Приют - Варго Александр - Страница 64

• Предыдущая
• 64/93
• Следующая

После рассказа воцарилось молчание. Рута была раздосадована. Она внимательно следила за выражением лица Дины и не уловила ничего подозрительного. Дина молча поправила выбившуюся из-под платка прядь и как ни в чем не бывало принялась резать листья салата.

– Этого не может быть, – после долгой паузы сказала она, яростно работая громадным ножом. Голос ее звучал враждебно, почти злобно. – Она лежит без движения уже четыре с половиной года. И если хочешь, мы вместе с тобой сходим наверх и ты убедишься в этом. Хочешь? – Дина бросила нож в раковину и уставилась на Руту. Девушка невольно отпрянула назад, чувствуя, что оказалась в совершенно глупом положении.

– Тебя что-то смущает, Рута? – Губы Дины раздвинулись в улыбке, и Рута неожиданно для себя отметила, что они у нее с некоторых пор стали более яркими и свежими. Может, она стала пользоваться косметикой?..

– Хорошо, пойдем, – вдруг сорвалось с губ девушки.

Дина словно ждала этого: сняла передник и проворно вышла из кухни. Рута едва поспевала за ней. Они поднялись по скрипучей лестнице и оказались перед комнатой Бабули.

– Прошу, – саркастически произнесла Дина, открывая дверь. Рута с замершим сердцем зашла внутрь.

Маргарита Ивановна лежала (впрочем, как и всегда) навытяжку, как оловянный солдатик, уставившись мертвым взором в растрескавшийся потолок. Вонь стояла такая, что у Руты закружилась голова. Дина шагнула к кровати и, прежде чем девушка попыталась что-то сказать, резким движением сорвала со старухи одеяло. Та осталась лежать в одном исподнем не первой свежести, желтые усохшие руки и ноги неуклюже торчали в стороны, как у утопленника.

– Ну, любуйся. Хочешь, ткни в нее костылем, проверь, – предложила Дина, сверля Руту взглядом. – Или хочешь, я сброшу ее на пол. Посмотрим, сможет ли она шевелиться.

– Зачем ты так, Дина? – испуганно забормотала Рута. Веки старухи пришли в движение, и она открыла глаза.

– Все нормально, мама! – заорала Дина, поднимая с грязного пола одеяло. Рута увидела, что оно сплошь покрыто грязно-желтыми разводами, и почувствовала тошноту.

– Лежи спокойно, скоро я принесу тебе обед, – раздельно проговорила Дина, заботливо подтыкая одеяло с разных сторон.

Бабуля беззвучно зашамкала, словно соглашаясь с дочерью, что обед – отличная идея.

«Меня сейчас вырвет», – с каким-то ужасом подумала Рута и выскочила из комнаты.

– Обед будет через полчаса, Рута, – раздалось ей вдогонку, но почему-то в этот момент девушке меньше всего хотелось есть.

…На обед было жареное мясо с подливой и молодым картофелем. В этот раз Ярик сел отдельно от Руты, поближе к Дине. Митрич вообще не вышел обедать, и Руте пришлось отнести тарелку ему наверх.

– Ты что, решил устроить голодовку? – слегка улыбнулась она, ставя тарелку с мясом на стол. Митрич исподлобья посмотрел на нее, и девушка поняла, что шутка не удалась. Она присела рядом с юношей, подумав, что, несмотря на быстрое выздоровление, Митрич выглядит как побитая собака: тело сгорбилось, потухший взгляд устремлен в никуда.

– Спасибо, – выдавил он и, подвинув к себе тарелку, стал вяло жевать.

– Ярик сказал, что через два дня мы уйдем отсюда, – после некоторого молчания сказала Рута. Митрич молча кивнул, глядя в окно. Рута вздохнула и поднялась. – Приятного аппетита.

– Мы никуда не уйдем отсюда, – внезапно произнес Митрич. – И Ярик, между прочим, это чувствует. Просто он еще не до конца осознал это. – Он ковырнул вилкой кусок мяса, и на лице его появилось выражение отвращения, к которому примешивалась мертвая безысходность. – Страх и трепет нашел на меня, и ужас объял меня. И я сказал: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя?.. Я улетел бы и успокоился бы…»,[3] – еле слышно проговорил он и, перехватив удивленный взгляд Руты, пояснил: – Не обращай внимания. У меня в последнее время слишком… дурные предчувствия. – Митрич отодвинул тарелку с недоеденным мясом и сказал: – Извини, Рута, но что-то кусок в горло не лезет.

Когда девушка, недоумевая, ушла, Митрич встал у окна, опершись кулаками на стол.

За окном появилась Дина. Напевая что-то, она вынесла к колодцу корзину с грязным бельем. Наблюдая за ее возней, Митрич не мог не обратить внимания на некоторые изменения, происшедшие с этой женщиной. Она прямо вся светилась от счастья, с лица не сходило радостное выражение, делая ее привлекательной, да и вся фигура стала более подтянутой, будто каждый день невидимый скульптор тщательно отшлифовывал и полировал ее тело.

Дина стала ворошить белье, вроде бы что-то отыскивая. В конце концов она выудила рубашку Ярика, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке. В следующий момент она сделала то, отчего у Митрича полезли глаза на лоб – воровато оглянувшись по сторонам, женщина принялась обнюхивать рубашку. Делала она это жадно и торопливо, как лиса, напавшая на след кролика.

Митрич шагнул в глубь комнаты, чувствуя, как предательски задрожали ноги. Он подсознательно чувствовал, что Дина ни в коем случае не должна была видеть, что он наблюдает за ней. Из глубины комнаты ему была видна только макушка женщины. Судя по громыханию ведра, она набирала воду из колодца.

– Олежа! – неожиданно раздался ее рассерженный голос, и Митрич, сгорая от любопытства, снова прильнул к стеклу. Он встал сбоку, так, чтобы Дина не смогла увидеть его, если вдруг случайно взглянет на дом.

Выловив из ведра какой-то предмет, она о чем-то разговаривала с Олегом. Судя по выражению лица, она была крайне недовольна чем-то. Олег с невинным видом пожимал плечами и нетерпеливо поглядывал по сторонам, после чего скрылся из виду. Некоторое время Дина смотрела сыну вслед, после чего швырнула предмет в траву и направилась к дому. Вскоре Митрич услышал, как заскрипела лестница. Значит, она поднялась к Бабуле.

Он решил спуститься вниз. Он на цыпочках прокрался мимо зловонной комнаты Бабули.

– Мама, я принесла тебе воды!!! – раздался ее вопль, и Митрич чуть не подскочил от неожиданности. Он быстро вышел наружу и, поминутно оглядываясь, направился к зарослям, куда минуту назад Дина выбросила странный предмет.

По мере того, как он приближался к кустам, в нем росло чувство тревоги, и, уже совершенно не боясь оказаться обнаруженным, он принялся копаться в траве.

«Крыса, – стучало в его голове. – Если это окажется крыса, я убью этого Олежу».

Наконец его руки наткнулись на что-то влажное и липкое. Юноша замер. Это была не крыса. Перед ним лежала огромная дохлая жаба без головы. Раздутое от воды бледное тело покрывали многочисленные дырки. Дырки, которые могли быть оставлены острым предметом. Например, гвоздем, примотанным к палке.

Шатаясь, Митрич направился обратно в дом.

Шел второй час ночи, но сон к Руте не шел. Она лежала с открытыми глазами, разглядывая тени старого вяза на потолке. В трубе завывал ветер, и она подумала, что этот заунывный вой в контрасте с мельканием теней на потолке отлично сошел бы за дешевый вариант фильма ужасов конца семидесятых, что-то про зомби или вроде того.

Рядом сопел Ярик, повернувшись к ней спиной. Они были укрыты каждый своим одеялом – это, конечно же, была инициатива Ярика.

«Завтра, очевидно, он вообще ляжет спать с Диной», – пришла ей в голову мысль, и она показалась ей настолько нелепой, что Руте захотелось расхохотаться, расхохотаться так, чтобы Ярик проснулся, хотя она прекрасно понимала, что на самом деле все было уже далеко не смешно. Ярик стал совершенно чужим, он постоянно избегал ее и весь вечер прокрутился на кухне возле Дины, задавая ей идиотские вопросы, типа: «А сколько нужно соли для этого блюда?» или «Живут ли тут малярийные комары?..».

Потом они немного посмотрели телевизор. Ничего интересного, какой-то старый фильм с гнусавым переводом. Потом были новости. Скучные сообщения клонили в сон.

…президент выразил одобрение по поводу программы, предложенной парламентом…

• Предыдущая
• 64/93
• Следующая