Звездный удар - Гир Уильям Майкл - Страница 57

• Предыдущая
• 57/131
• Следующая

— Путь свободен!

Торпеду затрясло: танки Моше и группа Виктора стали выбираться наружу. Со своего места она видела внутренние помещения Тахаака. Из коридоров ползли Пашти, и танки Моше окружали их слева и справа. Люди Виктора шли сзади, поливая огнем рассеянные по коридорам фигуры чужаков.

Рива включила контрольное устройство, чтобы убедиться, что торпеда прочно закрепилась у стены станции, проверила блоки питания и, удовлетворенная результатами проверки, откинулась на сиденье и стала ждать.

Поразительно. Она сидит в тренажере, а почти в полумиле от нее десантники Стукалова бегут по полномасштабному макету. Она покачала головой, отказываясь верить тому, что ей всего лишь надо было приподнять крышку люка, чтобы увидеть несколько рядов сверкающих серебряных капсул, таких же, как ее собственная, плавающих в мягком свете панелей. Все время, что она находилась внутри кабины, окруженная странной пеной, она испытывала чувство настоящего полета. Как Ахимса добились этого? Как они смогли создать такую совершенную имитацию?

В помещение ворвался Пашти и стал оглядываться по сторонам. Рива привела оружие в состояние готовности, прицелилась в тварь и хладнокровно выстрелила. Краба разнесло на куски. Она долго рассматривала останки. “Это всего лишь робот”, — напомнила она себе. Но наступит день, когда она лишит жизни и живое существо.

Что это значило? Лично для нее? И в целом для человечества? Это значило, что первые люди выйдут в космос в качестве наемников — наемных убийц. Эта мысль мелькнула в голове и исчезла, оставив только чуть тлеющее чувство неловкости.

Как будто нам оставлен выбор. Будь ты проклят, Толстяк. Чтоб тебя разорвало ко всем чертям!

Она рассматривала поверженного робота, и голова ее наполнилась обрывками речи Пашти. Они говорили, заставляя воздух вибрировать. Получались скрежет и дребезжание. Как можно воспринимать такую речь? Воздух дребезжал, но пол под ногами оставался неподвижным. Интересно, как мыслят существа, общаясь подобным образом?

Может быть, мы никогда этого не узнаем.

Из глубины души поднималось смятение, превращаясь в осознанное негодование. Толстяк, ты ничем не отличаешься от вашингтонских недоумков. Ты делаешь политику, а на чувства тебе наплевать. Ну ладно, мы уничтожим станцию Пашти. Это все равно что закидать бомбами несчастную деревушку.

Через двадцать минут в ее радиотелефоне послышался голос майора Данбер:

— Дело сделано. Станция разрушена. Возвращайтесь.

Еще через пятнадцать минут Рива включила программу выхода из боя и направила торпеду к кораблям Ахимса. Даже во время учений она мысленно возвращалась к языку Пашти. А что, если Ахимса задумали использовать людей для уничтожения всех Пашти? Если Толстяк не солгал, Пашти и не подумают оказать сопротивление. А если это так, тогда чем будет отличаться нападение людей на Тахаак от бесконечных террористических актов, с которыми она боролась всю жизнь?

Она почувствовала резкую боль в желудке — ощущение, которого не испытывала с самого Наблуса.

— Майор, я пришла вернуть пудреницу. Большое спасибо, она мне пригодилась.

Шейла оторвала глаза от стопки бумаг, лежавшей на столе.

— Можешь брать ее в любое время, — взяв пудреницу, сказана она. — Если не возражаешь, я открою.

Она приподняла крышку и прочитала: “Есть прогресс. Надо поговорить”.

Шейла несколько раз провела кисточкой по ресницам и, потянувшись, зевнула.

— День был длинный. Может, прогуляемся?

Светлана устало кивнула.

— Я так увлеклась компьютерами, что не могла остановиться. Это путешествие, несмотря на всю его необычность, открыло мне глаза. Я и не понимала, насколько плохо я подготовлена.

Шейла уловила ее интонацию.

Что ей удалось обнаружить?

— Ясно, ты все время проводила взаперти. Не хочешь ли полюбоваться на звезды?

— Звезды?

— Все-таки это космический корабль. Пойдем, я тебе покажу.

Они немного поболтали, обсуждая этапы обучения и процесс адаптации.

Шейла вошла в прозрачную кабину и протянула вперед руку, указывая на вереницу звезд:

— Посмотри, какая прелесть!

И не услышала перевода.

Светлана ступила внутрь и устремила глаза к светящемуся каскаду звезд.

Шейла настроила свой головной обруч на торпедный тренажерный зал. Ничего не получилось. Потом она попробовала связаться с радиотелефоном Виктора. Опять ничего не вышло.

Тогда, понизив голос, она сказала:

— Я думаю, здесь мы сможем поговорить. Из твоего досье я узнала, что ты бегло говоришь по-английски. Ну, с чего начнем?

Светлана не отрывала взгляда от проплывающих мимо звезд.

— А ты уверена?

— Уверена, если вообще можно быть в чем-то уверенной. Какой бы ни была их система наблюдения, кажется, здесь она не работает. Наушники не включаются, перевода нет.

— Думаю, мы рискуем. А ты проверяла? Не пыталась поймать их?

— Пыталась. Не было никакой реакции. — Шейла села на свое привычное место.

Светлана повернулась и неловкими шагами прошлась по кабине.

— Я вышла на информацию… думаю, что смогу отключить всю их систему. Но я подозреваю ловушку.

Шейла заметила, что она колеблется.

— Продолжай.

Светлана остановилась и задумчиво посмотрела на нее, словно решала, что сказать. Шейла махнула рукой.

— Послушай, это наше общее дело. Любая, даже случайная информация может стать спасительной для всех нас.

— А потом?

— Потом? — Шейла усмехнулась. — Майор, каковы бы ни были последствия. Земля уже никогда не станет прежней. Все правила игры изменятся. Изменится образ мыслей, изменится наше представление о самих себе и о нашей планете. Скажи мне, что будут чувствовать обычные мужчины и женщины, когда они узнают, что нас посадили в клетку существа, которые считают нас примитивными варварами? Толстяк наблюдал, как мы убиваем друг друга и отдаем огромные количества ресурсов для массового уничтожения себе подобных. Представь, что на станции Тахаак разыгрываются сцены Второй мировой войны. Когда подумаешь об этом, становится странным то, что они не сбросили на нас что-нибудь в самом начале. Но дело в том, что мы не можем вернуться назад. Подростковый период нашего рода закончен. Должен быть закончен — или Пашти с Толстяком уничтожат нас.

— Интереснее всего мне было бы узнать, что произойдет с Советским Союзом.

Шейла скрестила руки, ее лицо смягчилось.

— Нас должны касаться не только заботы наших уважаемых государств. У нас нет иного выбора. Теперь мы действуем не во имя Англии, Франции или СССР, а во имя планеты.

— И ты пожертвуешь своей страной?

Шейла вздохнула.

— Я помню истории о датских шпионах времен Второй мировой войны. В одном городке немцы поставили ракетные установки. Датские разведчики-получили от союзников информацию о том, что их городок, их соседи и родственники в скором времени подвергнутся бомбардировке. Конечно, они не могли предупредить — об этом узнали бы немцы.

— Какое отношение к делу имеет эта история?

Встретив ее взгляд, Шейла кивнула.

— Она имеет отношение к нашей планете, майор. Если в конце концов окажется, что Толстяк ведет двойную игру, а я в этом почти не сомневаюсь, если надо будет принести в жертву мою страну, чтобы спасти мир, я это сделаю. Как те датские шпионы, я вижу будущее, но пока ничего не могу поделать.

Светлана вскинула бровь.

Шейла протянула к ней руки.

— Позволь мне задать тебе один вопрос, майор. Философский. Ты стоишь перед выбором. Ты заперта в здании вместе с мужчиной, в руках у которого дымится динамитная шашка. Ему все равно, куда ее зашвырнуть. Перед тобой две комнаты, в которых заперты единственные оставшиеся представители человеческой расы, последние одиннадцать человек. В одной комнате — советский гражданин. В другой — десять человек разной национальности. Зная, что мужчина собирается бросить динамитную шашку, какую комнату ты укажешь ему?

• Предыдущая
• 57/131
• Следующая