Робин Гуд - Гершензон Михаил Абрамович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая

Билль Статли, и Мук, и Робин, точно сговорившись, перевели взгляд с пожелтевшего пергамента на вечерние облачка — золотые кораблики, скользившие в вышине по вершинам дубов.

— «…Каждую неделю, от праздника святого Михаила до первого августа, Джон Литтль должен работать в течение трех дней ту работу, какая будет ему приказана…»

— Мы работали на господина по понедельникам, вторникам и средам, — задумчиво сказал Билль Статли.

— «…Если ему будет приказано молотить, то за один рабочий день Джон Литтль должен обмолотить двадцать четыре снопа пшеницы или ржи или тридцать снопов ячменя…»

— Вот и у нас было тридцать, — кивнул молодой Мук.

— «…А при расчистке старой канавы он должен прокопать ров длиной в одну роду… Джон Литтль должен собрать за один рабочий день две связки хвороста и пятнадцать связок терновника. Он должен вспахивать каждую неделю, от праздника святого Михаила до первого августа, по одной полосе совместной плуговой запряжкой с другими вилланами».

Облачка в небе вспыхнули малиновым огнём. С каждой строчкой новые и новые повинности обрушивались на несчастного виллана. Они оплетали его со всех сторон бесконечной паутиной.

Каждое слово напоминало стрелкам о кабале, от которой они бежали в леса, и все выше и выше поднималось небо над избушкой отшельника, и привольнее шумели тронутые багрянцем вершины деревьев.

Никто не заметил, как Маленький Джон, порывшись за пазухой, вытащил оттуда измятый, пропитанный пОтом клочок пергамента.

— «…В обычные же сенокосные дни, — читал фриар Тук, — он получает столько сена, сколько может поднять на рукоятке косы, так, чтобы коса не коснулась земли…»

Тут Маленький Джон швырнул на стол свою грамоту.

— А ну-ка, святой отец, проверь, не сойдутся ли мои зубцы с твоими!

Десяток широких ладоней сразу притиснул обе полосы пергамента к столу.

Зубцы свитков сдвинулись и сошлись вместе так точно, будто нож только что раскроил грамоту на две половины.

— «…Джон Литтль держит одну виргату земли от Рамзейского монастыря…» — эту строку прочёл отец Тук на клочке пергамента, брошенном на стол Маленьким Джоном. Он поперхнулся от изумления и вытаращил свои маленькие глаза на стрелка.

— Ну-ка, приглядись, фриар Тук, правда ли это, что твой Джон Литтль был на голову выше меня? И в плечах пошире?

— А… а… а, пожалуй, что я и приврал, — отирая со лба пот, пробормотал отец Тук, и дружный хохот покрыл его слова.

Робин Гуд налил полный ковш и поднял его высоко над головой.

— За весёлый Шервудский лес! — воскликнул он. — За королевских оленей и наши меткие стрелы! За тридцать девять моих молодцов и за сорокового — фриара Тука!

Но фриар Тук решительно затряс головой.

— Погодите пить за фриара Тука, — сказал он. — Я не могу сейчас вступить в дружину. Честный человек должен держать свои обеты. У меня есть ещё должок перед святым Кесбертом, и, пока я не расплачусь с этим долгом, я над собой не волен.

Робин Гуд насупился и с досадой посмотрел на отца Тука.

— Какой же это обет ты дал святому Кесберту? Отправиться в святую землю защищать гроб господень?

— Нет, Робин, до гроба господня посуху не пройдёшь, а морем — какой корабль выдержит тяжесть такого брюха? Я поклялся святым Кесбертом отправиться в Ноттингем на состязание лучников и доказать всему свету, что лук в руках хорошего монаха посылает стрелы в мишень нисколько не хуже, чем в руках королевских стрелков. Состязание начнётся в пятницу, так что нынче ночью мне нужно пуститься в путь.

Робин Гуд ухмыльнулся, покручивая ус. Он кивнул головой.

— Такие обеты мы уважаем, фриар Тук. Такие клятвы нужно держать твёрдо. Но только, сдаётся мне, но в обиде будет святой Кесберт, если вместо тебя в Ноттингем отправится Маленький Джон. Ведь он ещё не расплатился с тобой за стог сена, который с твоей помощью унёс с заливных лугов.

Тут Робин подмигнул Маленькому Джону; тот поднял свой лук, натянул и спустил тетиву. Тетива пела.

— Клянусь святым Кесбертом, — воскликнул стрелок, — я заплачу твой долг сполна, фриар Тук! Дай мне стрелу из твоего колчана.

Отец Тук не заставил себя долго упрашивать. С притворным вздохом он протянул Маленькому Джону сплетённый из ивовых прутьев колчан. Тот вытащил стрелу и внимательно взвесил её на ладони. Потом сунул её обратно в колчан и выбрал другую, потяжелее. Широкий железный наконечник блеснул, как остро отточенный нож.

— Хороша, — сказал Маленький Джон, — пряма и устойчива на ветру. — Он сравнил с нею стрелу из своего колчана. — Можно подумать, что их делал один стрельник. Не хромой ли стрельник из Трента?

— Он самый. Кто же ещё умеет сделать такую стрелу? Но у тебя теперь две одинаковые. Смотри же не спутай, помни, какая из них моя.

— Не беспокойся, фриар, святой Кесберт будет доволен.

Робин Гуд поднёс к губам свой рог. Трижды протрубил рог. И не успел ещё звук его затихнуть в глубине леса, весёлая вольница собралась перед домом отшельника. Дружным криком приветствовали стрелки нового соратника — фриара Тука. Потом, рассыпавшись по чаще, двинулись к Шервудскому лесу.

По лесной тропе шли только Робин, отец Тук и Маленький Джон, а впереди них, широкой грудью раздвигая орешник, трусили псы святого отца.

Теперь кончилось время шуток. Робин Гуд толковал с друзьями о серьёзных делах. Он говорил о том, что шериф ноттингемский все теснее смыкает кольцо вокруг горсти отважных стрелков.

— Мы можем уйти в Линдхерстский лес, — говорил Робин. — Но что в этом толку? Нас только четыре десятка. А рабов в весёлой Англии…

Он не кончил фразы и некоторое время шёл молча. Потом тряхнул головой.

— Ступай, ступай в Ноттингем, Маленький Джон, — сказал он вдруг. — Постарайся разведать, что замышляют наши враги. Мы должны знать наперёд, откуда грозит нам удар. Я подниму вилланов в Сайлсе и в Вордене. А пока… пока мы должны беречь наши силы, потому что во всей весёлой Англии — только четыре десятка свободных людей, только четыре, только четыре десятка…

Верхушки дубов и каштанов ловили ещё последние лучи солнца, но в лесу уже было темно.

Чьё-то длинное тощее тело болталось на виселице, вертясь веретеном под резкими ударами ветра. На перекладине, охорашиваясь, чистила клюв ворона.

Маленький Джон крепче сжал лук в руке и, стиснув зубы, чтоб не вдыхать отравленный воздух, пустился бежать. Он едва касался земли, спеша уйти подальше. Когда сердце гулко застучало о ребра, он раскрыл рот и глубоко вздохнул. Запах смерти остался позади.

Вторая виселица ждала своей жертвы. Ветер раскачивал верёвочную петлю. Красное, истерзанное вороньём тело болталось под третьим глаголем.

А вот и четвёртый и пятый…

Это значит, что близко Ноттингем.

Упряжка из восьми волов протащила по дороге перевёрнутый лемехом кверху тяжёлый плуг.

Повозка горшечника прогромыхала навстречу.

— На праздник, стрелок? — окликнул Джона возница. — Торопись, народ собирается.

У северных ворот посреди поля возвышался ступенчатый помост для шерифа и знатных горожан.

Несмотря на ранний час, толпа простолюдинов широким кольцом окружала уже стрельбище. По случаю праздника святого Андрея ремесленный и торговый люд отдыхал от трудов.

Крестьяне из соседних деревень спешили к городским стенам посмотреть на весёлое состязание. В этот день они были свободны от барщины и не смели работать на своей земле.

У коновязи, позванивая цепями, лениво жевали овёс низкорослые лошадёнки. Вокруг повозки мясника собрались лучники, прибывшие на праздник.

Свесив ноги с повозки, мясник о чём-то спорил с ними.

Маленький Джон узнал среди лучников Чёрного Билля, лесничего Бернисдэльских лесов. Встреча со старым знакомым не сулила ничего хорошего. И Маленький Джон остановился поодаль, облокотившись на коновязь. Опытным глазом он осмотрел своих соперников, а затем их оружие.

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая