Путька - Журавлева Зоя Евгеньевна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/21
• Следующая

У меня нога из сандалии вылезла. Я её сама немножко вынула.

Путёвый меня под столом за палец схватил. Не больно. Только щекотно очень.

«Ой-ой-ой, Путёвый! — Я про себя говорю. И шевелю пальцем. — Ой, как смешно! Ой, Путёвый!»

И вдруг я подумала: «Он же не Путёвый, он Путька! Ну конечно, Путька! Как я сразу не поняла? Такое хорошее имя, ни у кого такого нет».

— Путька! — позвала я.

Он сразу палец бросил и на меня посмотрел. Темно под столом, только глаза блестят и пятнышко на носу. Белое.

Его и правда Путькой зовут: он откликнулся. Значит, я угадала.

— Путька!

— Если ты будешь крутиться, — сказала мама, — я твоего Путьку сама бабе Рите отнесу, слышишь?

Если бы он был не Путька, мама бы его так не назвала. Она бы сказала: Шарик, Джек… Но мама тоже сказала: Путька!

Сегодня воскресенье. Мама книжку читает. У неё совсем не остаётся времени на художественную литературу. Она только в воскресенье может почитать. А Путька спит. Он во сне даже язык высунул. Не совсем, а только чуть-чуть. Розовый. Путька во сне брови морщит. И покряхтывает немножко. Он сегодня устал, потому что мы в лес ходили. За земляникой. Мы землянику на хлеб мазали, как варенье. И сахаром посыпали. Вкусно! Обратно я Путьку на руках несла. Он сам попросился. Ноги уже не держали его.

Мама читает, а Путька стонет во сне. Но мама не обращает внимания. Она как будто не слышит.

— Он заболел? — говорю я. — Заболел?

— Путька? — удивляется мама.

— Ну да, — говорю я, — он почему-то стонет.

— Да нет! Это ему просто сон снится.

— А что ему снится?

Мама на Путьку посмотрела. Он на боку лежит, и ресницы у него дрожат. Он вдруг так громко крякнул! И лапками дёрнул, двумя, которые в белых тапочках.

— Он как будто за бабочкой гонится, — говорит мама. — А бабочка от него улетает. Или за стрекозой.

— А сейчас?

Путька на другой бок перевернулся и как засопит…

— А сейчас он будто на ромашках лежит: много-много ромашек, — говорит мама. — Солнышко сверху припекает, и ты комаров отгоняешь: раз, раз!

— Чем отгоняю?

— Ну, не всё ли равно, — говорит мама. — Веточкой!

— А зачем?

— Ты мне дашь спокойно почитать? — говорит мама. — Просто удивительно, как ты не умеешь себя занять. Нет, у тебя совсем не мой характер.

— А чей? — говорю я.

Но мама ничего не успела ответить. К нам Димкин папа пришёл. Они с тётей Клавой, оказывается, едут в театр. Вот только у него галстук никак не завязывается. А тётя Клава платье гладит, она не может от утюга отойти.

— С удовольствием помогу, — говорит мама.

Она же просто читает. Ей советовали прочитать этот роман, но она ещё раз убедилась, что нельзя доверять чужому мнению. Так трудно найти хорошую книгу. В институте только специальная литература.

— У нас в городе огромная библиотека осталась, — говорит Димкин папа.

Он смотрит в зеркало, как мама завязывает ему галстук.

— Не жмёт? — спрашивает мама.

— Терпеть не могу этот хомут, — говорит Димкин папа.

Он так называет галстук. Он, оказывается, не любит галстуки. Он бы век их не носил. Он бы ходил в рубашке нараспашку или вообще в ковбойке. Он даже в Москве без галстука выступал. И чувствовал себя в своей тарелке.

— А зачем же вы его надеваете? — говорю я.

Я и не заметила, как Путька проснулся. Он уже сидит и топорщит брови. У него над бровями такие симпатичные ямочки. Он о чём-то думает. Путька смотрит в зеркало на Димкиного папу. Он его в майке видел, когда Димкин папа делает зарядку в коридоре. Он его в плаще сколько раз видел. Но в галстуке он его никогда ещё не видел. Путька, наверное, не узнаёт его в галстуке.

— Ты чего, Путька? — спрашивает Димкин папа.

«Ввва!» — говорит Путька.

— Ого! Он учится лаять!

«Ввва! Рр!»

— Совсем хорошо, — говорит Димкин папа. — А ну, ещё раз!

Димкин папа поправляет галстук и надевает очки.

У него толстые очки. Он в них всегда ходит. Мы с Димкой меряли — через эти очки совсем ничего не видно. Он, наверное, какой-нибудь секрет знает, чтобы через них смотреть.

— Удивительно глупый щенок, — говорит мама. — Скоро на меня залает!

— Почему — глупый? — говорит Димкин папа. — Просто любит порядок. В очках — значит, и ходи в очках. Наблюдательный.

— А как вы узнали? — говорю я.

Правда ведь! Как он очки надел, Путька и успокоился. Даже вильнул хвостиком. Значит, он Димкиного папу узнал. Он вовсе не на галстук лаял!

— Секрет, — смеётся Димкин папа.

У Димки весёлый папа. Высокий. Ему в каждых дверях нагибаться надо, вот он до чего высокий. Для него надо особые двери строить! Он с нами песни поёт: «Ты сегодня мне принёс кошку дохлую за хвост!» И припев поёт: «Ландыши, ландыши, целый букет!» Он с нами громко поёт. Он говорит, что с нами отдыхает.

— Спасибо, бегу! — говорит Димкин папа. — Если Дима заявится, вы уж, Галя, не гоните его!

— А вы не боитесь его одного оставлять? — говорит мама.

— Большой парень, — говорит Димкин папа. — Вчера кошку откуда-то приволок. Злющую, рыжую. И градусник ей ставил.

— Вы ему позволяете? — спрашивает мама.

— Хотел вчера выдрать, — говорит Димкин папа, — да его и так кошка всего исцарапала. Градусник вот опять разбил, это скверно.

— У кошек ведь тоже бывает бешенство, — говорит мама.

— Вполне нормальная дикая кошка, — говорит Димкин папа. — Он ей градусник, она ему когти.

По справедливости. А у меня в больнице градусников не хватает.

— Всё-таки надо бы проверить эту кошку, — говорит мама.

— Её и след простыл, — говорит Димкин папа. И уходит. Он весёлый ушёл. Ему мама галстук так красиво завязала.

— Ты что же хорошего человека облаял? — говорит мама Путьке. — Ну-ка, поди сюда!

А Путька на маму смотрит и не подходит. Он даже к стенке спиной прижался и глаза закрыл. Он маму боится. Мама с ним очень строго разговаривает.

— Он у тебя глупенький, — говорит мама. — Даже простейших вещей не понимает.

— Нет, понимает!

Мне не хочется маме говорить, что Путька её боится. Маме будет обидно.

— Если уж брать собаку, — говорит мама, — то, по крайней мере, настоящую. Овчарку или бульдога…

— А какой он, бульдог? — говорю я.

Чем же Путька не настоящий? У него глаза коричневые, как у меня. Только у меня они всегда коричневые, а у Путьки бывают разные. Когда он сердится, глаза зелёные. А если его гладить, тогда жёлтые. Как будто песок и солнце в каждом глазу, даже жарко.

— Бульдог — это такая порода, — говорит мама. — Вот я тебе сейчас покажу.

Мама полезла книги с полки снимать. И никак не могла найти, что нужно. Книги до сих пор как попало стоят. У неё руки не доходят.

Но всё-таки мама наконец нашла эту книгу. Оказывается, она у неё на столе лежала.

— Вот, смотри, — сказала мама.

Я влезла с ногами на стул и стала листать книгу. Там столько собак оказалось! На каждой странице разные. Это такая собачья книга. «Брем» называется. Одни собаки!

Там была нарисована совсем голая собака. Вся голая, а на голове много-много волос; они у неё как будто причёска.

— Она в парикмахерской была?

— Это пудель, — сказала мама. — Самая умная собака. Её всему можно научить. Она хозяину тросточку носит — вот тут написано.

— Такая голая? — удивилась я.

— Её так стригут, чтобы было красиво. Только на голове шерсть оставляют и на лапах, как манжеты.

— Вся голова кудрявая. Как у тёти Клавы перед праздником, — сказала я.

В книге ещё были собаки — узколицые такие, с длинным носом. Мама сказала, что они охотничьи. У них потому такой нос длинный, что они зайцев вынюхивают и показывают охотникам.

— Зачем? — сказала я.

• Предыдущая
• 4/21
• Следующая