Рыжий, честный, влюбленный - Полонский Георгий - Страница 22
- Предыдущая
- 22/23
- Следующая
Лабан огрызнулся, посылая уже к чертям все светские приличия:
– А ты вообще молчи, не вякай, пока цела!
Возмущению Людвига не было предела:
– Не смей с ней так разговаривать... ты, хам неблагодарный!
Лабан хотел съездить брата по уху, но Папа одернул его:
– На место, Лабан! Некогда сводить счеты... – Слыхали – за полчаса до рассвета!
– Да ведь уже почти светло... – заметила Мама и резко стала распоряжаться:
– Девочки, Лео! Вставайте! Людвиг, ну что ты прирос к Тутте? Собирайся... – Мужу она сказала на ходу:
– Дети еще не знают, что такое охота на лис, но мы-то с тобой, отец, мы-то прошли через это...
Отец уже швырял в чемодан вещи. Он отозвался:
– Прошли и еще раз пройдем. Только без паники. Только без паники... – Отец ходил и щелкал подтяжками. – Лора, берем лишь самое необходимое – с твоими бесконечными узлами нам не выбраться!
– Бросить все, что нажили?
– Детей мы с тобой нажили, детей! Их и надо спасать.
– По-твоему, я тряпичница? Или меньше тебя дорожу детьми? Однако, свои галстуки петушиной расцветки ты все-таки берешь?!
– Пожалуйста, не ссорьтесь, у вас нету времени! – взывала к их благоразумию Тутта. Перед ней была картина в общем-то знакомая: если ЧП случалось в ее доме, там произносилось примерно то же самое...
Тут выскочили из детской, разбуженные этим переполохом, Лаура, Луиза и Лео.
– Что за тарарам? И как только заметили гостью, – сразу все внимание было отдано ей:
– Ой... какая симпатичная! (это Лаура сказала)
– Эй, цыпа, пошли к нам в детскую! (Луиза)
– Я знаю: это личная цыпа Людвига! Но, Людвиг, ты ведь не жмот, а? Не единоличник? (Лео)
– А куда мы уходим-то? (спросил неизвестно кто).
В лихорадке сборов вопрос повис, не получив ответа.
– Объясните же что-нибудь! Мама! (Луиза)
– Я сама не знаю, куда мы денемся, – созналась Мама Лора. – Я знаю одно: беда!
Но глава семьи кое-что успел, оказывается, спланировать:
– Спокойствие! Пересидим недельку-другую в лесу Святого Августина, у дедушки... Тем более, старик давно мечтал повидать правнуков... Особенно в тебе, Людвиг, он не чает души.
Людвиг надевал штаны, а потом уличную курточку прямо поверх пижамы.
– Да? – рассеянно отозвался он. – Жаль... меня-то он как раз и не увидит...
– Что-что?
– Да, мамочка, я иду не с вами.
– Слушай, нам сейчас не до твоих фокусов! – раздражился Папа. – Тихо...
Он прислушался: отдаленная музыка охоты уже улавливалась. Трубили егеря, захлебывались лаем гончие.
– Что ты еще придумал? (это шопотом спросила у нашего героя Тутта).
– Потом поймешь. Скажи, Максимилиан тоже там? Его взяли на эту охоту?
– Точно не знаю... Наверное... Но вчера ему досталось жутко, ты был прав... Эта Кристинка белобрысая отхлестала его своими прыгалками, когда узнала все. Потом я сама видела слезы в его глазах...
Людвиг пристыженно склонился над своим рюкзачком...
– Эй, что там за секреты? – напряженно заинтересовалась Мама. – Отец, Людвиг что-то затеял...
...Надо сказать – просто для полноты картины – что устрашающую музыку охоты слышали, конечно, не только здесь; она разбудила и Зайцев, и Ежика Нильса, и обеспокоила Сову Илону... Гиена Берта, например, просто выла! Возможно, хотела этим способом связаться с Росомахой Дагни... Охотились-то на Лис, но кто мог быть застрахован вполне? От шальной или прицельной пули? А легавые собаки – они разве могут гарантию дать, что из всех жителей леса пострадают только «лица такой-то национальности» и никто, кроме них? Кто кому пообещает неприкосновенность в пылу погони, в неразберихе кровавой борьбы?
Зайчиха-мать загоняла под кровати Юкке-Ю и Туффу-Ту. Когда все они замерли там, ее посеревшие губы шептали одно:
– Авось, это только на Лис... Авось, это только на Лис...
Нильс орудовал большой кривой иглой: ставил заплату на своем плаще. Он нервно приговаривал:
– Ну, меня-то, извините, это вообще не касается! Как говорится, мне – чур-чура...
И Сова Илона скрипучим голосом возмущалась:
– Каменные шторы нужны в наше время! Нет, чугунные! Железобетонные!..
Между тем Ларсоны были готовы покинуть дом. Но это так говорится только: на самом деле готовы были их чемоданы, но не души их...Над столом раскачивалась голая, без уютного абажура, лампочка... За считанные минуты жилье разорено... Но как трудно, чего же неохотно отпускает оно от себя тех, с кем сроднилось...
– А вдруг мы уже не вернемся сюда? – Лаура высказала то, что думали все. И ответа не последовало. Тогда Лео поинтересовался чем-то более легким и забавным:
– Интересно, а цыпа идет с нами?
И его энергично поддержал Лабан:
– А что, отец, это мысль! Придем к дедуле, по крайней мере, не с пустыми руками!
Вмешался Людвиг – он возвысил голос и скрестил над собой поднятые руки:
– Дайте слово мне! Во-первых, никто из вас не сказал спасибо Тутте Карлсон. А ведь без нее нас взяли бы всех врасплох, как миленьких... Я жду.
Родители переглянулись.
– Он ждет! И каким тоном!.. Ну спасибо ей, спасибо, – быстро и раздраженно выполнил эту формальность Папа. – Что дальше?! Сейчас начнется пальба!..
– А дальше – то, что я иду с Туттой. – Он увидел расширенные мамины зрачки... перехватил движение отцовской руки к ремню... Боже, как наивно ждать, что он испугается! И Людвиг повторил:
– Да, мама, так надо. Вы идете через потайной лаз к Большому Оврагу, а я отвлекаю людей и собак на себя. У вас будет время уйти.
Лабан заржал, издеваясь:
– Ну герой, елки-палки! Ну Ричард Львиное Сердце!
Мама сперва обратилась к мужу, но тут же поняла: нет, отцу сейчас не по силам образумить мальчишку... Тогда она устремила на Тутту умоляющий взор:
– Милая, теперь, кажется, ты для него главнее всех – запрети ему это!
Но Людвиг сказал, что Тутта не может запретить ему двух вещей. Только двух: 1) быть около нее и 2) поступать по совести.
А когда Папа поинтересовался, «при чем тут его дурацкая совесть?!» – поступило такое разъяснение:
– При том. Лабан прав, к сожалению, – если б не мои хождения к Тутте, не началась бы эта облава... Выходит, я и должен помочь вам всем.
– То есть подставиться им вместо нас?! – спросила потрясенная Мама. – Собакам и пулям?!
– Ну, пуля – это самый плохой случай, а я почему-то верю, что не пропаду. Постараюсь встретиться с Максимилианом – я виноват перед ним, хорошо бы это загладить... Не бойтесь, он не кровожадный... Ну, поняли? Нет?
А если, по-вашему, это глупые причины, тогда вот вам еще одна: моя Тутта Карлсон идет домой в опасное время по чужому для нее лесу... А я ее провожаю, такую кроху... Вот и все. Просто, как апельсин.
– Он у вас особенный! – объявила Тутта восхищенно. – Если в курятнике рассказать про такой поступок, там никто не поверит...
Людвиг обнял родителей, вдруг утративших всякую волю к сопротивлению. В эти минуты казалось, что младший из Ларсонов – взрослее всех!
– Мальчик мой... Отец, ну почему именно он... младшенький? – Мама не могла не высказать это странное чувство, пугавшее ее больше, чем лай и пальба.
– Так вышло: он раньше всех стал мужчиной... – отвечал Папа, тоже, впрочем, ошарашенный таким поворотом дела.
На фоне лая донесся откуда-то сверху очень знакомый голос, только искаженный одышкой: «Я чую – это здесь где-то... Вот точно чую!»
– Голос Максимилиана! – определил Людвиг.
– Кажется, да... – согласился Папа, – его тембр. (Нужно заметить, что очень недавно – минуту или две назад – людвигово мнение стало для Папы вообще самым авторитетным. Почти по всем вопросам! Во фокус-то...).
– Значит, пора мне, – объявил наш герой. – Ну, ни пуха вам, ни пера, дорогие Ларсоны! Ни одного пуха, ни одного пера! Вперед, Тутточка!..
– Счастливо! – Тутта, казалось, не помнила ни одного неприятного слова, слышанного здесь. – Да сохранит вас Святой Августин!
- Предыдущая
- 22/23
- Следующая
