Звездный удар - Гир Уильям Майкл - Страница 34

• Предыдущая
• 34/131
• Следующая

— Да.

Габания сидел, откинувшись на спинку стула, и с любопытством смотрел на Николая. Казалось, его совсем не взволновали события последних двух суток. Он, как всегда, был скрытен, углублен в себя.

— Пришла пора очнуться и осознать, что все это не сон.

Николай провел ладонью по лицу и огляделся. Оживленно болтая, у крайнего столика сидели три женщины, одетые типично по-американски. Группка израильских танкистов с бутылками пива в руках настороженно посматривала в сторону русских.

— Я не уверен, что дальше будет лучше. Хотя все-таки лучше, чем Афганистан, — опять заговорил Габания.

— Может быть, мы уже умерли, — предположил Донцовецкий, поставив перед Николаем рюмку и усаживаясь рядом с Габания. — Все мы умерли прошлой ночью далеко от Кабула. Мы всего лишь привидения.

— Если бы знать заранее, я бы давно покончил с собой. — Москвин поднял рюмку с водкой. — За смерть.

— Может быть, ты прав. — Габания потер шею, внимательно глядя на Николая. — Может быть, мы все равно что мертвецы. Мы будем вдали от дома целых пять лет. Возможно, друзья мои, эффект будет таким же.

— Но подумай, каково приключение, какая честь — быть первыми советскими людьми за пределами Солнечной системы.

Габания загадочно улыбнулся.

— Это оттого, что тебе нечего терять.

Николай поднял руки ладонями вверх.

— Возможно. Но, может быть, мне не к чему и возвращаться, а? Может быть, вам больше везет, чем мне. У вас есть семьи. У тебя, Мика, есть жена. Когда прошлой весной умерла моя мама, я остался совсем один. Да, я не беру в расчет всех этих двоюродных — отбросим их в сторону. Ленивые алкаши с Уральского металлургического завода. Проводят время за бутылкой. Я не буду скучать по ним.

— А я соскучусь по своей семье, — печально сказал Москвин. — Я сказал Анне, что женюсь на ней, когда вернусь из Душанбе. Если вернусь. И мои родители живы. Надеюсь, что Генеральный секретарь не забудет своего обещания успокоить их.

— И нас не будет целых пять лет?

— Если вы уцелеете, — напомнил Габания, окидывая их лица проницательным взглядом черных глаз.

— Хватит пессимизма, — Николай наклонился над столом, разглядывая водку. — Удивительно хороша. Откуда пришельцы узнали, как делать водку?

В кафетерий вошел Константин Неделин, за ним шел Пашка Попов. Неделин улыбался, как мерзавец, только что напившийся ликера из тайных офицерских запасов.

— Мы собираемся посмотреть на тренажеры. Тут столько интересных вещей — целая вселенная. — Он взмахнул рукой. — Только подумайте. Звездный корабль, которым управляют существа из космоса! И мы — здесь! Хотите с нами?

Габания хищно улыбнулся.

— Мы с Николаем хотим потолковать кое о чем. С вами пойдут Донцовецкий и Москвин.

Конечно, они поняли намек, оба встали, отсалютовали и последовали за своими товарищами.

Николай допил остатки водки.

— Может, мы лучше спустимся к тебе? Я не думаю, что ты захочешь изливать душу в подобном месте.

— Из тебя получился отличный офицер, Николай. — Габания встал и пошел через комнату к коридору.

“Как тигр в клетке, — подумал Маленков. — Он так нервничает, словно дело уже провалилось”.

— Что тебя беспокоит? — спросил Николай, когда Габания, приложив ладонь к двери, открыл ее и впустил его к себе. Комната была точь-в-точь такая же, как его собственная.

— Виктор.

— А что именно? — Николай направился к раздаточному устройству. — Как ты им пользуешься? Машина, хочу стакан водки. — Он вскинул бровь, вопрошающе взглянув на Габанию. — Два.

Два стакана, заполненные прозрачной жидкостью, появились отверстии на дне аппарата. Николай поднял один и попробовал, убедившись в качестве напитка, он протянул стакан Габания и сел на один из стульев.

— Ну так что там Виктор?

Габания тяжелым взглядом посмотрел на него: черные глаза пылали. Потом он отвернулся. Тугие бугры мышц на его спине напряглись и пришли в движение: он сжал кулаки.

— Я не уверен, что он в порядке.

Николай нахмурился, стакан с водкой накренился в его руке.

— Может быть, скажешь что-то конкретное?

Габания с отсутствующим видом покачал головой, проведя мозолистой ладонью по колючему ежику волос.

— Он… изменился, Николай. Не знаю. Это началось после Бураки. Потом, в Зоссен-Вунсдорфе, мне кажется, он немного оправился. Когда нас перевели в Душанбе, ему опять стало хуже. Он замкнулся. Погрузился в свои мысли.

— Так всегда бывает в зоне войны.

— Нет, это что-то другое.

— О чем ты говоришь? Виктор выглядит как обычно. Я ничего не замечаю.

Габания повернулся к Николаю, подбородок его выдвинулся вперед.

— Я думаю, что его нервы на пределе. Он растерян, Николай.

— Мика, а ты уверен, что не преувеличиваешь? Все это немного трудно воспринимается… я имею в виду этот корабль. Мысль о том, что ты в космосе. Летящий ввысь пузырь. Разве на тебя это не подействовало? Некая дезориентация, которая…

— Николай, не отмахивайся от этого. Мы с тобой вместе пили, вместе убивали. В Хосте я вытащил тебя из беды. В Бехезе ты пристрелил того афганца, который мог меня прикончить. Мы связаны кровью, но подумай, прежний Виктор не оставил бы от тебя мокрого места из-за того, что ты натворил прошлой ночью.

Маленков рассмеялся.

— Так вот что на самом деле тебя беспокоит? То, что я пил пиво с американцем? Или то, что меня застукали?

Лицо Габания стало каменным.

— Ты знаешь, я не могу это одобрить. Думаю, что Виктору следовало бы принять более жесткие меры. Как офицер Советской Армии и представитель нашего подразделения я не ожидал от тебя подобных вещей. Больше мне нечего сказать. Ты знаешь, как я отношусь к приказам и долгу. Это была дурацкая шутка, такого можно было ожидать от желторотого юнца на учениях, но никак не от старшего лейтенанта спецназа.

Николай хохотал, хлопая себя по коленке.

— Мика, дружище, ты перестарался. Расслабься. От твоих убеждений больше хлопот, чем пользы. Сколько раз ты отказывался от повышения в звании…

— Я вовсе не желаю выслушивать эту старую надоевшую песню от тебя, Николай, — Габания развернулся и подошел к зеркальной стене, глядя на свое отражение.

— Я переживаю за тебя, Мика.

— Мы говорим не обо мне, а о Викторе. Если он растеряется, вся ответственность ляжет на мои плечи — и на твои. Обстановка опасная. Мы заперты здесь с американцами и израильтянами. Ты же видел глаза наших ребят — они недоумевают, они растерянны. Здесь мы в опасности, Николай. В ужасной опасности. Я не могу спать из-за отношения Виктора к службе и из-за твоего заигрывания с американцами.

— Может быть, и ты нашел бы способ общения с ними не только с оружием в руке, если бы хоть чуть-чуть узнал их.

Габания поднял голову и взглянул на Маленкова с презрением.

— Ты думаешь? Чему же ты научился у своего американского дружка? Не подчиняться приказу?

— С Мэрфи можно отлично посидеть и выпить. Он мужик крепкий, остроумный, самоуверенный.

— Непредсказуемый.

— Абсолютно. — Николай нахмурился. — В конце концов, может, именно в этом их сила. В этом и в их технологии.

— Безответственный сброд обладает силой, да? Но раз за разом дисциплинированные солдаты бьют их.

— Так же, как мы побили афганцев?

— Как ты можешь сравнивать афганцев с американцами? У афганцев есть душа, отвага, и потом, они так безрассудны, что даже не чувствуют опасности.

— Верно, я согласен, что в основном американцы бездушны и мягкотелы. Но они прекрасно приспосабливаются. Именно этому научился у Мэрфи прошлой ночью.

— Продолжай. Николай нахмурился.

— Это трудно объяснить словами. Но ведь все американцы разные. Конечно, самоуверенны, напористы, болтливы и… и без стержня в душе. Но он не такой. Догадываюсь, ты хочешь сказать, что он отнесся ко мне по-товарищески чисто автоматически — мы оба влипли. Но он был уважителен.

— Но ты ведь мог бы и не спешить выказывать ему свое уважение, — Габания скрестил руки.

• Предыдущая
• 34/131
• Следующая