Маленький герцог (в пересказе Елены Чудиновой) - Йондж Шарлотта Мэри - Страница 5

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая

- Нет, нет, милорд, Вам надо ехать к церкви Девы Марии.

Тогда существовал обычай, согласно которому родственники и друзья покойного почитали своим долгом, воздавая ему последнюю дань уважения, кропить тело святой водой. Это надлежало сделать и Ричарду.

Главный храм города Руана был в те дни совсем не таков, каким мы можем увидеть его сегодня. Стены были массивны и широки, а окна казались скорее окошечками и словно тонули в толще стен в своих тяжелых резных арках. Колонны были низкие, круглые и неуклюжие. Внутри же было так темно, что едва можно было различить дубовые потолочные балки.

Но когда Ричард вошел, он увидел ряды свечей вокруг алтаря. Они сияли ярко и ровно. Хорошо были видны серебряные и золотые алтарные украшения. В темном облачении, низко опустив головы, сложив ладони, стояли на коленях священники и пели псалмы. Ричард увидел открытый гроб.

Мальчик задрожал, охваченный благоговейным страхом, и чуть было не остановился, но усилием воли заставил себя подойти. Он опустил руки в чашу, нахмурил брови, медленно приблизился к гробу и окропил безжизненное тело. Затем замер на месте, растерянный.

Вильгельм Длинный Меч лежал в гробу как истинно христианский воитель. Он был облачен в сверкающие доспехи, рядом с ним лежал его меч, руки закрывал щит, оставляя открытым прижатый к груди крест. Видна была и герцогская мантия из темно-алого бархата, опушенного мехом горностая. На голове вместо шлема была надета корона. Со всем этим великолепием спорила грубая шерстяная рубаха, которую герцог, оказывается, носил под кольчугой.

Лицо герцога было спокойным и умиротворенным, словно он всего лишь уснул, и, окликнув, можно легко разбудить его. Не было заметно никаких следов насилия, за исключением красной ссадины, оставшегося на лбу после удара веслом.

Первым нарушил молчание граф Бернард, указывая на след удара.

- Вы видите это, милорд? - спросил он низким и суровым голосом.

В последнее время Ричард слышал вокруг себя одни лишь разговоры о жестокой мести. И сейчас, когда мальчик взглянул на своего мертвого отца и услышал вопрос старого вассала, в нем пробудился воинственный дух предков. Печаль уступила место воодушевлению.

- Да, вижу! - воскликнул он. - Изменники Флеминги дорого заплатят мне за это!

Он говорил, ощущая одобрительные взгляды дворян и чувствуя себя героем одной из песен госпожи Астриды. Его щеки разрумянились, глаза горели. Мальчик вскинул голову, отбросил волосы со лба, положил руку на рукоять отцовского меча и говорил, как в саге:

- Знай, Арнульф из Фландрии, что герцог Вильгельм Нормандский не останется неотомщенным. Я клянусь на этом мече, что только рука моя окрепнет…

Все, что он хотел произнести дальше, так и осталось непроизнесенным. Кто-то коснулся плеча мальчика. Это священник, до сих пор стоявший на коленях у изголовья гроба, поднялся и встал рядом с Ричардом. Взглянув на высокую темную фигуру, мальчик узнал бледное печальное лица Мартина, аббата Джумьежского, близкого друга и советника отца.

- Что ты говоришь, Ричард Нормандский? - строго спросил аббат.-Склони смиренно голову и не повторяй подобных слов. Неужели ты явился сюда нарушить покой усопшего клятвами о мести? На этом мече, который никогда не поднимался во имя нападения, а лишь для защиты бедных и униженных, ты даешь обет сеять раздоры. Твоя жизнь должна быть продолжением жизни твоего отца. А ты хочешь отринуть заветы его и посвятить жизнь мести и жестокости. Неужели этому учил тебя отец?

Ричард ничего не ответил. Он закрыл лицо ладонями, чтобы скрыть слезы.

- Но, Ваше Преподобие,- вмешался Бернард Датчанин, - разве наш юный лорд монах? Мы не собираемся гасить вспышки благородного рыцарского духа…

- Граф Харкут! - строго произнес аббат Мартин.- Я слышу слова дикого язычника или христианина, крестившегося вон в той священной купели? До тех пор, пока я имею какое-то влияние, вы не омрачите душу этого ребенка языческими страстями, не оскорбите память вашего господина преступлением, которое он так ненавидел, и не оскверните храм нашего Господа, пришедшего спасти нас от вражды. Бароны Нормандии, я знаю, что ни одна капля крови, которую вы так хотите пролить, не вернет вам вашего герцога и не защитит этого осиротевшего ребенка. Но если вы действительно любили своего господина, выполните его завет: оставьте проклятый дух ненависти и мести. Если вы любите этого мальчика, не старайтесь ранить его душу больнее, чем это сделали подлые враги. У Арнульфа достаточно силы, чтобы навредить юному герцогу.

Дворяне молчали. Аббат Мартин повернулся к Ричарду. Мальчик тихо плакал, он вспомнил слова отца, сказанные при их последней встрече. Теперь он все яснее осознал их смысл. Аббат возложил ладонь на голову юного герцога.

- Я верю, что это слезы доброго сердца, - ласково сказал он. - Думаю, Вы не совсем понимали, что говорили прежде.

- Простите меня, - запинаясь выговорил Ричард.

- Взгляните сюда.- Священник указал на большой крест над алтарем.- Ведаете ли Вы, что означает этот священный знак?

Ричард почтительно кивнул.

- Это знак прощения, - продолжил аббат. - А известно ли Вам, кто принес это прощение? Сын Божий простил своих убийц, и Отец простил тем, кто убил Сына. И Вы еще взываете к мести!

- Но; разве жестокий убийца и изменник,- мальчик смело глянул на священника, - должен гордиться безнаказанностью своего преступления, в то время как здесь… - Голос мальчика пресекся: слезы душили его.

- Возмездие настигнет грешника, - веско молвил Мартин. - Божие возмездие. Оно придет в свое время, но люди не должны его торопить. Нет, Ричард, твой долг - простить, Арнульфа Фландрского; даже когда его поразит карающая десница Господа в наказание за совершенное им преступление! Верь в Бога, и воля Его свершится. Но когда неминуемая кара приведет преступника к твоим ногам - гонимого всеми и презираемого - поклянись, что даже в час своего торжества ты не забудешь о том, что Христос учил прощать. Если ты поклянешься в этом на мече твоего благородного отца в храме нашего Спасителя, вот это будет настоящая христианская клятва.

Ричард не мог говорить от слез. Бернард Харкутский, взяв мальчика за руку, вывел из церкви.

Над телом герцога Вильгельма по прозванию Длинный Меч отслужили на следующее утро мессу Requem.

- Dies irae, dies illa

Solvet saeculum in favilla:

Teste David cum Sibilla, - печально пели монахи на хорах.

Маленький Ричард печально стоял на коленях у гроба. Каким непривычным и зловещим казалось ему облачение из черной парчи, надетое священником! Половину слов гимна он не понимал, но ему было ясно, что все они говорят о горе и утрате.

- Quantum tremor est futurus,

Quando judex est venturus,

Cuncta scripte discussurus!

Tuba, mirum spargens sonum

Per sepulcra regionum,

Coget omnes ante thronum.

В нефе, посреди церкви, зияла приготовленная накануне яма. Наконец в нее бережно опустили гроб. Тяжелая плита со скромною надписью и крестом Нормандии легла сверху. Вот и снова пол сделался ровным. Причастники, шествуя к алтарю, будут теперь попирать ногами смиренное надгробие своего герцога.

После похорон Ричарда отвели в герцогские покои. Там с него сняли траурные одежды и снова облекли мальчика в короткую красную тунику, затем причесали. Теперь герцогу можно явиться перед вассалами, которые меж тем собрались в зале. Иные из них были в доспехах, иные, присутствовавшие на похоронах его отца, - в траурных мантиях. Появление Ричарда было встречено хором приветствий. В ответ Ричард, как учил его сэр Эрик, снял шапочку и поклонился. Спустившись по каменным ступеням, он прошел в залу.

Дворяне стояли перед ним торжественным строем, в соответствии со своими титулами, начиная от герцога Бретонского и кончая самым бедным рыцарем, получившим свое поместье от герцога Вильгельма незадолго до его гибели. Не нарушая строя, все медленно и торжественно прошествовали к церкви Девы Марии. Как все в ней изменилось за каких-то два или три часа! Храм был теперь убран цветами. Епископы в митрах и бело-золотом облачении стояли вокруг алтаря. Каждый из них держал в руке пастырский жезл.

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая