Последний герой - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/70
- Следующая
К счастью, остальным было не до его переживаний. Страшная ночь ввергла всех в состояние, близкое к умопомешательству. Даже Кроша, так жаждавшая умереть, дрожала от ужаса словно осиновый лист. А Фиалка, оглохшая от раскатов грома, все время плакала и тоненько повизгивала, цепляясь за Гараню, как утопающий за соломинку.
Только Самусь держался стойко. Нельзя сказать, что он не испугался. Отнюдь. Но он почему-то был твердо уверен, что ЕГО остров не может причинить ему зла, что он защитит его от тайфуна. Присев на корточки и скукожившись, бомж отключился от действительности, рисуя в уме радужные картины своей будущей жизни на острове.
Единственное, в чем Самусь себя упрекал, так это в том, что он до сих пор. не нашел надежного жилища. Это было непростительно. Он не хотел жить вместе с остальными.
Ему нравились Гараня и Фиалка, но общество вора Самусю было неприятно. Он знал наверняка, что рано или поздно Малеванный начнет качать права по-настоящему, и тогда ему придется худо.
Даже в те далекие, счастливые годы, когда он имел квартиру и хорошую работу, им помыкали все кому было не лень – и на производстве, и дома. Мягкосердечие Самуся и его покладистость в конце концов сослужили ему плохую службу.
Он прожил с женщиной, у которой было двое детей от первого брака, двадцать четыре года. А когда она умерла от какой-то мудреной болезни, пасынки просто вышвырнули его на улицу, так как Самусь состоял с их матерью в гражданском браке и в принципе не имел никаких прав на квартиру.
Они мгновенно и напрочь забыли, что все эти годы Самусь их кормил, одевал и обувал, а также помог получить образование.
Самусь на них не обиделся и зла не держал. Бомж чересчур любил их мать, чтобы злобиться на ее неразумных, как он считал, детей, испорченных нарождающимся диким капитализмом. С той поры его жизнь покатилась под откос. Но Самусь на судьбу не жаловался – он был фаталистом.
Давным-давно ему попалось в какой-то книге выражение «От сумы и тюрьмы не зарекайся», и Самусь, оставшись без крыши над головой, сделал его личным девизом, оправдывающим бездомное и нищенское существование. Поэтому все невзгоды он переносил стойко и шел не вместе с жизнью, а как бы сбоку, без особого интереса наблюдая за ее течением.
После стресса, пережитого ночью, все стали как наэлектризованные. Даже Кроша оживилась и все делала в охотку. О том, чтобы лечь и хотя бы немного поспать, никто и не заикался.
Костер разожгли с трудом – едва нашлось на растопку нужное количество более-менее сухого топлива. Гараня вместе с Фиалкой принесли воды, и спустя какое-то время все хлебали наваристую уху неказистыми ложками размером с добрый черпак; их быстро и сноровисто вырезал из деревянных чурок Самусь, которому помогал Люсик.
Затем «новые робинзоны» разделились: Малеванный, у которого болела рука, и Кроша занялись потрошением и копчением рыбы, а Гараня возглавил остальных для постройки нового жилища.
Теперь его сооружали, так сказать, по «проекту» Гарани. Сначала Люсик вместе с Фиалкой расчистили на окраине джунглей площадку. В центре ее стояло высокое толстое дерево с густой кроной. Это место выбирал сам Гараня.
Пока Люсик и Фиалка рубили мачете низкорослую поросль вокруг дерева и убирали гнилые ветки и толстый слой опавших листьев, которые могли служить убежищем для насекомых и змей, Гараня вместе с бомжем заготавливали длинные толстые жерди.
Затем все четверо вкопали их в землю, связав для большей прочности по четыре штуки (всего таких «столбов» насчитывалось двенадцать), и на высоте двух с половиной метров соорудили настил, использовав для этого жерди потоньше, переплетая их лианами. В плане новое жилище представляло собой квадрат; длина каждой из сторон была около пяти метров.
Потом Гараня смастерил лестницу и с ее помощью сделал из жердей основу для пирамидальной крыши, которую накрыли толстым слоем пальмовых листьев, опять-таки скрепляя их тонкими лианами. Всю конструкцию Гараня прочно привязал к дереву – чтобы она выдержала напор сильного ветра.
Конечно, случись еще один тайфун, с их новым жилищем будет то же, что и с шалашом. Но Гараня знал, что такие стихийные бедствия бывают не часто и что циклон практически никогда не идет старым путем. Так что по крайней мере два месяца они могут не бояться повторения страшной ночи.
– Ну вот и все, – сказал Гараня, с удовлетворением рассматривая со стороны свое детище. – Или, скажем так, почти все.
– Кибитка, конечно, хороша, ничего не скажешь, – с ехидцей поддержал разговор Малеванный. – Только одна беда – ты забыл про стены.
– Стены нам в общем-то не очень и нужны. Без них будет свежей. Однако мы сделаем не только стены, а также двери, окна… Но это будет завтра. Сегодня мы здорово умаялись.
– Из чего сделаешь? – продолжал не без задней мысли любопытствовать вор. Он хотел Гараню, который обхаял его шалаш, поймать на слове.
– Только не из пальмовых листьев, как ты думаешь, – насмешливо ответил Гараня, сразу поняв, откуда ветер дует. – Здесь неподалеку есть заросли молодого бамбука, вот мы и пустим его в дело. Получится шикарный, экологически чистый домик.
– Ну-ну… – Малеванный криво осклабился и возвратился к Кроше, следившей за тем, чтобы костер не горел, а дымил.
Гараня устало опустился на уже подсохший песок и с внезапно проснувшимся интересом и даже удивлением начал разглядывать свои руки. А удивляться было чему – последний раз он занимался полезным трудом лет семь назад. Оказывается, руки тоже обладают памятью.
– Может, сходим к озеру? – робко спросил Самусь, который примостился рядом.
– Зачем?
– Дак, это, вдруг леопард не все съел…
– А это мысль… – Гараня снова почувствовал прилив сил и встал. – Думаю, что мясо – если оно там есть – еще не протухло. Ночь была прохладной. – Он посмотрел на небо. – До захода солнца примерно часа три. Успеем смотаться туда и обратно до темноты?
– Успеем, – уверенно ответил бомж.
– Ну тогда вперед…
Пробираясь по звериной тропе, и Гараня, и бомж чувствовали себя неуютно. Им казалось, что из зарослей на них кто-то смотрит. В одном месте Гараню едва не укусила зеленая древесная змея, которая или прыгнула на него, или просто свалилась с ветки. Он инстинктивно отмахнулся мачете и разрубил ее на лету пополам.
После этого случая они стали смотреть не только по сторонам и под ноги, но и вверх. Кто знает, какие сюрпризы таят густые кроны деревьев, названия которых им были неизвестны.
Несмотря на тайфун с ураганным ветром, озеро практически не пострадало от разбойничьего наскока стихии. Только попрятались куда-то бабочки и мотыльки, а на поверхности воды плавали сорванные ветром листья.
– И где же твое мясо? – скептически спросил Гараня несколько растерявшегося Самуся. – Зря только ноги били.
– Вот здесь лежало, – виновато потупившись, промямлил бомж.
– Твой леопард – очень прожорливая сволочь, – в сердцах сказал Гараня.
– Он был голодный, – попытался оправдать зверя Самусь.
– Оно и видно… – Гараня присел на корточки. – Постой-постой… Видишь след? Леопард тащил свиную тушу волоком.
– Дак свинья-то была о-го-го.
– Интересно… – Гараня пошел по следу. – Ну-ка, ну-ка…
След обрывался возле невысокого, ветвистого дерева. Недоумевающий Гараня обошел его вокруг и, словно повинуясь какому-то внутреннему импульсу, посмотрел вверх.
– Ах ты, ядрен корень! – воскликнул он и радостно рассмеялся. – Ты взгляни, что он тут начудил.
Самусь поднял голову и увидел свинью, которая преспокойно лежала в развилке на небольшой высоте. Леопард съел треть своей добычи, не больше.
Гараня думал недолго. Вскарабкавшись на дерево, он сбросил то, что осталось от свиной туши, вниз, где они с Самусем сноровисто разрубили добычу зверя на куски, завернули их в пальмовые листья и сложили мясо в рюкзак бомжа.
– Есть предложение кое-что оставить и леопарду, – сказал Гараня. – Голову, например, внутренности, ребра – на них еще достаточно мяса. Это чтобы он не обиделся.
- Предыдущая
- 20/70
- Следующая
