Крысолов - Уланов Андрей Андреевич - Страница 17

Диего Раскона хмыкнул и, привстав, закинул подушку в дальний конец койки, под ноги.

– Вина я дважды не предлагаю, – сказал он. – Поэтому вернемся к разговору об офицерском чине. Только на этот раз я жду откровенного разговора.

– Тан капитан, я… и не знаю, как это сказать бы.

– Словами, – подбодрил старшину Диего. – Как получится, так и говори.

– Офицеры, м`тан, они с другой глины леплены.

– Вздор! – грубо произнес маленький тан. – И ты это знаешь, в бою ведь бывал, видел! Кровь красная, кость белая, а если в живот пришлось, то и кишки с дерьмом наружу вываливаются в точности, как у простолюдина. Так в чем разница-то?

Столь крамольного аргумента старшина не ждал.

– Ну-у… читать-писать, опять же, надо. А я только считать, да и то до второй сотни. Жалование у меня, – добавил Фишер, – больше не бывает, хоть в леррах считай, хоть в рислинговских полугрошах, м`тан.

– Два месяца, – сказал маленький тан. – Или меньше. Любой из юнг с радостью займется твоим обучением за, допустим, уроки боя абордажным тесаком. Я видел, как они глазели на ваши поигрушки… ты ведь ножевик, сангибанская школа, верно?

Школа? Джеки вспомнил улочку, дождь, грязь по колено… грязные слова, что выплевывает стоящий перед ним приземистый каррасец… внезапный блеск стали в руке, жгучую боль поперек груди… треск чужого запястья и боль в окровавленных костяшках, разбитых о наглую ухмылку чужака.

– Да какая школа, тан капитан, – смущенно буркнул он. – Школа – это шпаги, рапиры там… трактаты с рисунками. А у нас подворотня да проулок, вот и вся школа.

– Без опыта проулков любой трактат мало чего стоит!

Капитан резко вскинул правую руку вперед и вверх, странно вывернув при этом запястье – и старшина едва не охнул, сообразив, что будь в этой руке настоящая, а не воображаемая шпага, он уже лежал бы на полу, хрипя и булькая на манер Полглотки.

– Это тебе охотно подтвердит любой благородный тан.

– Верно, токо вот… – Фишер замолк.

К его удивлению, Диего Раскона также не стал ничего говорить. Вместо этого капитан «Мстителя» подошел к столу и, взяв циркуль, принялся так и сяк прикладывать его к разложенной карте. Это длилось минуту, вторую… на восьмой старшина все-таки не выдержал:

– Разрешите выйти, тан капитан?

– Нет, – не отрываясь от карты, быстро сказал Раскона. – Я по-прежнему жду.

Стоять и молчать старшина Морской Гвардии Фишер умел хорошо. Но сейчас он столь же хорошо понял, что соревноваться с маленьким таном в упрямстве – занятие проигрышное изначально. И он сдался.

– Ну а если начистоту, м`тан… не дело это, к чужому огню лезть. Сейчас я на своем законном шестке, а нацепи эполет… настоящие-то таны офицеры, из благородных, все одно меня сторониться будут как проклятого, да и мои парни выскочек не очень-то любят. От своих уйду, к чужим не прибьюсь, так зачем оно мне надо? Всю жизнь косые взгляды ловить? А то и вовсе – не понравится какому-нибудь юнцу-моднику, как я шарф буду вывязывать, скаламбурит он, я в рожу заеду, вот и повод к дуэли.

– Аргумент понятен, – маленький тан задумчиво коснулся щеки верхушкой циркуля. – Подай линейку, пожалуйста. На полке рядом с твоей головой.

Пару секунд старшина недоуменно рассматривал указанную полку, безуспешно пытаясь понять, что же имел в виду командир. Затем он кое-что разглядел.

– Этот вот кортик, тан капитан?

– Это в первую очередь штурманская линейка, – весело поправил его Диего. – Хотя орудовать ею в бою тоже удобно. Сразу видишь, сколько дюймов холодной стали отмерил в грудь врага.

– Я предпочитаю всаживать по рукоять, тан капитан.

– Тоже вариант.

Раскона несколько раз перебросил ножки циркуля вдоль «кортика». Полученный результат явно пришелся ему по душе – маленький тан принялся насвистывать.

– Насчет «сторониться как проклятого», Джеки. Есть одна притча… впрочем, какая притча, – поправился Диего, – просто история из жизни. Моей. Сядь на койку.

– С вашего позволения, тан капитан, я лучше постою.

– Тогда сядь на пол.

– Слушаюсь!

– Четыре месяца назад, – начал Раскона, – моему мастеру, тану Муэрия, было поручено расследование смерти ги Коразиа, одного из королевских ювелирных инспекторов. Знаешь, кто это, старшина? Нет, не слышал прежде? Это люди, через руки которых проходит почти все заморское золото, камни, серебро. Именно они проводят окончательную оценку всех этих богатств. Большая ответственность… и чудовищный соблазн, так что глава казначейства нервничает, когда с одним из инспекторов происходит нечто странное. Даже когда это странное выглядит естественнейшим образом.

Маленький тан отложил в сторону инструменты, выпрямился и, ловко поднырнув под орудийный ствол, встал у распахнутого настежь окна.

– Тану Антонио ги Коразиа было шестьдесят два, и умер он прямо за своим столом. Сердце… по крайней мере, так определил причину его смерти консилиум из пяти лучших врачей Дариса. Окно в кабинете было заперто, за дверью, в приемной, неотлучно находились два секретаря и стражники, чья преданность не вызывала сомнений, все охранные контуры были нетронуты. Ни малейшего повода для подозрений… и потому никто не стал затягивать с похоронами. У них там поверье на этот счет…

– Есть такое, слыхал, – живо подтвердил Фишер. – А все почему? Дарис – город жаркий! Я знал парня, что лавку там держал, так он рассказывал: мол, рыба протухает, едва на прилавок выставишь. С покойниками, небось, та же проблема, тан капитан.

Раскона улыбнулся.

– Как мы ни спешили, – продолжил он, – но прибыли в Дарис только на второй день после похорон. Разумеется, у нас были все необходимые бумаги: королевский ордер, индульгенция из епископата, разрешения Гильдии Магов… не хватало лишь одной – согласия родных. А оно требуется непременно – хотя еще Фома Гельвиций доказал, что спиритическая магия не требует для работы темной некромантии, но все же… право на загробный покой Высокий Закон оговаривает особо.

Неожиданно для Фишера капитан сел на пол между пушками, прижав к себе ноги, отчего сразу стал похож на наказанного ребенка.

– Их было пятнадцать, – сказал он. – Все семейство Антонио ги Коразиа. Они как раз собрались на поминальный обед и тут явились мы. С ног до перьев на шляпах покрытые толстым слоем дорожной пыли, насквозь пропитанные конским потом…

…и со стертой до кости задницей, подумал Фишер, вспоминая свой первый и, хвала Великому Огню, единственный заезд в роли курьера.

– …и с крайне похожей на требование просьбой: совершить кощунственное надругательство над прахом их свежеоплаканного родича. В какой-то момент мне показалось, что сейчас они прикажут лакеям взять палки… но нет. Нас даже позвали к столу, и клянусь, – Диего опустил голову, вжимаясь подбородком в колени, – я тогда был в сто раз незаметнее, чем сейчас!

– Могу представить, м`тан, – хмыкнул Фишер, – как они были вам рады-то.

– Не будь у нас надежной защиты от сглаза, – выпрямляясь, произнес капитан, – в тот день и час у казначейства появились бы еще два повода для расследования. Хоть среди ги Коразиа и не было сильных магов, но когда пятнадцать человек хором думают: «Чтоб этот кусок встал у тебя поперек горла!», как бы ни был голоден, поневоле начнешь отрезать себе очень маленькие кусочки… и что в этом смешного?

– Ничего, тан капитан.

– Тогда чему, – вкрадчиво спросил Диего, – ты так разулыбался?

– Виноват!

– А все-таки… чему?

– Припомнил дисциплинарную яму, – признался Фишер. – Дело было в форте Веласко… я влетел туда за драку со старшиной моей тогдашней роты. Гад и мразь… – Джеки скрипнул зубами, – пообещал, что бой будет честным, а когда я начистил его наглую морду об стену казармы, подлый урод сразу побег кляузничать ун-майору Хорну. Я тогда был лишь рядовым, вот и заполучил… тридцать плетей и две недели ямы. Сидело нас там две дюжины, а вся еда, – старшина тяжело вздохнул, – ведро похлебки. Надзиратель спускал его с утра, потом устраивался в стороне и начинал жрать колбасу. Кровяную. Можете представить, как мы желали ему подавиться этой колбасой!