Приют - Варго Александр - Страница 53

• Предыдущая
• 53/93
• Следующая

– Ничего такого, что могло бы его заинтересовать, – с достоинством повторил Гена слова отца. Вован прыснул от смеха.

– Ладно, паршивец. Иди прочь с глаз моих, – с притворной строгостью сказал батяня, потянувшись за бутылкой.

Гена быстро умылся и вернулся в палатку.

Смеркалось. Как-то незаметно закатилось солнце, словно налитые кровью облака быстро темнели, на небе крохотными искорками вспыхивали первые звезды. Вован подкинул в костер несколько больших бревен, распалив его настолько, что жар чувствовался даже в палатке.

– Такие пироги, Вован, – продолжал отец начатый разговор. – Да, что там лукавить, я люблю вас одинаково, хотя за Геной нужен глаз да глаз.

– Можно подумать, ты себя сильно утруждаешь нашим воспитанием, – съязвил Вован.

Отец не обиделся. Гена видел, как его тень странно изогнулась в пляшущих бликах костра, когда отец, запрокинув голову, стал пить вино.

– Да, ты прав. Я не уделяю вам столько внимания, как должен. Генка большой засранец, но из него выйдет толк. Несмотря на то что в таком возрасте он уже врет менту.

– Почему ты считаешь, что он соврал?

Отец усмехнулся.

– Потому что это мой сын, – раздельно сказал он и снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк-бульк. – И я знаю своего сына.

Гена съежился. Значит, отец все-таки уверен, что он кого-то видел в лесу.

Наступило молчание, которое прервал отец:

– Я знаю, ты хочешь спросить меня, Вован. Какого черта я не надрал Генке уши, так?

– Наверно, у тебя были причины, – заметил юноша.

– Попал в дудочку, – хмыкнул отец. – И я хочу, чтобы ты тоже знал это. Генка спит?

– Не знаю.

– Ну так узнай, елы-палы! Подними свою задницу и проверь! – вдруг рявкнул батяня, и Гена вздрогнул. В голосе его было что-то такое, что заставило Вована быстро встать. Гена зажмурил глаза и притворился спящим.

Вован просунул в палатку лохматую голову:

– Гена!

Мальчик засопел и повернулся на другой бок.

– Спит, – сказал Вован, возвратившись к костру.

Отец не сразу заговорил. Некоторое время его тень была абсолютно неподвижна, и Вован нетерпеливо намекнул:

– Так что ты хотел рассказать?

Тень дрогнула.

– Ты помнишь Никиту Власова?

– Еще бы. Один из твоих любимых собутыльников. Точнее, бывших, – поправился Вован.

– Да, мы любили с ним посидеть на кухне, особенно во время хоккея. – Батяня не обратил внимания на ехидный тон сына. – Помнишь, что с ним произошло?

Тень Вована слегка качнулась, что, вероятно, означало, что он помнит.

– Да, ты помнишь. Потому что после этого я два дня провел в ментовке. Его задрали в лесу волки, вот что ты знаешь. А на самом деле все было иначе. – Отец выпустил дым изо рта. – Может, после того, что я тебе расскажу, ты меня будешь ненавидеть, но я надеюсь, ты все же поймешь. Этот Никита каким-то образом произвел впечатление на твою мать, Вован. На мою жену, которую я люблю до сих пор, хотя она уже два года в могиле.

– Короче. – Голос юноши стал напряженным.

Батяня забросил окурок в кусты.

– Можно и короче. Ты меня знаешь. Если бы все ограничилось сопливыми поцелуйчиками и свиданиями под луной, Никита до сих пор был бы жив. Но у меня были доказательства, что они… Ну в общем, – слова давались отцу тяжело, словно он выплевывал комья стекловаты, – они несколько раз… были вместе. Спали, короче.

Вован молчал, и батяня продолжил:

– В 1992 году мы поехали с Никитой на охоту. В этот раз он долго отказывался, может, что-то заподозрил, не знаю. Но все же мне удалось его убедить. Хотел ли я убить его? Не знаю, вряд ли, ведь тогда я все еще считал его своим лучшим другом. Во всяком случае, разговор так или иначе на эту тему должен был состояться. Но все получилось совсем по-другому.

Он снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк. Гене было видно, как эстафету у отца принял Вован. Бульк-бульк.

– Он понял это на следующий день. Я выхожу из хижины, он вслед за мной. В руках у него ружье. Идет за мной. Я снимаю свое ружье с плеча и поворачиваюсь к нему лицом.

«Кажется, Никита, нам нужно кое-что обсудить», – говорю я. Я видел, как тряслись его руки, когда он заряжал ружье, даже выронил патрон.

«На хрен, – говорит он. – Я знаю, что ты думаешь».

«И что же?» – Мне было интересно, что этот сукин сын скажет. Вован, черт меня дери, ты не поверишь! Этот мудак смотрит на меня, и выдает:

«Борис, ты САМ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ».

Чтоб я сдох! Он спит с моей женой, а потом заявляет, что это я во всем виноват!

«Я так не думаю, – говорю я спокойно, хотя внутри у меня все кипело. – И кстати, не кажется ли тебе, что мои отношения с женой не твоего ума дело?»

Он затрясся еще больше, как паралитик, и вдруг вскидывает ружье.

«Ну все, Боря, – говорит он. – С меня довольно!»

Я тоже направляю на него свое ружье и говорю:

«Оно того стоило, Никита?»

Глаза его выпучиваются, и он начинает пятиться.

«Ну же, Никита, давай, – говорю я, приближаясь к нему. – Кто кого?»

Он верещит:

«Стой, Боря! Сделаешь еще один шаг – и я стреляю!»

«Стреляй, – ласково так я ему говорю. – Лучше бы ты сразу убил меня. По крайней мере, это было бы по-мужски».

Он делает еще шаг назад, спотыкается и падает на землю, роняя ружье.

«О-о-о-о, Боря, черт возьми!» – заорал он.

– И что это было? – глухо спросил Вован.

– Медвежий капкан. Он защелкнулся на его запястье и почти полностью перебил кость, – сказал отец. – Капкан был на цепи, которая намертво прибита скобой к сосне.

– А дальше?

– Он орал как резаный, словно ему тупым ножом отпиливают яйца. «Перестань ныть, Никита, – сказал я ему. – Будь хотя бы сейчас мужчиной». Но он только визжал и брызгал кровью, как водой из поливочного шланга. «Боря, она сама затащила меня к себе! – вопил он, и мне стало противно. – Сними с меня эту штуку, умоляю!» Признаюсь, у меня была мысль разнести ему картечью башку, но капкан изменил мои планы. Я указал на нож, висевший у него на поясе:

«Ты знаешь, как волки освобождаются от капканов. А твой нож острее волчьих зубов. Если у тебя хватит мужества, ты останешься в живых. А я отправляюсь домой».

Услышав это, Никита застыл и даже на некоторое время заткнул свой поганый рот.

Отец замолчал, на этот раз надолго. Гена боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Если батяня узнает, что он все слышал, ему несдобровать.

– Разве капкан нельзя было разжать? – спросил Вован.

– В общем, можно, – сказал отец. – Но это был медвежий капкан, и открыть его руками очень непросто.

– Что было потом? – тихо спросил Вован.

Отец допил остатки водки и забросил бутылку в кусты.

– А потом я уехал домой и хорошенько выпорол твою мать, Вован. После этого я пошел в милицию и сказал, что во время охоты мы с Никитой потерялись. Его нашли через два дня, и шакалы успели хорошо над ним поработать. Он так и не воспользовался своим ножом… Не знаю, поверили ли мне в ментовке, но лично мне плевать. По крайней мере, я на свободе. Ну, что молчишь? – Он толкнул Вована. – Или на моем месте ты бы поступил по-другому?

Вован ничего не ответил.

– Эх, – качнулась тень от головы. – Зря я тебе это рассказал… Во всяком случае, ты теперь все знаешь. Поэтому-то я и не выдрал Генку. И я знаю, каково врать ментам…

– Все нормально, пап, – озлобленно огрызнулся юноша, и Гена удивился словам брата, так как последний раз он обращался к отцу «папа» в трехлетнем возрасте.

– Но с Генкой я все-таки поговорю. Когда мы вернемся…

– Тише, – брат предостерегающе поднял руку. – В лесу кто-то есть!

– Какой-нибудь енот, – осоловелым голосом сказал отец.

– Нет, не енот. – Вован тоже встал. – Я не могу разглядеть, что это…

Теперь уже и Гена слышал доносящийся из чащи хруст веток. Кто-то медленно приближался к костру.

Внезапно повеяло холодом, и у Гены промелькнула диковатая мысль: «Это дядя Никита. Вернулся из леса, обглоданный койотами, с бряцающим капканом на руке. Вернулся за отцом…»

• Предыдущая
• 53/93
• Следующая