Ярость мщения - Герролд Дэвид - Страница 28

• Предыдущая
• 28/125
• Следующая

– Да, объяснил. Ты привел свои доводы. А теперь выслушай меня внимательно. Снимаю приглашение прийти. Я спрошу иначе: испытываешь ли ты помимо перечисленного – всех своих страхов и мнительности – любопытство и желание поучаствовать? Ты по-прежнему не обязан приходить, просто мне хочется знать, что ты чувствуешь. Итак, у тебя есть желание прийти?

– Э… да. Мне любопытно.

– Хорошо. Любопытство – это уже проявление интереса. Наиболее мягкая форма желания.

– О! У вас получается, что я сам захотел.

– Нет, это ты сказал. Говори правду: хочешь прийти?

– Да.

– Хорошо. Все в твоих руках. Можешь сидеть в комнате и перебирать свои доводы, свои страхи, все свои оправдания, объяснения – и лепить конфетки из этого говна до тех пор, пока до смерти не опротивеешь самому себе. А можешь оторвать свою задницу и прийти на круг – что, кстати, тебе и хочется сделать – и открыть для себя истину.

– Я должен ответить прямо сейчас?

– Нет. Я узнаю твой ответ, когда ты там появишься. Или не появишься. Разреши задать тебе один вопрос. Что самое худшее может произойти там с тобой?

– Я могу умереть.

– Когда-нибудь ты все равно умрешь, но твое любопытство останется неудовлетворенным, не так ли?

– Так. – Я поневоле рассмеялся. Пусть Деландро мерзавец, но в очаровании ему отказать нельзя.

– Я знаю, – сказал он, – что ты все еще считаешь меня кем-то вроде главы секты наподобие масонов, верно? – Я подтвердил это кивком. – Ты думаешь, что под личиной моей доброжелательности скрывается чудовище, так?

Трудно выдерживать такой взгляд. Глаза Джейсона блестели.

– Э… верно, – признался я.

– Хочу сказать тебе правду, Джим. – В его голосе звучала неподдельная искренность. – Я – чудовище. По всем человеческим меркам. Я не укладываюсь ни в какие рамки ваших старых предрассудков, и поэтому ты видишь во мне нечто нечеловеческое. Я – угроза. Нет, не для тебя лично, а для того, во что ты веришь. Твой разум настолько отождествляется с предрассудками, что готов уничтожить все грозящее системе твоих верований. То есть меня. Я – чудовище. И я знаю об этом.

А ты знаешь, что сделало меня чудовищем? Тот факт, что я принадлежу к избранным. Большинство людей на планете по-прежнему обречены бороться за выживание. И ради этого они готовы на все. Вот что действительно чудовищно – на что способны люди, лишь бы выжить. Это страшный заговор посредственностей всего мира, неписаная договоренность о том, что человеку достаточно простого выживания. Но его недостаточно, Джим. Для меня этого мало. Я принадлежу к избранным. Я причастен к божественности человека.

Джим, посмотри на меня. Можешь ли ты положа руку на сердце утверждать, что в мире, где ты жил еще вчера, тебя окружали люди, стоящие на следующей ступени эволюции? Или же они просто старались выжить? Скажи, Джим, не увиливай. О чем свидетельствует твой опыт? Пахло ли от твоих сослуживцев божественностью?

– М-м… – Это было тяжко. Мое горло болезненно сжалось. – Там есть очень хорошие люди!

– Я спросил тебя не об этом. Может, они и хорошие люди, но меня интересует их выбор. Чему они посвятили свою жизнь?

– Искоренению хторранского заражения.

– Правильно. Выживанию. – Э…

– Я прав? – Да.

– Подумай об этом, Джим. Относились ли к тебе как к богу на ваших занятиях? Нет. Готов дать руку на отсечение, к тебе даже не относились как к живому существу. Обращались как с машиной, не так ли? Согласись с этим. Тебя оскорбляли, предавали, обманывали, вероятно несколько раз ставили в смертельно опасные ситуации, не удосужившись объяснить, зачем это надо. Тебе просто не позволяли отвечать за самого себя, не разрешали проявить все лучшее, что есть в тебе, не давали жить достойной тебя жизнью.

– Откуда вы это знаете?

– Знаю, потому что они поступают так со всеми. – Он усмехнулся. – Но ты относил это только к себе, не так ли?

В ответ я усмехнулся.

– Разве у других не так?

Наедине можно поиграть в откровенность. Джейсон снова похлопал меня по плечу.

– Нравится тебе или нет, но ты наш гость, Джим, Не будем усложнять себе жизнь. Давай договоримся: ты поживешь здесь некоторое время, присмотришься к нам. Обещаю, никто не обидит тебя и не заставит делать то, чего тебе не хочется. Мы будем относиться к тебе с такой любовью, на какую только способны.

– Но уйти я не смогу. Джейсон погрустнел.

– При других обстоятельствах я бы не задерживал тебя ни минуты. Если бы знал, что ты действительно хочешь уйти. И не сомневался бы, что ты не предашь. Но лагерь должен продержаться здесь еще некоторое время, а мы оба знаем, что ты сразу же вернешься сюда с вертушками и огнеметами, и это только подтвердит мои слова о твоем армейском стиле мышления, направленном исключительно на выживание. Однако я тоже несу ответственность – за выживание всего Племени. Поэтому мы не можем отпустить тебя ни прямо сейчас, ни до тех пор, пока не будем готовы к перебазированию. Когда лагерь уйдет отсюда, ты сможешь выбрать: остаться с нами или вернуться в свое прежнее состояние.

– Долго мне придется ждать? – поинтересовался я. Джейсон немного подумал.

– Два, может быть, три месяца. Времени более чем достаточно, чтобы разобраться в наших делах.

Я тоже подумал – и нахмурился.

– Не нравится, да? – спросил Джейсон. – Ты по-прежнему видишь во мне обманщика, верно?

– Мысли вы тоже читаете? – в сердцах огрызнулся я, но долго злиться на Джейсона было трудно.

– Некоторым образом. Кроме того, прочесть твои не составляет труда.

Он улыбнулся. Любые слова ему удавалось обращать в дружескую шутку.

– Я хочу знать все о червях. – Наконец-то я добрался до главного.

– Знаю, – ответил Деландро. – Я видел, как ты глядел на них. – Его взгляд на мгновение обратился куда-то вдаль, потом снова сосредоточился на мне. – Джим, вот что я тебе предлагаю. Испытай меня. Себя испытай. Воспользуйся случаем, чтобы понять, чего ты хочешь на самом деле. Речь идет о нашей человечности, Джим. Твоей, моей – всех нас.

– При чем здесь хторры?

– Они – тоже ее часть.

– Не вижу в этом смысла.

– Знаю, что не видишь. Это нормально. Пока тебе достаточно понять только одно: здесь сосредоточено невероятно огромное количество любви. Откройся ей. Если ты впустишь в себя любовь, придут и другие ответы.

Он изучал мое лицо с интересом, даже с состраданием и преданностью. Он был полностью на моей стороне.

Его рука по-прежнему лежала на моем плече. Я не стал больше сдерживать себя – тоже поднял руку, положил ему на плечо и ответно заглянул в глаза. Мы смотрели друг на друга так долго, что время замерло. Мы становились частью друг друга. Я почувствовал, что исчезаю. Растворяюсь в Джейсоне. Глаза мои наполнились слезами. Я хотел верить этому человеку. И вдруг ощутил, что он действительно любит меня. Захотелось отдаться нарастающему во мне чувству.

И оно пришло: началось с покалывания в паху, взвилось, как пламя, по позвоночнику, разрослось вширь и прорвалось слезами.

Джейсон обнял меня и дал выплакаться.

А когда я успокоился, он вытер мои слезы своим носовым платком, улыбнулся и дружески поцеловал меня.

– Я знаю правду о тебе, Джим. Она ничем не отличается от правды про каждого из нас. Все вы действительно готовы пожертвовать собой. Все, чего вы в действительности хотите, – это любить и быть любимыми. Вот и я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. Мы все любим тебя. Испытай нас. Убедись, что это правда. Ибо мы знаем, что, несмотря на весь внешний мусор, ты тоже хочешь любить нас.

Я кивнул. Он прав. Все, чего я хотел, – это быть частицей настоящей семьи. Я поблагодарил его, а потом, повинуясь импульсу, схватил и обнял. Крепко.

– Спасибо, – сказал Деландро.

Я вернулся в свою комнату смущенный. Чувствовал себя прекрасно. И чувствовал себя ужасно. Мысли перепутались. Я здесь сойду с ума. Что со мной происходит? Я любил Джейсона и ненавидел – он заставил меня полюбить его.

Хторране – мои враги.

• Предыдущая
• 28/125
• Следующая