Западного полушария. И ещё одна деталь: курировать отныне нас будет не ГРУ, и даже не КГБ. Куратор у нас отныне Минфин СССР. – За столом раздались нестройные аплодисменты, после чего Родригес предложил тост за верного сталинца – товарища Маленкова, а также его друга и соратника, товарища Берию. Застолье снова вернулось на круги своя, вновь за столом заговорили, не обращая внимания на собеседников, кто-то пытался запеть песни, кто-то ожесточённо доказывал «им» свою точку зрения.
Самвел Хандкарян, постучав по бокалу вилкой, взял слово и, постоянно повышая голос, стараясь перекричать гомон подвыпившей аудитории, попытался произнести какой-то длинный кавказский тост за дружбу. Его слушали плохо, но, когда сидевшие рядом радостно зааплодировали, к ним присоединились и все остальные. Потом мужчины стали выходить на балкон курить, застолье совсем распалось на отдельные группы. Карина познакомила Эрику с Уильямом Баффетом, легендарным финансистом, про которого говорили, что после него трём евреям делать нечего. Именно эта поговорка позволила Эрике предположить, что в первой своей жизни Баффет жил на Украине. В Белоруссии, рассмеявшись, ответил по-русски Баффет и добавил, что Маркса внимательнее читать надо, тогда миллионером стать очень просто. Эрика кивнула головой, но так и не вспомнила, где у Маркса говорится про технологию становления миллионеров.
А дальше Родригес повёл за собой подвыпившую компанию на балкон, смотреть фейерверк, организованный в честь высоких гостей.
В ночное небо ввинчивались струи синего, зеленого и алого пламени. Взрывались звезды, распадаясь на мириады фиолетовых снежинок, сияющих и кружащихся. Оранжевые веера распускались над высокими деревьями, и снова синие бутоны, а вслед за ними алыми гвоздиками новые вспышки, оставляя огненный дождь, взлетали и исчезали. Каждая вспышка сопровождалась восторженным рёвом гостей. Эрика почувствовала себя такой одинокой, самой одинокой на всем белом свете, и вдруг ощутила на своём локте чью-то крепкую руку. Она подумала, что это Родригес снизошёл до неё, но нет, вот он, в центре внимания своих восторженных друзей. Эрика медленно обернулась и встретилась глазами с Александром.
– Не делай так больше никогда, ты меня испугал.
Чернышков отпустил руку и, словно оправдываясь, виновато проговорил, что он никогда, никогда больше так не поступит, но только при условии, что такой вечер ещё раз повторится.
– А вот это уже от тебя зависит. – И Эрика решилась. Будь что будет, и если кто посмеет её осудить, то плевать на них, а перед собой я всегда оправдаюсь, ну, выпила чуть больше, чем можно…
Они вслед за гостями прошли в столовую и там сели уже не за общий стол, а притулились в уголке, на пуфиках. Говорили о разном, но только о таком, что забывалось через минуту.
– Чем ты занимаешься, Алекс?
– Руковожу фирмой, которая возит деньги по миру, охраняет особо важных персон от покушений, освобождает заложников…
– Я не о работе спрашиваю.
– А о чем?
– Ну так, вообще.
– Предсказываю.
– Что предсказываешь?
– Судьбы человеческие. Могу сказать, кому-нибудь, кого заказали, сколько ему жить осталось.
– Получается?
– Ни разу не ошибался.
– А мне предскажешь?
– Сколько тебе жить осталось?
– Ага.
– Нет.
– Почему?
– Потому что тебя ещё не заказали. А как только закажут, я сам убью того, кто это сделает.
– Ну предскажи хоть что-нибудь!
Александр словно впервые взглянул на Эрику. Очень мало осталось в ней от той девчонки, которую он когда-то рекомендовал Судостроеву. Нет, она почти не изменилась внешне, та же светлая кожа, те же серые глаза с искринкой, те же брови вразлёт. Только взгляд стал даже не более жёсткий, а более уверенный, что ли. Движения более плавные, нет той девичьей мягкости и угловатости одновременно. Вместо них – кошачья грация. Она, после того как стряхнула первоначальную неловкость, стала заметно притягивать к себе затуманенные мечтами взгляды присутствующих мужчин и ревниво сравнивающие взгляды женщин. Чернышкова это слегка покоробило. Ведь это он (ну не Пилипенко же!) заметил и оценил её, и по его рекомендации она вошла в разведсообщество. Он взял в свои ладони её узкую руку, внимательно посмотрел на неё, словно рассматривая капиллярные узоры, и, пригнувшись, осторожно поцеловал запястье. Эрика осторожно высвободила кисть руки и спросила:
– Ну?
– Тебя сегодня ночью трахнут.
Эрика кивком головы вопросительно указала на Родригеса:
– Он?
– Нет.
– А кто? – удивилась она.
– Я.
Она от такого заявления слегка протрезвела и вдумчиво посмотрела в глаза Чернышкову, и тот, к своему удивлению, не смог не отвести взгляд. А потом поднялась и, покачиваясь, пошла в свой домик. Чернышков остался сидеть на пуфике, и когда Эрика уже дошла до дверей, она обернулась и недоуменно посмотрела на Александра. Тот мигом подскочил и через секунду уже крепко держал её в своих руках.
Наутро Эрика, проснувшись, вдруг ощутила, что она одна в постели. Она провела рукой по одеялу справа от себя, но нет – пусто. Эрика прислушалась, ей показалось, что в ванной журчит вода… нет, послышалось. Она, потянувшись, как кошка, ещё полежала пару минут, но многолетняя привычка рано вставать взяла своё, и она села в постели. На кухне раздалось шипенье чего-то на сковороде и ритмичное звяканье металлической посуды, словно кто-то железной ложкой взбивал что-то в железной миске.
- Предыдущая
- 29/56
- Следующая
