Царство Флоры - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/69
- Следующая
— Хорошо, взглянем. Только вы, пожалуйста, заезжайте за мной.
— Куда же это?
— В Старогрязново — на Клязьме. Это относительно недалеко от моей деревеньки. Я тут заканчиваю… почти уже закончил работу. И мы сможем вместе поехать ко мне. С магистрального шоссе поворот направо сразу после указателя «К яхт-клубу». Вы там увидите — мощенная плиткой дорога и фонари такие круглые финские по обочине. На шлагбауме скажите, что в шестое владение, ко мне. С нетерпением жду вас, спасибо.
Ту-ту-ту — отбой. Колосов ошеломленно глянул на телефон. Во «блатной» дает! Великие пираты, да такой наглости… «Заезжайте за мной в Старогрязново на Клязьму». Да тут крюк по Окружной почти сорок километров!
И послать наглеца подальше возможности нет — поручение шефа, а тот сам, как на блесне, повис на этом чертовом звонке из приемной замминистра. Колосов сел за руль. Вот и решайся на доброе дело в пивном порыве благородства.
Оперов своих в Старогрязново он с собой, естественно, не потащил. Оставил добиваться результатов в поселке. Увы, и на этот раз домовый обход жителей Больших Глин не дал никаких новостей. Все изображали из себя глухонемых и слепых.
Одно лишь порадовало — до Клязьминского водохранилища, до того самого указателя «К яхт-клубу» доехал он опять-таки без особых приключений и бдения в пробках. Это на подступах к столице на дорогах смертоубийство, война без правил, а чуть отъедешь подалее, все вроде по старинке катится на своих привычных неспешных российских салазках.
Следуя по указателю, нужный поворот он, однако, едва не пропустил. Неприметным оказался, словно лесная просека. Под колеса, шурша, ложилась уже не раздолбанная бетонка, а нечто покруче, выложенное европейской плиткой. Вдоль обочины были действительно понатыканы матовые круглые фонари. Потом возникла преграда — шлагбаум.
— К кому? Зачем? — неласково спросили окружившие машину охранники, смахивающие опять-таки на европолицейских дизайном обмундирования.
— В шестое к Балмашову, — буркнул Колосов.
— Звонили, проезжайте. Прямо и направо, потом опять направо.
За шлагбаумом рос чахлый березнячок, а сразу за ним открылся берег, синяя вода в сиянии солнца и виллы, какие можно увидеть только в каталоге дорогой недвижимости. Нет, в таких заповедниках Колосов еще не бывал, хотя и работал давно, и родное Подмосковье знал как свои пять пальцев.
Он свернул направо и въехал в открытые охранниками ворота. Огромный дом в немецком стиле стоял в глубине, за цветниками, почти у самой воды. Ломаная крыша, увесистые дубовые стропила и балки, фундамент, отделанный серым горным булыжником, — все могучее, выстроенное на века, тяжеловесное. Участок превышал по площади тот, в Больших Глинах, примерно раз в тридцать. Но и он был гол и открыт ветрам и солнцу. Деревца в аллеях были еще молодые и тощие — когда еще вырастут, поднимутся, наберут силу, дадут прохладу и тень.
Сбоку к дому было пристроено еще одно помещение, совершенно несоответствующее первоначальному «альпийскому» стилю — нечто вроде террасы из стальных конструкций и прозрачного пластика. Такие архитектурные «довески» имеют порой рестораны.
— Вам сюда, вас тут ждут, — указал Колосову на это строение охранник.
Это было что-то вроде оранжереи или зимнего сада. Но понял это Колосов, лишь когда подошел совсем близко, проследовав мимо клумб и куртин, заполненных синими, желтыми, розовыми и фиолетовыми цветами, названий которых он знать не знал. Цветник был красив — гораздо красивее и этого голого двора, и помпезного дома, такого немецкого и чужеродного на берегах старушки Клязьмы. Цветы на клумбах были подобраны с удивительным вкусом — цвета плавно переходили друг в друга, создавая впечатление причудливого рисунка.
Пластиковые автоматические двери оранжереи открылись, и на Колосова дохнуло душной влажностью. Рубашка мигом прилипла к спине.
— Вы? Очень хорошо, просто отлично. Пропустили вас сюда без задержек?
Из-за солнечного света, бившего сквозь огромные окна и стеклянную крышу, Колосов на секунду ослеп. «Неужели он тут живет, этот «блатной»? Неужели это все его?»
— Я попросил, чтобы вас пропустили ко мне беспрепятственно.
Балмашов шел ему навстречу — белое пятно на фоне солнечных витражей и зелени. Колосов достал из кармана куртки темные очки — так-то лучше. И разглядеть можно собеседника. Белые брюки, белая вязаная кофта с засученными рукавами. Слишком большой, бабский вырез на полгруди, прикрытый намотанным на шею белым льняным шарфом. Белые мокасины. Как тени, следовали за Балмашовым двое рабочих в синих комбинезонах: китайцы. У обоих руки были заняты горшками с какой-то флорой, похожей то ли на мох, то ли на разноцветные лишайники.
— Привет, привет, — хмыкнул Колосов. — Недурной денек выдался. Ну что, прокатимся на место покушения?
Балмашов смотрел на него оценивающе, словно примерялся к чему-то. Убрал со лба упавшие волосы, кивнул:
— Сейчас поедем, только здесь вот закончу. — Он обернулся к китайцам и быстро сказал им что-то… по-французски.
Где, скажите, в Подмосковье изъясняются с гастарбайтерами на языке Вольтера и Расина? Колосов аж сдернул черные очки. Оранжерея… Она была большой и душной, заставленной, засаженной тропическими растениями. Но не это главное — главным было огромное южное окно, возле которого стояли алюминиевые стремянки. И вот его, это окно, точно бархатистый занавес, закрывало почти до половины гигантское панно, собранное, скомпонованное опять же из растений изумрудного, темно-зеленого, болотного, пепельного и малахитового оттенков. У Колосова дух захватило — он внезапно увидел, каким многообразным, сочным, волшебным может выглядеть самый обычный зеленый — цвет травы, цвет листьев.
— Что это вы делаете? Вот это? — спросил он.
— Нравится?
Колосов кивнул, наблюдая, как китаец, получивший указание по-французски, по-кошачьи ловко, без рук вскарабкался на самый верх стремянки и начал прилаживать горшки с мхами в самом центре панно, то и дело вопросительно оглядываясь на Балмашова.
— И что это такое будет?
— Так, небольшая безделица, подражание непревзойденным классическим образцам, — ответил Балмашов. — Владелец этого дома заказал инсталляцию в виде зеленой стены.
— Владелец? Разве не вы здесь владелец?
— Я? Да что вы, — улыбнулся Балмашов. — Нет, я тут простой наемник. А хозяин в отъезде. Гурнов — слышали такую фамилию? Наверняка слышали, когда про алюминий или про Куршавель говорят, всегда его, бедного, всуе поминают. А это его подмосковная вотчина.
— А вы его преданный садовник? — саркастически хмыкнул Колосов.
— Я преданный флорист.
— Это что, профессия такая? Вы говорили — художник-оформитель. — Колосов снова хмыкнул. Флорист — это цветовод, что ли? Ботаник-любитель? Только ботаников нам и не хватало для полного счастья. — А домок-теремок сей часом не из Баварии по кирпичику вывезен?
— Почти угадали. Он вообще-то простой такой мужик, Гурнов, с Урала. Университетов не кончал особых, только какую-то финакадемию заочно. Увлекающийся, падкий на всякое такое.
— На что?
— На гламур, на прикид. — Балмашов жестом подозвал второго китайца, бормоча себе под нос: — Нет, тут внизу поставим кохии… Сюда в центр добавим адиантум… венерин волос. И бугенвиллеи. А тут папоротники нужны, сплошные папоротники… Каминный зал себе отгрохал под готику. Кабинет, библиотеку дубом обшил, потом углядел у кого-то на Рублевке колонны из лазурита коринфские. Ну и себе такие заказал, втиснул в готический интерьер. А весной вот был проездом в Париже из Ниццы, увидел там флористическое панно на фасаде Музея Африки, ну и зажелал, как у нас говорится, ой как зажелал! Заказал, не торгуясь. И вот — пожалуйста: делаю, мучаюсь. Точь-в-точь Гурнов хочет себе как в Париже. А точь-в-точь никак не получается. Солнышко наше северное, лето короткое, куда уж тут подражать, тут бы хоть что-то свое соорудить…
— А по-моему, здорово, необычно, — похвалил Колосов. Странно, он даже готов был простить «блатному» его наглую выходку, но… Прощение как-то в горле застревало под взглядом Балмашова — взгляд этот странно тревожил, царапал. Вроде и говорили о сущей ерунде, посмеивались над новорусским богатеем-причудником, а… «Черт, — подумал Колосов. — Вот черт».
- Предыдущая
- 19/69
- Следующая
