Легионер - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая
– Зато я вспомнил. Этого для меня достаточно.
– Когда это было? – не сдавался Пеха.
– Давно. Где-то с год назад. Я тогда был на абсолютной мели, а ты подкинул мне немного продуктов. Я подсчитал, получилось где-то около сотки «зеленью».
– Рей, тебе не стыдно!? – Пеха побагровел.
– Да, стыдно. Я должен был вернуть этот долг гораздо раньше.
– Нет, ты все-таки скотина! Какой долг, какие деньги!? Я просто помог тебе – и все дела. Точка. На моем месте ты поступил бы точно так же. Не возражай, я тебя знаю! Поэтому забери свою «капусту» и скажи, что значит твоя фраза «я пришел попрощаться»? Ты что, уезжаешь куда?
– В общем, да. Не очень далеко, но мне, я так думаю, придется сидеть там долго.
– По работе, или как?
– По работе.
– А… Тогда понятно, почему ты пришел ко мне с такими вопросами и решил раздать все долги. Похоже, у вас там здорово запахло жареным, даже сильнее, чем можно было предположить.
– Допустим.
– Не «допустим», а точно. Уже неделю, как местная братва достала свои волыны из тайников. Объявлен большой сбор. Есть сведения, что наступает очередной передел собственности. И зачинщиком в нем выступает, скорее всего, мистер Икс, компаньон Чвыкова.
– А причем здесь братва? Ведь если верить твоим словам, идет свара между собственниками «Дерона». Бандитов тут с какой стороны можно прилепить? У них есть свои «угодья», где они очень даже неплохо и стабильно пасутся. Сейчас братва сидит тихо, не высовывается особо, как в прежние времена.
– Ты совсем не просекаешь момент. Потому и нищий… как много других лохов. Прости, но так теперь называют достойных, порядочных людей, которые не воруют, не убивают ради наживы, которые честно платят все налоги и до копеечки вносят в кассу квартплату.
– Пусть я лох, да еще и ушастый, но все равно не вижу никакой связи между ссорой моих хозяев и волнением среди братвы.
– Элементарно, Ватсон. После того, как начали сажать олигархов, народ, уже не чаявший урвать себе хотя бы маленький кусочек госсобственности, которую разворовали самые наглые и хитрые, зашевелился в надежде, что грядет продолжение прихватизации. А если еще рухнет и Чвыков, или его завалят, то и в нашем заштатном городишке появятся жирные куски собственности на подпольных аукционных развалах. Вот так-то, мил человек.
– Ну, бандиты – это еще не народ…
– А кто? Плоть от плоти, кровь от крови. Новые опричники. А первый президент России – Ванька Грозный номер два. Ладно, пусть не Ванька, но за то, что разрушил до основания столицу Чечни, он вполне может именоваться Грозным. Все возвращается на круги своя.
– Да, мне знакома теория спиралеобразного движения истории человечества. Мы тоже в школе учились. Только я все равно остаюсь при своем мнении.
– Не буду спорить. Это не так важно. Только тебе от этого легче не станет.
– А когда мне было легко? – пробурчал Рей.
– Это я к тому, что держи ушки на макушке, если хочешь дожить до пенсии. А может, все-таки, похеришь свою службу и ко мне? Сейчас у тебя самый подходящий момент свалить по холодочку.
– Не могу.
– Ну почему, почему, черт меня дери!? Или тебе моя компания не подходит?
– Будь это так, я сюда бы не приходил. Просто коммерсант из меня аховый. Не мое это дело. Не думаю, что тебе будет приятно изо дня в день видеть мою кислую страдальческую физиономию.
Пеха тяжело вздохнул.
– Умеешь ты убеждать, – сказал он грустно. – Ладно, что поделаешь. Человек обладает удивительной способностью копать яму самому себе, не обращая внимания ни на умные советы, ни на инстинкт самосохранения.
– Не изображай из себя старую мудрую ворону.
– Не буду. Выпьешь?
– Разве что на посошок…
На том они и расстались. Тяжелое чувство, которое угнездилось внутри после разговоров с Амброжеем и Пехой, не рассосалось даже под влиянием прекрасной природы, среди которой раскинулось поместье Чвыкова.
Рей с невеселой усмешкой вспоминал советскую пору, когда простому люду под так называемые дачи от щедрот компартии и правительства выделялось на одну семью пять соток заброшенных пустырей и солонцов. Эти участки вскоре стали именоваться «фазендами», указывая своим нерусским названием на поистине рабский, каторжный труд по облагораживанию выделенной земли.
Нынешние дачные участки для богатых нарезаются в заповедных лесных зонах, возле самых чистых рек и озер. И размеры их куда больше, нежели в «застойные» времена. Иногда пять соток уходит только под здание, которое больше похоже на замок средневекового западноевропейского феодала, нежели на добротную русскую дачу.
Вспоминая слова Амброжея, Рей внимательно присматривался к остальным парням. Старшим группы был здоровенный бык по имени Федя. У него не было даже псевдонима. Федя, он и есть Федя, как не крути.
Рей недоумевал – зачем Быкасов назначил такого тупого хмыря командиром? Ведь даже неискушенному человеку было видно, что Федя никогда не нюхал пороху и не служил в армии; скорее всего, он отмазался от службы, заплатив энную сумму военкому или председателю врачебной комиссии.
Второй отзывался на кличку Шипр. Этот малый был большим любителем разных одеколонов. В первую ночевку Рей не выдержал ароматов, которые источал сонный Шипр, и, начиная с трех часов, до самого утра коротал время на улице, благо погода была изумительной, – проветривал легкие.
Утром Федя лично отобрал у Шипра все флаконы с одеколоном – три штуки! – и демонстративно выбросил их в мусорный бак. А затем молча поднес к его носу свой кулачище.
Весьма доходчивое внушение помогло, но с той поры Шипр ходил как в воду опущенный. Наверное, одеколон был для него моральным допингом.
Третьим был Тохта. Рей так и до сих пор и не знал, имя это или прозвище. Скорее всего, Тохта был азиатом только наполовину, но национальность его восточного предка не поддавалась точному определению. Он был молчалив, замкнут, и имел привычку долго медитировать – сидел, скрестив ноги, как неудачная копия сильно похудевшего Будды.
Четвертый был чисто русским богатырем: косая сажень в плечах, румянец во всю щеку, добрая, младенческая улыбка, не покидавшая его лицо ни во время бодрствования, ни во сне. Бабай (так его кликали) и впрямь напоминал былинного Илью Муромца – он мог проспать, сидя на печи, лет тридцать с небольшими перерывами для приема пищи.
В общем, отметил Рей про себя с тяжелым вздохом, команда подобралась еще та: один тупой, как сибирский валенок, другой спит на ходу, третий сам себе на уме…
– … Ты что, уснул!?
Рей даже шарахнулся от неожиданности в сторону. Задумавшись, он не слышал, как его позвал Федя. Тогда тот подошел к нему вплотную и рявкнул своим громоподобным басищем над самим ухом.
– Нет, не уснул, – зло ответил Рей. – Я оглох… от твоего рева.
– Гы-гы-гы… – заржал Федя. – Дико извиняюсь. Время, братан. Ваша с Громом смена. Поторопитесь. Кстати, где он?
– Угадай с двух раз.
– Мать твою!… – выругался Федя. – Опять сидит в сортире. Ну, бля…
Он подошел к биотуалету и сильно пнул ногой в дверь.
– Поносник, выходи! – разнесся зычный голос Феди по лесу.
Из-за двери раздалось невнятное бормотание, словно импортный унитаз обрел дар речи, и спустя несколько секунд из биотуалета пулей вылетел красный, как рак, Громушкин.
– Ты что там, онанизмом занимаешься!? – продолжал грохотать Федя. – Не дозовешься вас, бля!…
«Лишь бы день начинался и кончался тобой…», – совсем некстати вспомнил Рей слова некогда популярной песенки, засмеялся, и пошел в импровизированную казарму, чтобы взять хранившееся в металлическом шкафу оружие.
Приближался вечер.
Глава 8
Первую неделю все были заняты обустройством. Дежурство по даче несли только для своего же спокойствия.
Парни были в радостно приподнятом настроении. Им казалось, что они попали на курорт: отличная еда, свежий лесной воздух, запах разогретой на солнце живицы и небо в белых барашках редких тучек.
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая