Адриан Моул и оружие массового поражения - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 31

Тут трубку отобрала мама, рядом толкался отец. Я вышел в прихожую, сел на лестнице. Нет ужаснее зрелища, чем плачущие родители-старики. Прихожая была забита ящиками и коробками. Кровать, на которой я спал с детства, разобранной стояла у стены.

Я разогревал рождественский соус, когда на мобильник позвонил Гленн. Его отправляют на Кипр. Спросил, смогу ли повидать его перед отъездом, он ответил, что ничего не выйдет – они выступают на рассвете. Формулировка мне совсем не понравилась, в ней крылся очевидный намек на неотложность и опасность. У меня засосало под ложечкой от страха за Гленна. Стараясь говорить как ни в чем не бывало, я спросил, получил ли он мой рождественский подарок.

После небольшой заминки Гленн пробормотал:

– Да, пап, спасибо. Именно это я и хотел.

Все-таки он очень добрый мальчик. И я не стану сердиться на него за эту ложь. Грустная правда, дорогой дневник, заключается в том, что я забыл послать ему подарок. И ответственность за эту свою непростительную оплошность я решил перевалить на почтовые службы.

Когда я сказал родителям, что Гленн отправляется за границу, мама побледнела точно смерть.

– Только не в Ирак!

Я постарался ее успокоить: Гленну всего семнадцать, он слишком молод для Ирака, а вот для Кипра в самый раз. Однако, дорогой дневник, мне крайне тревожно от мысли, что мальчика отправляют за пределы страны, когда мир пребывает в смятении.

В 5 часов мы почтили минутой молчания память пса, в убийстве которого год назад, ровно в это же время, обвинили меня.

Когда минута закончилась, я опять повторил:

– Не давал я псу кость от индейки!

И опять мне никто не поверил.

Мама вышла в сад и возложила на могилу пса букетик молочая. Когда она вернулась, отец протянул ей кухонное полотенце вытереть слезы.

Он обнял ее:

– Хочешь, чтобы я перезахоронил его на новом месте, когда мы переедем?

– Нет, – ответила мама. – Он так любил резвиться в нашем саду и сдергивать белье с веревки.

Они нежно улыбнулись друг другу, но я-то помню, как разъярился отец, когда пес стянул с веревки его лучшие джинсы и хорошенько извозюкал в грязи.

Съев кусок рождественского «полена» и расколов несколько орехов со скорлупой потоньше, я решил вернуться к себе. Родители уселись перед телевизором смотреть видеозапись Рождества-2001: бесконечное соло на ударных в исполнении Уильяма. Удивительно, но оглушительный грохот их совсем не раздражал.

Четверг, 26 декабря

День коробочек.

Проснулся в приподнятом настроении, но никак не мог сообразить, чему же я радуюсь. Потом вспомнил – сегодня я встречаюсь с Георгиной Крокус.

Бесит меня эта привычка Маргаритки выскакивать навстречу, стоит только припарковаться. Я люблю побыть наедине с собой, собраться с мыслями перед тем, как войти в чужой дом.

Маргаритка помахала у нас над головами веточкой омелы и чмокнула меня в щеку. На ней было платье с пышной юбкой и блестками, более подходившее к передаче «Пойдем потанцуем», чем к обеду в день подарков.

Сумел сесть рядом с Георгиной, вся в черном она выглядела дико элегантно. Георгина спросила, как прошло Рождество. Полная жуть, ответил я.

– Ну вряд ли хуже, чем здесь, – сказала она. – Гортензия угодила волосами в чесночный соус, который перемешивала мама. А папа напился своего дурацкого глинтвейна и давай рыдать из-за мамы и Роджера Мидлтона.

Нетта Крокус пустила по кругу блюдо с домашним печеньем.

– Тяжко смотреть, как с ним расправляются, – посетовала она. – Чтобы его приготовить, я целый месяц трудилась по ночам.

Разумеется, я вытянул печенье с именем Маргаритки. Внутри оказалось пластмассовое колечко с безвкусной имитацией рубина. Маргаритка захотела, чтобы я надел кольцо на безымянный палец ее левой руки.

Когда я исполнил ее прихоть, она взвизгнула:

– Гляньте, родичи мои, гляньте, родичи мои, обручена навеки я!

Господи, как же мы смеялись.

– Не сомневаюсь, – сказала Нетта, – Адриан купит тебе что-нибудь поистине роскошное, как только откроются ювелирные магазины. Думаю, тебе подойдет крупная гроздь бриллиантов, Магги.

Тут-то я и понял, что Маргаритка не сообщила об отмене нашей помолвки.

А затем со мной произошло нечто очень странное. Я будто отделился от тела и парил над столом. Голоса звучали так, словно доносились издалека.

Сейчас, сидя в тиши своего лофта, я понимаю, что всю вторую половину дня провел в полной прострации. Если бы Георгина не держала мою руку под столом, я вполне мог сорваться. Я похож на человека, упавшего в яму с зерном, – чем энергичнее он перебирает ногами, пытаясь выбраться, тем глубже его засасывает.

Пятница, 27 декабря

Сегодня родители переехали в поле, продуваемое всеми ветрами, точнее, в самый дальний угол этого поля. Теперь их адрес выглядит так Свинарники, Нижнее поле, Дальняя просека, Мэнголд-Парва, Лестершир. Большая часть мебели и вещей сдана на хранение, хотя, если быть честным до конца, дорогой дневник, к мебели следовало проявить милосердие и сжечь ее дотла, избавив от дальнейших мучений.

Воюя с северо-восточным ветром, мы натянули палатку. Темнота опустилась задолго до того, как в слякотную землю был вбит последний колышек. Мы сидели в кузове трейлера с новым щенком, а мама готовила чай на походной газовой плите. Вокруг машины завывал и стонал ветер, нас раскачивало так, будто мы находились в открытом океане.

Мне не хотелось оставлять их там, и я чуть было не предложил им пожить у меня, по крайней мере до тех пор, пока не закончится реконструкция хотя бы одного свинарника. Но вовремя вспомнил, сколь шумно ведет себя в туалете отец, и прикусил язык.

Когда я тащился по полю к машине, оставленной на темной просеке, меня вдруг охватила тоска. У отца хотя бы есть мама, а у мамы – отец, со мной же рядом нет никого, с кем бы я мог разделить свои тревоги.

Суббота, 28 декабря

У нас началась распродажа. Мистер Карлтон-Хейес сообщил, что в Рождество он серьезно побеседовал с Лесли и теперь твердо намерен реализовать все мои инновации.

Мне присвоят титул «менеджер» и очертят круг обязанностей: заказывать новые книги, разбираться с жалобами, организовывать читательские клубы, закупать кофе-машины и посуду, устанавливать компьютеры и выходить в сеть. Перемены будут вводиться постепенно, поскольку мы не хотим отпугнуть постоянных покупателей, которые все время восхищаются нашей «непохожей на другие магазины» книжной лавкой.

Мистер Карлтон-Хейес займется оценкой книг, банковскими операциями, выдачей зарплаты, ремонтом и переплетом книг. В часы пик мы будем сменять друг друга на кассе. В придачу мы планируем открыть туалет для посетителей и переставить стеллажи, чтобы поместилось побольше мебели.

Мистер Карлтон-Хейес ничего не сказал про повышение моего оклада, но полагаю, это простая забывчивость.

Зашла пожилая женщина с брошкой в виде кроличьей лапки и пожаловалась, что я продал ей книгу «На игле» Ирвинга Уэлша в качестве рождественского подарка для ее 76-летнего мужа, который интересуется иглоукалыванием.

– Одни помои да шотландские словечки. Когда муж прочел эту книгу, ему пришлось удвоить дозу таблеток от давления.

Обменял Уэлша на «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи.

Воскресенье, 29 декабря

Утром позвонил Умник Хендерсон, помешав прослушать краткое изложение предыдущей серии «Арчеров». Он слышал, что я связан с лестерским обществом «Мадригал», и поинтересовался, нельзя ли ему вступить в него. Продиктовал ему телефон Майкла Крокуса.

Я спросил, удалось ли ему выпутаться из истории с грилем, некстати подаренным мисс Фоссингтон-Гор. Оказалось, Умник Хендерсон обменял гриль на соковыжималку

Ему хотелось обсудить ситуацию в Ираке. Еще один Фома неверующий – в том, что касается иракского оружия массового поражения. Я оборвал его, сказав, что на плите кофе закипает, да к тому же лебеди за окном устроили такой гвалт, что я с трудом мог разобрать, что он говорит.