Ведьмак - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая

Во-первых, я постоянно «терял» свой мобильный телефон. Или «нечаянно» ронял его в горячий суп, притом на глазах своей дражайшей половины. Поэтому она никак не могла дозвониться до меня, чтобы узнать, где черти носят ее супруга-забулдыгу.

А для столь козырной дамы, как моя Каро, которую ее шнурки-подлипалы могли почти мгновенно соединить едва не с Кремлем, облом по части телефонной связи был просто нетерпим. В таких случаях она рвала и метала, наводя на подчиненных страх и трепет.

И понятное дело, в конторе всем было известно, по какой причине их босс столь часто пребывает в дурном настроении. Поэтому сотрудники фирмы меня еще и втихомолку ненавидели, вполне обоснованно полагая, что именно я являюсь главным возмутителем спокойствия в их безмятежной лазурной жизни. Между прочим, хорошо оплачиваемой жизни.

Во-вторых, я просто был не в состоянии торчать дома, в четырех стенах, целый день, дожидаясь, пока моя ненаглядная не закончит все рабочие дела и не явит мне свой пресветлый лик.

Я выходил на улицу и часами болтался по городу, тупо рассматривая прохожих и витрины многочисленных шопов, бутиков и магазинов, пока мои ноги сами не приносили меня в какую-нибудь компанию, с которой я коротал быстротекущее время.

Быстротекущее среди добрых приятелей, за рюмкой горячительного напитка, так как в других обстоятельствах, особенно когда я пребывал в одиночестве, оно тянулось словно резина.

И в-третьих, когда мое достаточно терпеливое отношение к перипетиям семейной жизни совершенно иссякло, я решил научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте – где-то краем уха мне довелось слышать, что музыка облагораживает человека и снимает напряженность в личных отношениях.

(К тому же, мне не грех было на всякий случай обзавестись хоть какой-нибудь гражданской специальностью).

Сначала я хотел купить большой барабан и литавры. Мне всегда нравились барабанщики – те, что ходят с похоронной процессией. У них главная проблема – тяжесть барабана, который приходится тащить вслед за трубачами. Но для меня, здоровенного лося, это семечки.

Другим же участникам духового оркестра приходится упираться по полной программе. Особенно туго им зимой, на морозе. Кто не верит, путь попробует в зимнее время немного подержать мундштук от геликона на улице, а затем нежно его поцеловать.

Уверяю – эффект будет потрясающим…

Немного поразмыслив, от первоначальной идеи я все же был вынужден отказаться. Мы жили не в личном доме, а в шикарной многокомнатной квартире (клянусь, я так и не сосчитал, сколько в ней комнат), занимающей весь третий этаж элитного дома в центре города.

Нашими соседями снизу и сверху были такие же упакованные бизнесмены, как моя Каро. С одним отличием: если Каролине ее фирма досталась по наследству от папаши, и все грехи первоначального накопления капитала он унес с собой в могилу, то остальные жильцы элитного дома продолжали тащить этот груз на своих плечах.

К этому грузу, естественно, прилагался и комплект бойцов-отморозков, так называемая «крыша». Что меня и смутило. Не думаю, что соседям сильно понравились бы мои музыкальные экзерсисы с барабаном и литаврами, особенно по вечерам.

А так как люди они большей частью деликатные и самолично не станут выяснять со мной отношения (времена базарных разборок они уже проходили, и теперь стараются о них забыть), то вполне вероятно, что в один прекрасный день (вечер, ночь) некие «неустановленные» по милицейской терминологии лица отметелили бы меня по полной программе, не исключающей членовредительства.

Ну, например, положили бы мои неуемные грабли под паровозик…

Так что, по здравому размышлению, я не стал рисковать здоровьем и от идеи заделаться барабанщиком отказался. Но тяга к музыкальному образованию у меня все равно осталась. Эдакий неприятный зуд, как в заднем проходе, когда у человека появляются глисты.

Короче говоря, не выдержав непосильной для моего морального состояния тяги к прекрасному, я купил себе кларнет. Этот музыкальный инструмент обладает негромким камерным звучанием и огромными возможностями. В чем я вскоре и убедился.

Первоначально мне пришлось брать уроки у своего приятеля-музыканта. (Как-то так получилось, что по приезду в город я познакомился со многими работниками свободных творческих профессий, которые действовали на меня облагораживающе). Плата за урок была минимальной и не сильно била по моему личному бюджету – бутылка водки и закуска.

Когда я достиг определенных вершин в игре на кларнете, – то есть, научился более-менее сносно выдувать звуки, соответствующие неким нотам, о которых имел весьма слабое представление, – то перенес выполнение домашних заданий в стены собственной квартиры. (Пардон – квартиры, принадлежащей моей супруге).

Едва услышав, как возле подъезда останавливается ее навороченный «мерс», я тут же принимался усердно выводить трели и рулады, тупо уставившись в нотную тетрадь. Когда она впервые застала меня за этим занятием, у нее просто не оказалось слов, чтобы выразить свое восхищение талантами мужа.

Зато потом, в другие вечера, она отводила душу со всей искренностью чистой, незамутненной музыкальным образованием души.

Ее голос и звуки кларнета сливались воедино, вызывая восхищение у бездомных кошек и собак, которые собирались под окнами нашей квартиры и с огромным вниманием слушали бесплатный концерт, иногда повторяя на свой лад особенно понравившиеся музыкально-вокальные фразы.

Таким образом мне удалось добиться того, что Каролина высказала пожелание (в очень грубой форме, не скрою; но я не был на нее в обиде, так как понимал, что это издержки воспитания), чтобы я обучался игре на кларнете где-нибудь в другом месте.

Это место она определила сама, но оно столь неприятно и отдаленно, что мне даже не хочется говорить о его географическом месторасположении. Тем более меня не воодушевило страстное желание Каро, чтобы я отправился туда немедленно, вечерней порой и со скоростью курьерского поезда.

Как человек покладистый и приверженный семейным ценностям, спорить с женой я не стал. Немного пораскинув мозгами, я нашел аудиторию для совершенствования своего музыкального образования в более приятном месте, нежели то, куда послала меня Каро, и гораздо ближе к дому, в черте городе.

Едва приближался вечер, я брал футляр с кларнетом и вострил лыжи, куда глаза глядят. А глядели они обычно в сторону многочисленных веселых компаний, где принимали меня со всей сердечностью и относились к моему хобби с пониманием.

Каролина долго терпела мой образ жизни свободного художника. Но теперь, похоже, ее терпению пришел конец. Какое несчастье…

– Это все мышцы, – ответил я нахально. – Каждый день качаюсь.

В общем, Каролина была где-то права в этом вопросе. От валятельно-созерцательной жизни свободного художника (у меня теперь было полное право так называться) я и впрямь прибавил в весе.

Но если учесть, что до женитьбы я был худой и жилистый, как Кащей в молодости, то каких-то пять-семь килограмм мне пошли только на пользу. Даже мое угловатое лицо приобрело приятный овал и – не скрою, все как на духу – на меня начали заглядываться девушки, гораздо моложе моей женушки, чего раньше не наблюдалось.

– Ты не качаешься каждый день, а накачиваешься… водкой, пивом и еще какой-то дрянью под самую завязку, – отбрила меня Каро.

– Так ведь на фирменные качественные напитки у меня денег не хватает. Ты не даешь. Уже больше месяца питаюсь святым духом и от щедрот моих друзей.

– Пора научиться самому зарабатывать. Хотя бы на свое пойло. А что касается твоих так называемых друзей, то уж лучше бы ты якшался с бомжами.

– Я учусь, – скромно потупив глаза, я кивком головы указал на футляр с кларнетом, который сиротливо лежал на крохотном диванчике в стиле «ампир»; кухня у нас была огромной, поэтому и своими размерами и обстановкой чем-то напоминала фешенебельный бар. – Еще немного и… Между прочим, студентам полагается стипендия.

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая