Последний герой - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/70
• Следующая

Его поистине титанические усилия не пропали даром. Это Люсик понял только тогда, когда очнулся на катере в компании таких же неудачников, как и он сам.

Но ужас, поселившийся внутри после убийства его партнера по нетрадиционным любовным утехам, не оставил Люсика даже тогда, когда катер с боссом исчез за горизонтом.

Люсик поступил во время выбора вещей точно так же, как и Кроша, – он взял первое, что попалось под руку. И только спустя какое-то время с удивлением обнаружил, что в качестве «приза» ему достался моток тонкой, но очень прочной бечевки, сплетенной из синтетических волокон.

Зачем он ее взял?! Разве что для того, чтобы повеситься…

Немного поломав голову над этим феноменом рассеянности и непрактичности, Люсик бросил бечевку на песок поближе к зарослям и сразу же вычистил из головы даже намек па воспоминание о своей непрактичности.

Он снова погрузился в мрачную пучину страхам безысходности.

Шум, производимый неизвестным существом, приближался. «Новые робинзоны» невольно сбились в кучу, с отчаянностью обреченных держа мачете наготове.

Фиалка пыталась унять дрожь, но это ей плохо удавалось; Гараня для храбрости глотнул виски и, набычившись, крепко стиснул зубы; а вор лихорадочно соображал, что ему делать – держаться вместе со всеми или бежать к воде, чтобы отплыть подальше от берега.

Он был уверен, что к ним подбирается хищник, – ведь босс говорил, что остров необитаем.

Наконец совсем неподалеку от них зашевелились кусты, раздался треск сломанной ветки, потом послышалось хриплое дыхание, и на пляж из-за зеленого лиственного занавеса вывалился… Самусь!

Он тащил за плечами туго набитый рюкзак и своей согбенной позой напоминал рабочего муравья, который несет добычу в муравейник. Самусь подошел к товарищам по несчастью, потерявшим дар речи, и с возгласом «хух!» бросил рюкзак на песок.

– Вот… принес… – сказал он, радостно улыбаясь щербатым ртом. И, открыв верхний клапан рюкзака, принялся распускать завязки. – Проживем, братцы, – бубнил он с блаженной миной на лице. – Тут есть все – как в раю…

Первым прорвало вора. На смену страху пришла злость, и он заорал:

– Ты где бродишь, черт бы тебя побрал?!

– Дак это, на разведку ходил… – смешался Самусь, сгибая плечи, но тут же снова возбужденно и радостно заговорил: – Здесь и куры есть… сам видел. Много. Большие такие…

– Вот чудо в перьях, – сказал, успокаиваясь, вор. – Ладно, открывай свой сидор. Что там у тебя?

Самусь, запустив руки внутрь рюкзака, достал две большие связки бананов.

– Всего-то… – разочарованно протянул вор. – У меня эта зеленка уже поперек горла стоит.

– А вы посмотрите, – блаженно ухмыляясь, ответил Самусь, жестом приглашая вора лично ознакомиться с содержимым рюкзака.

Вор нагнулся и, нимало не колеблясь, сунул руку в рюкзак. И тут же с диким воплем выдернул ее обратно и начал отплясывать какой-то варварский танец, пытаясь избавиться от здоровенного краба, который вцепился в палец.

– Помогите! – орал ничего не соображающий вор. – Ай! Ой!

Наконец краб, разжав клешни, шлепнулся на песок, и вор, баюкая руку, принялся материть все подряд: и Самуся, и остров, и своих товарищей по несчастью, и бедного краба, который был виноват только в том, что действовал, повинуясь инстинкту.

Гараня, глядя на прыжки и ужимки вора, неожиданно расхохотался. Он просто не мог сдержать смех, который буквально взрывал его изнутри. Все его страдания и тревоги неожиданно прорвались наружу в таком необычном для серьезной ситуации виде.

Вскоре к хохочущему Гаране присоединилась Фиалка, а затем и Люсик; он хихикал в кулак, не открывая рта. Только Самусь, которого тоже распирал смех, старался быть серьезным и глядел на вора с наигранным состраданием и страхом – Самусь боялся, что вор изберет его козлом отпущения и надает по шее.

– С-суки… – с ненавистью прошипел вор, засовывая в рот оцарапанный до крови палец. – Вы у меня посмеетесь. Погодите.

– Не злись, – наконец справившись с приступом смеха, миролюбиво сказал Гараня и заглянул в рюкзак, почти до половины заполненный крабами, – Это же первоклассный ужин. Прям как в ресторане. В бухте наловил? – спросил он у Самуся.

– Не-а, – бодро ответил воспрянувший духом бомж, сообразивший, что расправа ему не грозит. – Они тут по деревьям бегают. Много…

– Понятно, – с удовлетворением улыбнулся Гараня. – Это пальмовый краб. Теперь от голода мы точно не пропадем. Брось их в котел, вода уже закипела. Да соль не забудь.

– Знамо дело… – Самусь, осторожно обойдя по дуге вора, смотревшего на всех букой, начал кухарить.

Крабовое мясо оказалось на удивление вкусным и питательным. Все наелись до отвала, дополнив главное меню ужина банановым десертом.

Сорванные прямо с дерева, полностью созревшие бананы по вкусу напоминали смесь сладкой ароматной дыни и клубники, чему немало удивилась Фиалка, избалованная во время своих амурных похождений разными заморскими деликатесами. Она сказала об этом Гаране, на что тот ответил:

– А к нам в основном присылают что подешевле. Трава травой. К тому же для транспортировки берут недозрелые бананы и держат их в специальных холодильных камерах.

– Откуда знаешь?

– Знаю, – коротко ответил Гараня и нахмурился – видимо, что-то вспомнил.

Фиалка не стала развивать эту тему, так как Гараня направился к Кроше, которая все еще лежала в тени – отрешенная и ко всему безучастная. Она уже пришла в себя, но вид у нее был словно после тяжелой болезни.

Заставив Крошу сесть, Гараня начал кормить девушку, едва не насильно запихивая ей в рот маленькие кусочки крабового мяса. Кроша глотала почти не пережевывая, как утка. Ее глаза были пусты и безжизненны.

– Добряк… – злобно бубнил вор. – Святой… пьянь-рвань подзаборная. Слушай, ты, лох! – окликнул он Гараню. – Оставь ее в покое. Твоя еда ей сейчас до лампочки.

– Почему?

– Потому, – ответил вор, нехорошо ухмыляясь.

Едва он это сказал, как по бледному лицу Кроши пробежала тень и девушку вырвало. Спазмы сотрясали ее худенькое тело, и Гараня испугался, что девушка может захлебнуться рвотными массами. Он быстро разрубил кокосовый орех и начал отпаивать ее молоком.

Большая часть прозрачной жидкости пролилась мимо рта, однако Кроша все-таки сделала несколько судорожных глотков, после чего ей стало легче. Но больше есть она не стала. Сокрушенный Гараня помог ей улечься поудобней и возвратился к остальным.

– Зря суетишься, – сказал вор. – Девка на этом свете уже не жилец.

– Глупости, – упрямо боднул головой Гараня. – Ломка закончится, она выздоровеет и будет как все.

– Дурак… – Вор скептически ухмыльнулся. – Посмотри на ее руки. Там места живого нет, все исколото. Она давно за гранью.

– Это ты так предполагаешь. А там, – Гараня ткнул пальцем в предзакатное небо, – возможно, думают иначе.

– Ты еще и в Бога веришь… – Вор наморщил конопатый нос и ехидно хихикнул.

– А хотя бы и так, – с вызовом ответил Гараня, начиная заводиться. – Между прочим, это мое личное дело. И не нужно дыбиться – здесь нет ничего смешного.

– Конечно, – легко согласился вор. – Вольному воля, а зэку двойной паек сытного с маслом к чаю и мягкая шконка[1]. Посмотрим, что ты запоешь через день-другой.

– На что намекаешь?

– Я не намекаю, а говорю прямо. Мне будет интересно услышать, как ты обратишься к Богу, когда у тебя закончится виски.

– Какая же ты сволочь… – устало сказал Гараня. – Бьешь по больному месту… Думаешь, если мы все подохнем, то ты прискачешь к платежной ведомости бодрым, хорошо откормленным козликом? Ты имеешь хоть малейшее представление, что такое джунгли?

– Не меньше твоего, – огрызнулся вор.

– Ну-ну… – Гараня криво осклабился и направился к кромке прибоя.

Он кожей ощущал недобрый взгляд вора, но даже не подумал обернуться. Гаране до дрожи в конечностях хотелось немедленно присосаться к бутылке, и он, чтобы сдержать себя от этого неразумного поступка, кусал губы и старался думать о чем-нибудь другом, но это у него получалось плохо.

• Предыдущая
• 10/70
• Следующая