Прозрение - Драммонд Эмма - Страница 104
- Предыдущая
- 104/114
- Следующая
На полке рядом с плитой лежит трубка и нож для разделки мяса. У двери висит старое пальто с въевшимся стойким запахом табака. Под ним стоит пара сапог, новых, сшитых непослушными пальцами. Их никогда не наденут. Огонь окончательно угас вскоре после полуночи. Тесто перестояло. Лампа помигала и потухла, а кресло-качалка все скрипело и скрипело. Библия, заботливо хранимая, осталась на столе нераскрытой, ее умиротворяющие слова остались внутри сомкнутых страниц.
Неделю спустя, когда она на ледяном утреннем ветру выкапывала овощи, на горизонте появился всадник. Он приближался очень быстро. Она выпустила из рук лопату и пошла в дом. Она знала, зачем он едет. В помещении будет лучше.
Когда дверь отворилась, Хетта стояла у стола. Он подошел к ней близко, на расстояние двух футов.
– Я все знаю. Наши люди в Ледисмите регулярно передают сведения. – Он положил на стол свою винтовку. – Ты собираешься вечно скрывать свои грехи?
Хлыст, который он держал в правой руке, со свистом рассек воздух и оставил на ее щеке кровоточащий ручеек.
– Я как-то сказал тебе, что считаю глупостью со стороны Бога наделять женщину таким лицом и телом. Теперь я знаю, что ты – исчадие ада. Предательница… Иезавель!
Хлыст взвился снова и опустился на ее плечи.
Она приняла удары и беззвучно призывала на себя еще большие наказания. Их никогда не будет достаточно.
– Ты продала душу англичанину. На глазах главы вашей семьи, твоего брата и нареченного ты вступила в сговор с врагами своего народа. И ты отрицаешь это… здесь, в этой комнате, перед Библией ты отрицаешь это. Ты лжешь перед Богом… отступница.
Его бледно-зеленые глаза сверкали от переполнявших его чувств. Она ощущала запах ярости, исходивший от его тела.
– Ты спрятала от меня своего порочного любовника, зная, что он был моим пленником. Ты прятала его здесь, в доме твоего убитого отца, даже тогда, когда я искал полагающееся мне по праву. – Он схватил ее за руку и приблизил к ней свое лицо так близко, что красные, влажные губы двигались всего в нескольких дюймах от ее губ. – Ты созрела, это правда, но для некоего английского джентльмена, которому захотелось поразвлечься. Он получил, что хотел, и предал тебя. Неужели англичанам мало уже совершенных против нас грехов, что они удовлетворили свою похоть и выставили тебя на позор, унизив в глазах твоего народа?
Он так толкнул ее, что она упала на стол.
– Он пришел сюда не один и убил отца твоего отца, и все равно женщина из рода Майбургов отдает этому человеку свое тело. Я отомщу ему, но сначала я имею полное право наказать тебя за распутство и предательство. И я не возьму в жены женщину, использованную англичанами.
Стол под щекой был жестким и не за что было ухватиться, пока он бил ее. Когда он остановился, она долго лежала так, желая никогда не подниматься.
– Мне следовало убить тебя, но это в руках Всемогущего Бога.
Он ушел в комнату Франца, выспался там, а потом уехал, набив седельные сумки хлебом, вяленым мясом, сыром и яблоками из бочонков. Хетта вернулась к выкапыванию овощей. Она не смотрела ему вслед и не обращала внимания на боль, возникающую при каждом движении. С бесстрастным лицом она вонзала лопату в легко поддающуюся жирную землю.
Решение возвратиться в Англию откладывалось на неопределенный срок, потому что Джудит не могла заставить себя покинуть Ледисмит именно сейчас.
В моменты просветления она уныло говорила себе, что ни одна другая девушка не захотела бы продолжать отношения, несущие сладостную боль, которая нарастала с каждым днем, но принять решение и вырвать из своей жизни человека, который в ней не нуждался, было выше ее сил. В минуты же слепой страсти ей казалось, что еще может отыскаться основа для их совместного будущего. В течение двух месяцев, с тех пор как против Хетты Майбург возбудили дело, рядом с ней находился ранимый, уязвимый человек. Джудит была не настолько глупа, чтобы не понимать, что его нынешняя зависимость от нее не означает вечной привязанности. Но пока она длилась, она не могла не тешить себя иллюзиями.
Он потерял опору в перевернувшемся с ног на голову мире, в котором чем-то единственно надежным была она. Это и близко не походило на то, чего она так желала, но и этого было достаточно, чтобы откладывать покупку билета на океанский пароход.
С момента освобождения бурской девушки Алекс находился в подавленном состоянии. Тот единственный вечер, когда он обнажил свою душу в почти бессознательной исповеди, больше не повторился, а поскольку приведение приговора в исполнение было отложено, Джудит почувствовала в нем покорность судьбе, скрывшую все, кроме той части его существа, которую он не мог спрятать от окружающих.
Он пережил нависший над ним скандал и замаскированную враждебность тех, кто с легкостью забыл его побег из Ландердорпа и героизм, проявленный в битве при Спайонкопе, и подверг сомнению его лояльность. Любой, встретившийся с ним впервые, увидел бы перед собой сдержанного и серьезного молодого человека, спокойного и приятного, но Джудит знала его напористым, агрессивным или до безумия счастливым. Перемена в нем заставляла ее хотеть, чтобы он вернулся к тому или другому состоянию – к чему угодно, лишь бы пробудить в нем искру жизни.
Как-то днем, одеваясь на прогулку верхом, она думала об Алексе, хотя сопровождать ее должен был Нейл Форрестер. Застегивая жакет своего темно-зеленого костюма для верховой езды, она раздумывала, изменится ли что-нибудь, если она скажет ему всю правду о Нейле. То, что Нейл станет ей хорошим мужем, представлялось Алексу решенным делом. Но ее отношения с Алексом были так хрупки, что даже попытка заговорить на столь деликатную тему могла разрушить их. Кроме того, она слишком часто замечала в его глазах затаенную боль, чтобы поверить, что бурская девушка уже не занимает в его сердце прежнего места.
Натягивая перчатки, она повернулась к двери. Она постоянно говорила себе, что должна вести себя очень осторожно, если не хочет снова потерять его. Но она так глубоко любила Алекса, что соблюдать это ей было нелегко. Когда она проходила через гостиную, у нее вырвался вздох и она постаралась сосредоточиться на человеке, ожидавшем ее. Бедный Нейл… страдает ли он так же, как она? Как жестока любовь!
Они сели на лошадей и неторопливо поехали по главной улице, направляясь к горам. Был ясный день, первый после недели мчащихся по небу низких туч и дождей, превративших улицы в болота. В июле погода в Натале раскрывается во всех своих крайностях, но ее лучшие дни—все вот такие, как этот. Небо кажется высоким, бездонным и прозрачным, воздух – свежий и бодрящий, чистый воздух вельда, наполняющий человека здоровьем и жизнью.
Они ехали вдвоем в прекрасном настроении. В такие приветливые дни, как этот, молодые сердца бьются сильнее и токи жизни и любви пробегают по всему телу. Джудит хотела, чтобы это Алекс ехал сейчас рядом с ней. В такой прекрасный день его сердце наверняка оживилось бы!
– Это слишком прекрасно, – произнес Нейл, возвращая Джудит к действительности. – Мне нужно было выбрать дождливый день, соответствующий меланхолическому настроению.
– Меланхолическому… почему? Быстрая улыбка скользнула по его губам:
– Я пригласил тебя сегодня, чтобы попрощаться. Мне казалось, что, может быть, это хоть немного опечалит тебя.
У нее перехватило дыхание.
– Полк уезжает?
– Нет, – мягко сказал он, – не полк. Только я. Меня вызвали в штаб-квартиру, чтобы заменить одного парня, заболевшего брюшным тифом. Хотя это не продвижение по службе, но для карьеры неплохо, поэтому я должен быть доволен.
Джудит натянула поводья и сказала:
– Нейл… я буду грустить. И скучать по тебе.
– Правда?
– Ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы сомневаться.
Он спешился и подошел к ней, протягивая руки, чтобы помочь ей спуститься на землю. Они пошли по упругой почве, и Нейл чересчур оживленно продолжил рассказ о новом назначении.
- Предыдущая
- 104/114
- Следующая
