На чужой территории - Герантиди Олег - Страница 39
- Предыдущая
- 39/56
- Следующая
– Откройте. – Чернышков увидел, как во взгляде капитана мелькнул испуг.
– Что ж. Я вас предупреждал. – Тот достал из кармана перочинный нож и надрезал пакет. Вынул из него папку скоросшивателя, разложил её на столике и, развязав тесьму, начал доставать какие-то документы, фотографии, схемы.
– Что это?
– Я не вполне уверен, но по-моему – какое-то досье. Меня просили, чтобы вы сами вскрыли это вдали от посторонних глаз. Возможно, вы можете скомпрометировать неких важных персон.
– Спасибо, извините. Нервы ни к черту. – Чернышков понял, что у этого офицера и в мыслях не было, что таким незатейливым способом их обоих могли отправить на небеса, если бы Генштаб решил переиграть своё решение поддержать революцию. И, похоже, такой оборот не принят в среде местных военных. Алекс пожал руку капитану и, оставив того в недоумении, поспешил к себе. Там его уже должны были ждать Маккормик с парнями из особого отдела «General Security» и кто-то от Родригеса.
В пакете, присланном Гордеевым, было полное досье на службу безопасности, которую курировала Национальная гвардия. Именно так, командующему Национальной гвардией подчинялся руководитель «Комитета». Сама спецслужба, донельзя коррумпированная, насчитывала несколько десятков офицеров, своих силовых структур не имела и силовые акции осуществляла с помощью либо спецназа Национальной Гвардии, это в случае хоть какой-либо минимальной легитимности дела. Либо – при помощи курируемых ею бандитов. Второе случалось на порядок чаще. В сферу её относились любые дела, которые она считала нужным себе присвоить. И контрабанда, это когда не поделились либо попросили те, кто поделился. И наркотики, при тех же условиях. Она же шерстила работяг на предмет наличия революционной пропаганды. Это когда те, кто поделился, совсем уж зажимали рабочих, и назревал социальный взрыв. Чтобы он не произошёл, приезжали, забирали, и дело с концом.
Особняком стояла работа по поддержанию отношений с дружественными иностранными спецслужбами. Вот только все меньше их становилось. Сейчас остались только англичане да американцы. К американцам у «Комитета» отчего-то была нелюбовь.
А британцы до недавнего времени были здесь, словно у себя дома. Что-то делали, рыскали вдоль советского, аргентинского, бразильского посольства. До недавнего времени посольства эти не вызывали интереса спецслужб, кому что нужно от одной из самых нищих стран Нового Света? Ни у кого из великих держав в Парагвае не было особых интересов. А у многих не было и посольств, обходились представительствами. Некоторые страны даже просили представлять себя у посольств других стран. Вряд ли кого-то толкового могли прислать сюда британцы или янки. Это было на руку Чернышкову, и информация в пакете не только подтвердила его первоначальные выводы, но и, добавив недостающие её куски, разложила по полочкам то, что было известно ранее. Даже после поверхностного осмотра документов стало ясно, что агентурную разведку и негласную охрану Стресснера, помимо «Комитета», осуществляет ещё и Ми-6, британская разведка, а персонально некий Джон Бонд, агент нулевой серии, где-то седьмой-восьмой. А это означает, что он в отличие от других дипломатов имеет право на убийство.
– Беспределыцик, короче, – согласно кивнули головами Чернышков и Маккормик, – в далёком прошлом – десантник Советской армии, и теперь уже все позабыли, как его раньше звали.
– Да. Надо его того… – Маккормик пристально взглянул на Чернышкова.
– Думаешь, он сможет помешать нам?
– Так мы вроде бы всех, кого купили, кого напугали… а этот даже не проявился.
– Может, он мудрый очень? Может, вскоре нарисуется с очень «конкретным» предложением?
– К чему риск? Завалить его, и дело с концом. Ведь сами же сказали, что беспределыцик.
– Думаю, надо его прощупать. Ладно, пошли дальше. «Комитет» трогать пока не будем, им надо по их каналам доставить информацию, что их услуги будут нужны и народной власти тоже. Уверен, что ребятки там, когда им станет ясно, что это уже не шуточки, будут сидеть, как мышь под веником, и гадать, чья сторона возьмёт верх. С ними предметно разберёмся позже, благо все они есть у нас в картотеке, – Чернышков похлопал по папке.
– Алекс, давай все-таки по Бонду что-то решим…
– Решай. Вопрос отдаю на твоё усмотрение.
В ночь перед вторжением в Парагвай Пилипенко пригласил Санчеса посидеть за бутылочкой. Не то чтобы у него к тому была какая-то симпатия, просто за эти два месяца они ни разу не посидели, не поговорили по душам. Тот пришёл, принеся помимо текилы немного снеди, Пилипенко вскрыл раза в два больше консервов – свиной тушёнки и сайры в масле, наломали скупого боливийского хлеба и по-русски выпили первую до дна. Поговорили, пока хмель не принял власть над рассудком, о делах, о том, что ещё не сделали, а раз не сделали, то помнить об этом нужно, но жалеть нельзя. Решили, что если все пойдёт как надо, то встретиться в столице, у подножия Стресснеровского дворца, ещё раз, ровно через год после победы.
– Как было у Рейхстага. – сказал Пилипенко, и Санчес внимательно посмотрел на него.
– У Рейхстага, говоришь? Значит, все-таки русский.
– А ты думал, кто?
– Янкес, канадец, или на крайний случай – француз. Я внимательно слушал тебя, твои размышления, но ни разу не услышал от тебя ссылок на советский опыт. Америка – то, Канада – это, север Франции… а ты русский.
– А ты?
– Какая разница?
– Ну не могу же я пить, например, с немцем.
– Это почему же?
– Знаешь, сколько они мне крови попортили со своим Гитлером? Сколько моих парней положили!
– Сколько лет прошло после войны, а вы все вспоминаете. Я тоже советский, только с Дальнего Востока. Долбил японцев в Маньчжурии, пока Красная Армия не пришла. Потом Южный Китай. Там у нас что-то не заладилось… а по моему мнению, Сталин не хотел советизации Гоминьдана. Решил, наверное, оставить его пугалом для Маньчжурии, Синьцзяна и объединённой Монголии. Чтобы смотрели в рот СССР и не пикали лишний раз.
– Это у тебя какая по счёту революция?
– Четвёртая. Я же говорю, Маньчжурия, Южный Китай, а ещё Вьетнам. Там все как по маслу. Французы сами ушли, а на смену им пришли янкесы. Но против нас…
– Да, – понимающе протянул Пилипенко. – А как думаешь, что будет с этой революцией?
– Да как обычно. Отстреляют этого пингвина императорского, как его… Альфредо Стресснера, а потом войдём мы. Генералы начнут метаться, кому бы побыстрее сдаться. Из страны побегут денежные мешки, а в США газеты поднимут вой про исключительно демократичный режим убитого гориллы.
– А этот Сильва, он тебе как? По-моему, такой же пингвин, как и Стресснер.
– Фил, а ты не знаешь, что сразу после всякой революции требуется принять ряд очень непопулярных и сомнительных мер? Например, отстрелять всяких либералов и демократов. И кто это должен сделать? Мы? А оно нам надо? Вот для таких дел и назначают подобных уродов.
– Блин… а я то думал, что у нас там все с ума посходили, такого гориллу во власть. А кто его сменит?
– Смотри внимательно за его окружением. Кто больше всех работает и меньше всех говорит и светится. Вот он-то и станет настоящим вождём после того, когда пуля подлого убийцы завалит народного вождя Мануэля да Сильва.
После восхода солнца радиолокационные станции ПВО передали информацию о том, что границу с Бразилией пересекли несколько десятков воздушных целей. Цели – скоростные, маневрирующие. После этого связь со станциями прекратилась. На радары ПВО обрушились противорадиолокационные ракеты, и от локаторов американского производства (все равно менять) остались лишь фундаменты. Над столичным военным аэродромом прошла тройка Ил-28, и на бетонированную полосу обрушились огромные бетонобойные бомбы, расколов её на пять полос поменьше. Взлететь с них реактивным истребителям стало невозможно. Ярко-синее небо исполосовали шрамы инверсионных следов реактивных истребителей, которые начали патрулирование своих зон ответственности. Изредка то одна, то другая пара спускались на малую высоту и, забивая окрестности грохотом, проносилась над правительственными кварталами, внося парализующую панику в ряды мечущейся, как крысы на тонущем корабле, элиты.
- Предыдущая
- 39/56
- Следующая
