Последний бой Лаврентия Берии - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 17

– А я сам разве не коммунист? Все вернем, как и раньше!

– Вот это как раз было бы ошибкой. Я ведь не сказал «в полном», я сказал «в необходимом объеме». И не более того, Никита Сергеевич. Партии не нужно повторение тридцатых годов. Мы должны не подменять хозяйственных руководителей, а направлять их по верному, ленинскому пути. Нам вовсе нет необходимости заниматься оперативным управлением, как это было раньше, вполне достаточно его контролировать. Мы подготовили хорошие кадры в промышленности и сельском хозяйстве, которые успешно справятся со своим делом и без детального руководства партийных секретарей. Не надо совать нос в каждый цех и на каждое поле, это не пойдет на пользу делу…

Хрущев задумался и вдруг прищелкнул языком и рассмеялся:

– Ну и голова у тебя, Петруша! Их ведь чем Берия брал! Он сперва пытался так наладить, что какое дело он ни делает, по такому секретарь обкома – диспетчер. А когда не получалось, то никаких оргвыводов не требовал, плюнет, рукой махнет и своими силами обойдется. И нашим партийным обломовым это понравилось – честь та же, а работы меньше. Из них половина по одной этой причине за него встать может. А мы им такой подарочек: права как при Ленине, а обязанности как при Берии. Наши будут! Молодец, Петр Николаевич! А что мы можем предъявить Берии еще?

– Антипартийная работа, зазнайство, некоммунистические методы руководства. Вам этого мало? По моральному облику пройдитесь, поищите бытовое разложение.

Хрущев прищелкнул пальцами:

– Для большинства достаточно. Но въедливое меньшинство это не убедит. Если с заговором особо не вылезать, надо придумать такую штуку, которая убила бы Лаврентия на месте. Хотя бы про запас, на случай, если произойдет что-то непредвиденное. Чтобы после того никто и подумать о его защите не мог…

Собеседник первого секретаря глубоко задумался. Прошла минута, другая… Наконец он поднял голову:

– Если дело обстоит так, то можете сыграть кое на чем запретном. Вы, наверное, помните, и весь ЦК помнит об арестах в конце 30-х годов. Когда совершенно невинных людей хватали, пытали, расстреливали. Как вы думаете, многие ли вспомнят, когда это началось и когда закончилось? Я вас уверяю, пятнадцать лет спустя какие-то несколько месяцев никто не заметит.

– Ну я-то замечу!

– Вы – безусловно. Но вы – исключение, один из немногих уцелевших участников, так сказать, процесса. Я вас уверяю, большая часть ЦК заняла высокие посты уже после 1939 года, и они не знают всех подробностей происходившего тогда. Что вам мешает сказать, что террор начал Ежов, а продолжил Берия? И именно Берия был главным палачом нашей партии?

– Мать твою! Это его же кайлом да его по башке!

– Но только осторожней, пожалуйста. Тут надо все очень хорошо обдумать. На пленуме на эту тему говорить не стоит, она не для поспешного обсуждения, разве что упомянуть в самом крайнем случае. А вот следствие вести надо по этому пути.

– Какое следствие? – не понял Хрущев.

– В любом случае необходимо расследование деятельности Берия. А если он жив, то для партии и для народа было бы полезно провести открытый процесс. Это произведет хорошее впечатление.

– Знаешь, Петр, – снова вскочил с места Хрущев, – чушь-то не городи. Я Лаврентия знаю. Это не слизняки-оппозиционеры, его не запугаешь и не уговоришь, мол, дело партии требует и все такое прочее. Его на процесс не выведешь.

– Я думаю, в арсенале наших компетентных органов найдутся методы, которые позволят достичь этой цели, – пожал плечами Поспелов. – Главное, правильно поставить перед ними задачу.

– Так я не понял, – вкрадчиво спросил Хрущев, – что ты имеешь в виду. Какой Берия для нас полезнее: мертвый или живой?

– Каждый вариант имеет свои преимущества. В первом случае вам будет легче достичь единства внутри Политбюро, во втором – легче консолидировать вокруг себя партию и страну. Тем более что этот процесс можно вести с дальним прицелом. Если Берия не только признается в своих преступлениях, но и… – он запнулся на миг, прикрыл глаза и продолжал совсем уже тихо, – если он расскажет о личном участии Сталина в его преступлениях и личном руководстве этими преступлениями…

Хрущев нахмурился.

– Мы подумаем об этом, – резко сказал он. – Сейчас главное – провести пленум. Я попрошу тебя, Петр Николаевич, разработать предварительный сценарий того, что на нем будет говориться. Завтра в это же время мы встретимся и все обсудим. Я попрошу Михаила Андреевича поискать тебе в помощь какого-нибудь человечка посообразительнее из его аппарата.[22]

– Хорошо. В таком случае, до завтра, – проговорил Поспелов, поднялся и тихо вышел.

Хрущев некоторое время сидел на столе, глядя ему вслед, потом рассмеялся:

– Так вот на кого ты замахнулся, Петруша! Вот кто тебе, оказывается, нужен! А ведь догадывался я… Ну что ж, сыграем и в эту игру. Начнем с Лаврентия, а там доберемся и до Хозяина.

Он снял телефонную трубку:

– Министерство обороны. Это Хрущев. Найдите и срочно вызовите ко мне генерала Москаленко…

– Кирилл, скажи, гауптвахта – надежное место? – без предисловий начал Хрущев.

– Пока никто не знает, что Берия там, – надежное. Но когда узнают, то дивизия Дзержинского ее одним батальоном снесет.

– Какая дивизия Дзержинского? Мы же все дороги блокировали, они в Москву не войдут!

– Захотят – войдут. Дороги перекрыты, а тропинки? Мы усилили охрану гауптвахты, поставили посты с пулеметами, но надолго их не хватит. Тем более никакой гарантии, что у Берии в запасе нет какого-нибудь черта в рукаве.

Хрущев поморщился, прошелся по кабинету.

– Как он?

– Жив. Молчит. Истерики не устраивает, прокурора не требовал.

– Так не дурак же он, чтобы требовать прокурора, – усмехнулся Хрущев. – Мы еще с ним намучимся. Ну так вот, Кирилл. Решено пока сохранить ему жизнь. Будем следствие проводить. У тебя есть какие-нибудь мысли, куда бы его деть на это время?

– В тюрьму нельзя. Вот если бы я мог распоряжаться штабом МВО, – осторожно проговорил Москаленко. – Там есть боевой командный пункт, в бункере, во дворе. Отличное, скажу я тебе, место. Его штурмом не взять, да какой там штурм – он и против атомной бомбы устоит. Оттуда бы Берию никакой десант не достал.

– И чего тебе не хватает, чтобы его туда зафигачить? – насмешливо поинтересовался Хрущев.

Сам ведь все знает – так ему ж надо еще и поизмываться!

– Мне нужно получить право распоряжаться штабом округа, – все так же вежливо-отстраненно произнес Москаленко.

– Командующим стать? Так Николай еще утром приказ подписал, и Артемьева в штаб велел не пускать. Можешь приступать.

– Не пускать, – хмыкнул Москаленко. – Как его не пустишь, когда еще неделя нужна на передачу дел.

– Намекаешь, чтобы мы Артемьева того, к Лаврентию? Нет, не стоит, это лишнее. У тебя есть идеи?

– Сейчас в Смоленске проходят учения, – включился в разговор до сих пор молча сидевший в уголке Булганин. – Я направлю его туда, а потом он сразу поедет на новое место службы, куда-нибудь подальше, в Уральский округ, к примеру, там пока нет командующего. Повеселим Георгия Константиновича.

– Ты дай ему понять, если он будет возбухать, то мы ему прогулочку до ближайшей стенки легко устроим, – подытожил Хрущев, – а если без шума очистит помещение, то останется цел, и местечко тепленькое подыщем. А ты, Кирилл, давай принимай дела, не мне тебя учить. И сегодня же переводи этого в бункер, пока его дружки не опомнились. Но переводи особым образом. Тут в одной хитрой голове появились полезные мысли. Сделаем-ка мы вот какую штуку…

День выдался хлопотный. Теперь бы соснуть не мешало, но положение обязывало – раз уж решили быть на премьере оперы «Декабристы», значит, надо на ней быть. Сидя в правительственной ложе, Хрущев размышлял о том, как несправедливо устроена жизнь. Скажем, эти самые декабристы – мальчишки, молокососы, ничего не умели, кроме как красиво погибнуть, а спустя сто лет стали героями, и память о них будет жить в веках. Он же такое дело сделал, и теперь должен думать, как замести следы. А героем-мучеником в конце концов станет Берия.