Блин и неуловимые киллеры - Некрасов Евгений Львович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/34
• Следующая

Сколько раз Блинков-младший убеждался в справедливости мудрой мысли: НЕТ ПРОРОКА В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ! Попросту говоря, своим фиг что докажешь.

Вот начинаешь ты дело, в которое никто, кроме тебя, не верит. Ирка говорит: «Митек, откуда ты взял, что Никита, типа, тонет?», а мама: «У меня нет времени расследовать каждый выстрел в Москве». Только папа ничего такого не говорит, даже помогает, но видно по лицу: он согласен с мамой.

Ладно. Ты идешь и находишь пулю. Хоть кто-нибудь признал твою правоту? Хоть кто-нибудь тебя похвалил?! Фигушки! У Пал Петровича рот до ушей, но при этом он смотрит на маму, а ты вроде ни при чем. Похоже, эксперт считает, что пулю нашла она и дала тебе до лаборатории донести. Как в детстве, когда собирали грибы, и взрослые добавляли к твоим сыроежкам два-три своих белых. А мама? Она, конечно, не думает примазываться к твоей славе, но и ничего не объясняет Пал Петровичу. Ей просто не до тебя.

И пяти минут не проходит, как вы с Иркой снова стоите у прозрачной будки прапорщика, причем отвела вас не мама, а незнакомый молодой человек. Повторяется процедура с металлодетектором. На этот раз ты заранее вынимаешь из карманов нож и ключи, и он тебя пропускает без возражений. Ты выходишь на улицу, по щекам ударяет холодный ветер со снежной крупой…

И только тогда ты окончательно понимаешь, что дело твое увели!!!

Большие, уверенные, обученные всему на свете. Увели.

У них невероятные возможности. Однажды маме понадобилось прочесать лес, и ей дали полк! А у тебя? Ирка, которой больше нравится мирить по телеку Майка и Элисон, чем заниматься оперативной работой. И ОНИ. У тебя. Увели.

Самое печальное – то, что без них не обойтись. Найдешь улику – нужна экспертиза, а все лаборатории оккупировали взрослые. Ладно, обойдешься без экспертизы, одним умом, и выйдешь на преступника. Нужно его задержать, но как, если оружие опять же у взрослых?! Допустим, задержишь его без оружия. Проявишь героизм и задержишь. Но куда его девать-то?! Хочешь, не хочешь, а надо вызвать спецслужбы. Приедет на все готовенькое какой-нибудь лейтенант и увезет твоего преступничка. Хорошо, если спасибо сказать не забудет. А о том, чтобы самому допросить задержанного и расколоть, и не мечтай!

Бесправная жизнь.

– А кто такой этот подполковник Иванченко? – спросила Ирка. Нельзя сказать, что она выглядела огорченной.

Блинков-младший хотел ответить, но не смог выговорить даже «Не знаю». Губы кривились и плясали.

– Митек! Алле, гараж! Ты что, из-за такого пустяка расстроился?!

– Нет, – справился с собой Блинков-младший. – Чего тут расстраиваться? Наоборот, горжусь, что помог контрразведке. Как в песне про коричневую пуговку: «Начальнику заставы за это орден дали, а нашему Алешке – почет, почет, почет». Мордой по батарее.

Ирка положила теплые ладони на его захолодевшие, мокрые от снега щеки, потянулась губами. У Блинкова-младшего замерло сердце. И тут прохожая тетка в вязаной шапочке сообщила, что они стоят у контрразведки. По ее мнению, целоваться у контрразведки было верхом бесстыдства. А другая тетка заметила, что целоваться – вообще бесстыдство, и контрразведка тут совершенно ни при чем. Поблизости был гастроном, и прохожих теток хватало. Они шли в обе стороны редкими цепочками.

– Поедем в библиотеку, – сказала Ирка.

Блинков-младший не стал уточнять, зачем.

Иногда Ирка его чмокала – в таких случаях, как сейчас, для бодрости. (А потом говорила какую-нибудь гадость, чтобы Митек не воображал.) Но это делалось между прочим. Они еще никуда не ездили специально, чтобы целоваться.

По дороге к метро Блинков-младший чего только не передумал. От Ирки пахло приятно и сильно – наверное, растаявший на коже снег оживил духи. У него кружилась голова.

– Влетит тебе от папы за духи, – сказал он, думая, как они будут сидеть в библиотеке или, может, зайдут за книжные полки.

– Не-а. Он сам их подарил. На день рождения… – Ирка долго молчала и вдруг добавила виноватым тоном, как будто боялась обидеть его: – Митек, про этого Иванченко должны были писать в газетах. Я собиралась в библиотеку, чтобы поискать в подшивках. А ты что подумал?

– То и подумал, – ответил Блинков-младший, сглатывая ком в горле. – Что еще мне думать?

– Значит, я ошиблась… Между прочим, день рождения у меня в августе.

– Знаю, двадцатого.

– Духи с тех пор почти кончились, а ты только что заметил.

– Я давно заметил, просто сейчас к слову пришлось, – соврал Блинков-младший.

– Ну и дурак! – ни с того ни с сего заявила Ирка.

По дороге молчали. Блинков-младший дулся на Ирку из-за «дурака», а она дулась без видимой причины. И, только выходя из метро, он сообразил, что нет, причина у Ирки была. Если бы он признался, что думал заняться в библиотеке кое-чем поинтересней чтения газеток, Ирка сказала бы «Фиг тебе!» и была бы счастлива. На самом деле неизвестно, хочется ли ей целоваться или нет. Она, может, сама не знает. Но уж чего ей точно хочется – это того, чтобы ЕМУ хотелось целоваться.

Разобравшись в этой свалке «хочется» и «не хочется», Митек почувствовал себя виноватым. Хоть и ненарочно, а он, выходит, обошелся с Иркой не лучше, чем с ним самим – мама и Пал Петрович. Ведь на что он обиделся, чего ему не хватало? Внимания и благодарности. И то же самое нужно Ирке.

В дверь библиотеки он проскочил первым, обернулся к Ирке и быстро, пока она не успела опомниться…

…Получил по губам шершавой мокрой варежкой. Ирка сияла. Что и требовалось доказать.

– Еще полезешь – еще получишь! – заявила она счастливым голосом.

– Полезу, – со вздохом ответил Блинков-младший. – Куда деваться? Любовь – не счастье, а катастрофа!

– Дурак! – сказала Ирка, но это был совсем не такой «дурак», как час назад, а симпатичный ей и, может быть, даже любимый «дурак».

Библиотека была взрослая. Им сказали, что с четырнадцати лет можно записаться, но нужен паспорт кого-нибудь из родителей с пропиской, а Иркина метрика не годится. «Нам только в читальный зал», – ответила Ирка, и оказалось, что туда пускают вообще без записи. А в читальном зале она спросила: «Где у вас персоналии?» Блинков-младший разинул рот. Не будь Ирки, он пошел бы домой за папиным паспортом, а что такое персоналии, вообще не знал. А Ирка, отойдя с библиотекаршей к тумбочке с картотекой, продолжала не вполне понятный разговор.

– Персоналии мы в последнее время не ведем, но есть картотека по авторам и по названиям. Здесь по книгам, здесь по журналам, – показывала ей библиотекарша.

– А по газетам нет?

– Нет.

– Плохо, что персоналий нет.

– Работать некому. Вот окончишь школу, окончишь институт и приходи к нам. Персоналии вести.

Библиотекарша отошла, а Ирка с кислым лицом покопалась в карточках на «И», потом на «П» и заулыбалась:

– Митек, повезло нам!

Блинков-младший посмотрел на карточку.

Там был выписан заголовок статьи: «Подполковник Иванченко: жизнь после смерти». Если бы статья называлась по-другому, скажем, просто «Жизнь после смерти», то найти ее было бы невозможно. Действительно повезло.

Им выдали номер журнала «Времечко» – свежий, декабрьский, – и Блинков-младший с Иркой уселись за свободный стол.

– Не отвлекайся, – сказала Ирка, хотя Митек и не отвлекался. Просто когда листаешь вдвоем один журнал, ее волосы щекочут тебе висок, и в этот момент совершенно невозможно думать ни о чем другом.

Статья начиналась разворотом: на левой странице фотография подполковника в милицейской форме, на правой – человека в спортивном костюме. Они были похожи, как близнецы, а выражение лиц разное. У подполковника губы подобраны, взгляд твердый, в уголках глаз «птичьи лапки», как будто он сощурился, глядя в прицел. А у того, который в спортивном костюме, нижняя губа капризно выпятилась, морщины разгладились, глаза округлились. У него было лицо малыша, по злому волшебству постаревшего за один день.

• Предыдущая
• 11/34
• Следующая