Дангу - Глыбин Леонид - Страница 19

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая

Показал на гравировку медальона, а потом на Дангу:

— Тута прописано — Никита! Ты есть Ни-ки-та! — медленно произнес по слогам. — Понял?

И Дангу улыбнулся. Признаться, он мало что понял из этих объяснений. Единственное, что стало теперь ему ясно: он — ми, такой же, как Григорий, одного рода. И он узнал имя своего родного отца. Но кто же его мать?

— Дангу — Ни-ки? — вопросительно ткнул он в себя пальцем. И потом прибавил: — Та? — словно ему было трудно произнести имя целиком.

— Да! Да! Господи прости! Пускай будет Ники, ладно, а то Дангу. По-звериному, что ли, инда по-местному?

— Так назвали меня ама и ата.

— Вот я никак уразуметь не могу, — продолжал Григорий, — как ты здесь обретался да с дикими людьми дружбу да любовь водил? Жил без веры, грех ведь! Ты ж крещеный. А чтоб по вере нашей жить без греха, десять заповедей Иисуса Христа помнить надобно. Говорит нам Святый Боже так: Я твой единственный Бог, никому другому не поклоняйся, не говори напрасно имя мое, отдай мне день субботний, чти отца и мать, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не доноси ложно на ближнего, не желай жены и имущества ближнего, люби ближнего как самого себя. Так-то! Ну-ка, повтори, сыне!

Дангу старательно повторил несколько раз с остановками и поправками Григория.

— Ну вот! Зело хорошо. Ладно. И до чего ж ты мне Ванятку моего старшого напоминаешь, сил нету! Никитка! Никитка! Ники! — Он погладил его по кудрявым золотистым волосам. — Слушай-ка! Нам отсель надобно выбираться. Я в здравии нахожусь, нога заподлинно ходит.

Он прошелся туда-сюда, чуть прихрамывая.

— Одежда на мне зело худая, да и лаптям снос случится быстрый. Бусурмане проклятущие ограбили, товару лишили и полушки не оставили. Ну ничего, теперь вместе будем пребывать. Господь расположит, и денег раздобудем.

Дангу понял про одежду и про то, что они будут вместе. Григорий пояснял слова жестами, но вот что такое деньги, Никита так и не взял в толк, хотя Семенов несколько раз принимался объяснять.

— Ну ладно! Дорогу на перевал показывай, а там разберемся. Оружие Божьей милостью имеем. — Он похлопал по пистолету, заткнутому за пояс. — Ну пошли, Ники!

Григорий решительно двинулся, запахивая халат, и вдруг нагнулся, ощупал подол. Остановился.

— Постой-ка! Тут, кажется, что-то зашито. Дай нож. Ну-ка, ну-ка! Посмотрим, — бормотал он, осторожно подпарывая угол халата, в то время как юноша внимательно смотрел на его действия.

Через несколько секунд поляну огласили два крика, слитые воедино. Один — радости, другой — удивления. В руках Григория лежал крохотный молитвослов, написанный мелким, неровным русским полууставом. Радости Григория не было границ.

— Слово Божие с нами, Никита! Это его благословение. Да святится имя твое! — Купец размашисто перекрестился и поцеловал молитвослов.

Дангу молнией озарило воспоминание о том, что он спрятал в укромном месте под перевалом сундучок с такими же предметами. Его первым порывом было тут же сказать об этом Григорию, но потом он решил, что сделает это позже.

— Ну вот, теперича уж пошли, Ники! — скомандовал купец.

Они двинулись в путь к перевалу, стараясь не выходить на открытые пространства, используя в качестве укрытия кусты, крупные камни, холмики. Новые друзья со стороны являли собой довольно живописную картину. Впереди шел молодой человек огромного роста и могучего телосложения, босой и голый, если не считать набедренной повязки, с кинжалом и колчаном на бедрах. Он временами останавливался, осматривался и принюхивался, как животное: нет ли где опасности. За ним метрах в десяти двигался, прихрамывая, второй — среднего возраста мужчина, невысокий, с черной бородой и усами. На нем был грязный рваный стеганый халат, подпоясанный красным кушаком, за который был заткнут пистолет. На ногах лапти, подвязанные лентами из лыка.

Через несколько часов они подошли под перевал. Григорий заволновался. В памяти всплыло все, что с ним произошло здесь. Он схватил спутника за руку:

— Постой-ка, Никита! Присядем чуток, вон место укромное.

Он завлек юношу за невысокую каменную гряду.

— Передохнем. Помолюсь я и помяну души друзей погибших, Салима да Тенгиза.

Он вынул молитвослов из складок халата и, найдя нужную страницу, начал негромко читать:

— Господи! Услышь молитву мою и вопль мой да приидет ко Тебе. Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш. Хранит Господь простодушных. Объяли меня болезни смертные, муки адские постигли меня. Я изнемог, и Господи, помоги мне.

Ты избавил душу мою от смерти, очи мои от слез и ноги мои от преткновения. Да упокой души безвинно усопших рабов Тенгиза и Салима твоих и сотвори им вечную память. Благослови, Господь, во веки веков! Аминь!

Григорий встал на колени, несколько раз перекрестился и поклонился до земли. Потом поднялся.

— А теперь давай порешим, что нам делать.

Дангу почтительно наблюдал, как молится купец своему Нга. Но ведь теперь это был и его новый Нга, чье имя — Иисус Христос так непривычно звучит…

Юноша решил, что наступило самое время сказать Григорию о сундучке.

— Григо! Дангу раньше нашел там, — он махнул рукой на перевал, — такие же предметы, — он показал на молитвослов. — Там их много. Дангу — Ники может показать.

— Что ты говоришь? Какие предметы? Книги? Откуда?

— Ники не знает, но может показать, — смущенно повторил Дангу. — Это недалеко.

— Ну-ка, ну-ка покажи! Чьи оные?

Григорий засуетился, шумно засобирался. Дангу прижал палец к губам, потом осторожно выглянул из-за камней, чтобы осмотреться. Солнце стояло в зените, было тепло, по небу неторопливо плыли облака. На перевале пусто и тихо. Дангу дал знак Григорию, и они быстро двинулись к той лощине, где Дангу не так давно обнаружил загадочную находку.

Спустя два часа они подошли к скалистому обрыву, где Дангу спрятал свое сокровище. Григорий присел на камень отдохнуть, а юноша быстро полез наверх, и через несколько минут перед изумленным Григорием стоял тот заветный сундучок. Открыв его, он вскрикнул. На крышке было выгравировано:

Сей ларец принадлежит

ево светлости князю Боголюбову

Василию Андреевичу

— Послушай, Никитка! Ведь этот сундучок твоего батюшки! — проговорил Григорий. — Как он тут оказался? Посмотрим, что за книги. Да тут библиотека целая! Гляди-ка, эво — Псалтирь рифмотворная Симеона Полоцкого, Жития святых, Киевский Апостол. А вот Лексикон, Физиолог, Космография. Гляди! Эво — Потешная книга. В точь как у детишек моих. А вот Лицевой словарь Истомина Кариона. С картинками, значит.

Григорий начал перелистывать словарь, а Дангу с горящими от возбуждения глазами ловил каждое его слово.

— Эво, Аз — буква первая расейского алфавиту. Адам — как ты, — он показал на юношу, — аналогий, аспид, агкира — якорь, арифметика с цифирями, апрелий месяц, — читал Григорий. — Араната коза, смотри, — ткнул пальцем в картинку, — дикой человече…

Дангу понимающе кивнул:

— Кангми!

— «Начало аза бытность в Адаме, Земля есть в части отрока зрети…» — продолжал читать Григорий. Он сам был возбужден не меньше Дангу. — Читать по-расейски научу тебя, вот так!

Он вынимал книгу за книгой из сундучка, читая заглавия.

— А это что?

Он вытащил плоскую кожаную папку, плотно набитую бумагами. Начал их разбирать и замолчал, сосредоточенно читая про себя, переворачивая пожелтевшие листки, шевеля губами и иногда хмыкая. Потом вскочил, поднял бумаги над головой:

— Слышь, Никитка! Батюшку твоего их величество Петр Алексеевич послали к Великому Моголу, царю индианскому, дружбу да союз установлять. Да, видать, разбойники-бусурмане всю миссию порешили. Как нас. И тебя батюшка с собой вез. Эвон жив ты остался. Дикие люди приютили тебя. Так вот! Господи прости! Да и матушка твоя была с тобою. Княжна Настасья Троепольская.

Юноша вздрогнул, как-то подобрался весь, лицо посуровело. Теперь он узнал все о своем происхождении.

— Ну-ка, ну-ка! Смотри! — Россиянин с радостным криком достал дощечку с ликом таинственной, божественно красивой женщины ми.

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая