Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 59
- Предыдущая
- 59/64
- Следующая
– В аэропорт… – Билет на самолет Олег уже заказал через гостиничного администратора.
– Нет проблем…
Они уже выехали на кольцевую дорогу, когда таксист вдруг притормозил.
– Что-то случилось? – с тревогой спросил Олег. – Я не опоздаю на рейс?
– Все нормально, ничего такого… – ответил водитель. – Мелочи…
Он открыл капот, поковырялся в движке минуты две, и возвратился в салон.
– Ну, что там? – Олег нетерпеливо ерзал по сидению.
– Уже едем, – загадочно улыбнулся таксист.
С этими словами он поднял руку и распылил в лицо Олегу содержимое баллончика, который был спрятан у него в рукаве.
Художник резко отпрянул назад, ударившись головой о дверь, хотел крикнуть, позвать на помощь (кого?), но его дыхание сбилось, в глазах сначала заискрило, а потом помутилось, и он начал терять сознание. И как будто в насмешку в его голове прозвучал вопрос «Кто наступает дважды на одни и те же грабли?», за которым тут же последовал ответ «Иванушка-дурачок».
Его взяли таким же способом, как и в первый раз, когда он едва не был погребен под грудами мусора на свалке…
Очнулся Олег от гула моторов. Открыв глаза, он увидел, что лежит на гофрированном полу небольшого транспортного самолета, а на скамейках по бортам сидят четверо парней в камуфляже и в черных масках. Оружия у них не было.
Это обстоятельство почему-то немного приободрило Олега. Он хотел спросить парней, куда они летят, но тут обнаружил, что руки и ноги у него связаны, рот заклеен скотчем, а талию обхватывал широкий пояс монтажника со скобами для крепления карабинов.
«Меня похитили!» – это была первая связная мысль, которая посетила его голову спустя пять-шесть минут после пробуждения. До этого там царили туман и полный разброд. Видимо, та гадость, которой он надышался по милости таксиста, напрочь отшибла способность здраво размышлять.
Но кто и зачем его похитил? Террористы? Смешно… Кому нужен художник? Разве что в Ираке. Там теперь по милости американцев воруют все подряд. Сначала разворовали музейные ценности, а теперь перешли на иностранцев – для получения большого выкупа.
И неизвестно, кто этим занимается: или оккупационные войска, действуя через подставных лиц из местного населения, или сами иракцы, по собственной инициативе, – чтобы прокормить семьи.
Но я ведь в России, подумал Олег. Хотя это еще ничего не значит, вспомнил он Чечню. Художник попытался переменить позу, но его без особых церемоний прижали грубым армейским ботинком к полу. А затем Олегу многозначительно продемонстрировали десантный нож.
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. Все понятно – лежи и не трепыхайся. И все-таки, куда летит самолет?
Объяснение пришло раньше, чем он думал. В какой-то момент его подняли, отклеили рот, и поставили перед открытой дверью самолета. Далеко внизу голубела узкая лента реки, зеленели рощи и радовали глаз четкой геометрией разноцветные поля.
– Полетаем? – услышал он над ухом веселый звонкий голос.
Олег обомлел. Он всегда боялся высоты, хотя и старался себя превозмочь. Но сейчас, глядя на далекую землю внизу, художник почувствовал внезапную слабость и тошноту. И потом – у него ведь нет парашюта!
– Полетаем, – ответил звонкоголосому чей-то бас.
И художник не успел опомниться, как оказался за бортом самолета.
Дикий ужас охватил все его естество. Он дико заорал, чувствуя, как его охватывает безумие. Страх пожирал Олега изнутри, словно червь яблоко. Глаза вылезали из орбит, ветер хлестал его, бил по лицу, ворочал в воздухе, как тряпичную куклу… а земля все приближалась, и приближалась.
Когда он почувствовал, что еще немного и у него разорвется сердце, чьи-то сильные руки обхватили его поперек туловища, раздался щелчок карабина, замыкающегося на скобе монтажного пояса, затем послышался хлопок вытяжного парашюта, и Олег, подвешенный к парашютисту на прочном фале, плавно приземлился.
Чтобы тут же потерять сознание…
Его привели в себя достаточно быстро и бесцеремонно, с силой отхлестав по щекам.
– Очнись, тетеря! – раздался знакомый бас. – Да живой ты, живой. Приедешь домой, трусы поменяй. Штаны, вроде, не мокрые, но проверять не будем.
Послышался чей-то смех.
Олегу помогли встать (путы уже были сняты). Перед ним стоял обладатель баса, худощавый мужчина с удивительно широкими для его небольшого роста плечами. Он так и не снял маску.
– Просили передать тебе всего три слова – больше не шали, – пробасил он внушительно. – От себя добавлю – в следующий раз при десантировании тебя могут и не поймать. Очень неприятное зрелище, когда человек разбивается о землю, если у него не раскрывается парашют. Это даже не человек, а окровавленный мешок с костями. Бывай… счастливчик.
Парашютисты быстро запрыгнули в УАЗ цвета «хаки» без номеров, мотор микроавтобуса взревел, и Олег остался один среди чистого поля.
Жив… Жив! Чувствуя, что подкашиваются ноги, Олег сел. Над головой жужжали пчелы, занимаясь своим повседневным трудом, в рощице неподалеку щебетали какие-то птички, солнце каталось по небу колобком, уворачиваясь от мелких тучек, дел легкий низовой ветерок…
Жизнь передвигалась по наезженной колее, как прежде. Она казалась простой, ясной и радостной. И в то же время что-то было не так.
Это сомнение словно заноза больно кололо под сердце; Олег пытался понять, что его смущает, но голова стала пустой и звонкой, и мысли никак не могли нащупать верную тропинку среди только что испытанных переживаний и убийственно неприятных эмоций.
Наконец в воздухе раздалось что-то наподобие «бамц!», и художник вдруг начал мыслить вполне логично и содержательно. Правда, от этого ему легче не стало.
Олег вдруг понял, что ему никуда не спрыгнуть с той телеги, в которую запряжены взбесившиеся кони и которая несется неизвестно куда, скорее всего, в пропасть. И что если он и дальше будет упрямиться, то его ждут страдания, которые трудно представить.
Кто мог заказать это «десантирование» без парашюта? Папаша Маргариты, Георгий? Вряд ли. Столь изощренный способ привести в чувство зарвавшегося слугу им бы и в голову не пришел.
Максимум, на что способны эти господа, это послать двух-трех крепких парней из личной охраны, чтобы они хорошо намяли ему ребра. Очень убедительный аргумент, и чаще всего срабатывает безотказно.
Нет, полет в бездну придумал кто-то поумней, настоящий садист. Карлуха, сволочь, фриц недобитый! Как он сказал: «Смертельно?… Это, знаете ли, все ставит на свои места… Интересная мысль…»
Немец уже тогда знал, как и чем укоротить строптивца. Ожидание близкой смерти, страшнее самой смерти.
Что ж, поживем – увидим. Как писал один поэт – когда помрешь, тогда поймешь. А пока…
Олег с трудом поднялся на ноги, которые стали какими-то чужими и ватными. За перелеском, куда вела проселочная дорога, по идее, должно быть шоссе.
А пока нужно добраться до города, закончил свою мысль художник. Это сейчас главное. Переставляя дрожащие ноги, как ножки большого циркуля, Олег медленно поплелся туда, где начиналась цивилизация.
Он еще не видел ее, но чуял – запах выхлопных газов машин вперемешку с дымом горящих мусорных свалок…
Таким пьяным Олег еще никогда не был. Сначала он пил в баре при гостинице. Потом вышел на улицы ночной Москвы и начал отмечаться во всех питейных заведениях, которые попадались ему по пути.
На Тверской к нему начали приставать проститутки, и он уже было повелся, но тут налетел милицейский наряд, путан запихнули в микроавтобус, а ему дали пинка под зад, но почему-то даже не спросили документы и – что самое удивительное – не обшарили карманы.
В конечном итоге Олег оказался на какой-то незнакомой улице, где гудел шалман с цыганами, притом до самого утра. Здесь он и окопался, швыряя деньгами направо и налево.
А потом его, пьяного вдрызг и совсем беспамятного, привезли к гостинице и даже занесли в номер. Кто? Это было тайной. На следующий день художник не только не узнал бы своих благодетелей, но и себя опознал с трудом, когда посмотрел в зеркало.
- Предыдущая
- 59/64
- Следующая
