Хирург - Герритсен Тесс - Страница 50
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая
Он потянулся к пуговицам ее блузки и замер, заглянув ей в глаза. Ее взгляд, как и учащенное дыхание не оставили никаких сомнений в том, что она хотела именно этого. Блузка медленно распахнулась, обнажив ее плечи. Лифчик мягко опустился на пол. Он расстегнул его с величайшей нежностью, словно освобождал ее груди. Она закрыла глаза и вздохнула с наслаждением, когда он наклонился, чтобы поцеловать их. Это было не насилием, а жестом чрезвычайного почтения и даже благоговения.
И впервые за два года Кэтрин позволила мужчине овладеть ею. Рядом с Муром в постели у нее даже мысли не возникло об Эндрю Капре. Не было ни вспышек страха, ни тяжелых воспоминаний, когда они наконец полностью освободились от одежды и она ощутила тяжесть его тела. Грубый акт, который совершил когда-то другой мужчина, не имел ничего общего с настоящим, и она по-новому ощущала себя. Жестокость – это не секс, а секс еще не любовь. Любовью можно было назвать то чувство, которое она испытала, когда Мур вошел в нее и, обхватив ладонями ее лицо, смотрел ей в глаза.
Она уже забыла, какое наслаждение может дать мужчина, и как будто растворилась в этом мгновении, испытывая небывалую радость, словно впервые в жизни.
Когда она проснулась в его объятиях, было темно. Кэтрин почувствовала, как он привстал, и расслышала его голос:
– Который час?
– Восемь пятнадцать.
– Ого! – Он счастливо расхохотался и завалился на спину. – Даже не верится, что мы проспали полдня. Похоже, я отоспался за целую неделю.
– В последнее время у тебя был дефицит сна.
– А что, заметно?
– Говорю тебе как врач.
– Мы с тобой в чем-то похожи, – сказал он, медленно проводя рукой по ее телу. – Мы оба слишком долго были лишены...
Какое-то время они лежали молча. Потом он тихо спросил:
– Как тебе было?
– Ты хочешь знать, насколько ты хорош как любовник?
– Нет. Я хочу знать, как было тебе. От того, что я к тебе прикоснулся.
Она улыбнулась.
– Хорошо.
– Я ничего не сделал плохого? Не напугал тебя?
– С тобой я чувствовала себя в полной безопасности. Это то, что мне было нужно прежде всего. Ощущение безопасности. Мне кажется, ты единственный мужчина, который смог это понять. Единственный, кто вызвал во мне доверие.
– Некоторым мужчинам все-таки можно доверять, – заметил он.
– Да, но кому именно? Я таких не встречала.
– Этого не узнаешь, пока не столкнешься с трудностями. В тяжелую минуту такой мужчина обязательно окажется рядом.
– Тогда, наверное, мне просто не везло. Я слышала от других женщин, что, как только расскажешь мужчине о том, что с тобой произошло, как только произнесешь слово «изнасилование», он тут же отвернется от тебя. Как от испорченного товара. Мужчины не хотят даже слышать об этом. Они предпочитают молчание признанию. Но молчание опасно. Оно постепенно окутывает тебя, и вскоре ты уже не можешь говорить ни о чем. Вся жизнь становится запретной темой.
– Но так невозможно жить.
– Однако это единственный вариант, иначе останешься одна. Мужчины рядом, пока мы храним молчание. Хотя, пусть даже я и молчу, это все равно живет во мне.
Он поцеловал ее, и в этом простом поцелуе было больше любви, чем в самой пылкой страсти, потому что он последовал за признанием в самом сокровенном.
– Ты останешься у меня на ночь? – прошептала она.
Его теплое дыхание касалось ее волос.
– Если ты позволишь мне пригласить тебя на ужин.
– О, я совсем забыла о том, что надо поесть.
– Вот в чем разница между мужчиной и женщиной. Мужчина никогда не забывает о еде.
Улыбнувшись, она села в постели.
– Тогда приготовь что-нибудь выпить. А я покормлю тебя.
Он приготовил два мартини, и они потягивали коктейли, пока она резала салат и жарила стейки. «Настоящая мужская еда», – думала она с радостью. Мясо с кровью для нового мужчины в ее жизни. Процесс приготовления еды никогда не казался ей таким приятным, как в этот вечер. Мур, улыбаясь, подавал ей соль и перец, а у нее слегка кружилась голова от алкоголя. Она не помнила, когда в последний раз еда казалась ей такой вкусной. У нее было такое чувство, будто ее извлекли из закупоренного сосуда и она впервые в жизни ощутила все богатство запахов и вкусов.
Они ели на кухне, запивая мясо вином. Ее кухня с белым кафелем и белоснежной мебелью вдруг заиграла яркими красками. Здесь были и рубиновый цвет вина, и свежая зелень салата, и голубые цветы на салфетках. И он сидел напротив. Когда-то Мур казался ей бесцветным, как и все мужчины вокруг. Только сейчас она разглядела его по-настоящему, отметив и теплую грубоватую кожу, и паутинку лучистых морщинок возле глаз. Все очаровательные несовершенства прекрасно уживались на его лице.
У нас впереди целая ночь, думала Кэтрин, а более далекая перспектива вызвала у нее счастливую улыбку. Она встала из-за стола и протянула ему руку.
Доктор Цукер остановил видеозапись сеанса, проведенного доктором Полочеком, и повернулся к Муру и Маркетту.
– Это вполне могла быть ложная память. Корделл придумала несуществующий второй голос. Видите ли, в этом и заключается проблема гипноза. Память – подвижная категория. Она может изменяться, переписываться в зависимости от ожиданий. Пациентка шла на сеанс, уже полагая, что у Капры был партнер. И вот, пожалуйста память воспроизвела ее фантазии! Второй голос. Второй мужчина в доме. – Цукер покачал головой. – Это ненадежный источник.
– В пользу того, что был кто-то второй, говорит не только ее память, – заметил Мур. – Наш неизвестный послал срезанные волосы, которые можно было раздобыть только в Саванне.
– Это она говорит, что волосы были срезаны в Саванне, – сказал Маркетт.
– Выходит, вы ей не верите?
– Лейтенант поднимает важный вопрос, – вмешался Цукер. -Мы имеем дело с эмоционально травмированной женщиной. Даже по прошествии двух лет после нападения состояние ее психики может быть нестабильным.
– Она кардиохирург.
– Да, на рабочем месте она ведет себя безупречно. Но она травмирована. Вы сами знаете. Изнасилование оставило свой след.
Мур замолчал, вспоминая самый первый день, когда он увидел Кэтрин. Ее движения были резкими, точными, выверенными. Она была совсем не той беспечной девчонкой, которая проявилась на сеансе гипноза – юная Кэтрин, купающаяся в лучах солнца на пирсе у озера. И вчера ночью эта жизнерадостная молодая Кэтрин вновь ожила в его объятиях. Она слишком долго была замурована в колючем панцире, ожидая освобождения.
– Ну и что мы будем делать с этим гипнозом? – спросил Маркетт.
– Я не хочу утверждать, что она не помнит этого, – ответил Цукер. – Но, знаете, это все равно что сказать ребенку, будто по двору проходил слон. По прошествии времени ребенок настолько сильно уверует в это, что сможет описать и его хобот, и соломинки на его спине, и сломанный бивень. Память становится для него реальностью. Даже если события вовсе не было.
– Но мы не можем и полностью игнорировать ее память, – заявил Мур. – Можно не верить в надежность Корделл как источника информации, но не станете же вы отрицать, что именно она является объектом интереса убийцы. То, что начал Капра, – сначала охота, потом убийство – не доведено до конца. Все продолжается здесь и сейчас.
– Преступник, копирующий почерк? – спросил Маркетт.
– Или партнер, – ответил Мур. – Бывали и такие прецеденты.
Цукер кивнул.
– Да, партнерство среди убийц не такая уж редкость. Как правило, мы считаем серийных убийц волками-одиночками, но до четверти серийных убийств совершаются в паре. Был сообщник у Генри Ли Лукаса. У Кеннета Бьянки. Партнерство во многом облегчает им задачу. Вдвоем легче похитить жертву, подавить ее сопротивление. Коллективная охота всегда эффективнее.
– Волки тоже охотятся вместе, – сказал Мур. – Может, и Капра был такой.
Маркетт взял пульт видеомагнитофона, нажал кнопку обратной перемотки, а потом воспроизведения записи. На телеэкране снова возникла Кэтрин, сидевшая с закрытыми глазами, безвольно положив руки на колени.
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая