Прозрение - Драммонд Эмма - Страница 84
- Предыдущая
- 84/114
- Следующая
Через несколько секунд Алекс узнал того, кто упал на него. Это было тело майора, того самого, которого он еще пару часов назад искал, чтобы получить от него указания.
Теперь этот человек был мертв. Его голова была неестественно повернута набок, яркие голубые глаза уставились неподвижным взглядом на прекрасные горы Южной Африки, не видя ни их, ни мимоз, ни колючих алоэ, растущих на их склонах.
Когда через некоторое время на грудь Алекса упал еще один труп, он понял, что может умереть еще до конца боя. Он не мог пошевелиться. Он боялся, что сойдет с ума от палящего солнца или погибнет от жажды. Если его люди не возьмут Спайонкоп, он не выживет. Отчаяние заставило его искать кого-нибудь живого возле себя, он протянул руку в сторону человека, просившего его о помощи. Но было уже поздно.
Битва продолжалась. Солнце прошло зенит и стало клониться к закату. Каска мертвого майора немного защитила Алекса от ослепительных солнечных лучей, но все равно ему стало казаться, что он сходит с ума. Временами он забывался и погружался в забытье. То, что он видел, когда сознание возвращалось к нему, напоминало ему его рывок навстречу бурам всего несколько часов назад, когда он кинулся в бой, чтобы отбить их атаку. Плато вскоре было сплошь усеяно мертвыми телами, одетыми в хаки. Те, кого не прикончили пули буров, мучились от жары, жажды и боли от ран. Казалось, что бой идет совершенно стихийно, без всякого плана… Каждый сражался сам за себя, на своей собственной войне. Некоторые, подражая бурам, берегли свои жизни для грядущего боя; другие—их было слишком много – бросались вперед, чтобы заколоть штыками как можно больше врагов, прежде чем умереть самим. Некоторые офицеры отдавали губительные приказы, в то время как некоторые из их подчиненных пытались уклониться от выполнения их команд. В какой-то момент кто-то из англичан и кто-то из буров замахал белым носовым платком, не понимая, кто кого окружил.
Перед тем как он снова погрузился в забытье, Алекс успел подумать и подивиться упорству своих товарищей по оружию. В этом кипящем котле, окруженном неприступными скалами, они продолжали сражаться с врагом. Они гибли сотнями, но буры были так же далеки от победы, как и в начале боя.
К вечеру он начал бредить и кричать, чтобы ему дали воды. Ноги его пронзала острая боль, как будто изрезали ножами, в бреду ему казалось, что хирург уже ампутирует их. Он пытался протестовать, но язык распух и не поворачивался во рту, а глотка горела так же, как и раненые ноги.
И в то же время он был уверен, что битва за вершину все еще продолжается. Это казалось невероятным, но и после семи часов этой бойни англичане не сдавались. Но к грохоту от взрывов снарядов, к треску ружейной стрельбы, к сигналам горнов все явственнее примешивался трагический хор несчастья, состоящий из стонов и криков раненых, просящих пить. Их агония была еще страшнее и мучительнее от палящего солнца, нагревшего воздух до температуры свыше ста градусов по Фаренгейту.
Снова над его головой пронеслись великаны в огромных сапогах. Алекс от страха зажмурился. Он не знал, что еще ему предстояло сейчас вынести и сможет ли он вынести это. Что-то тяжелое свалилось на него, обливая его кровью и придавливая к земле. У него не было сил крикнуть, и позвать на помощь.
Но вот где-то рядом послышались чьи-то шаги.
«Сейчас с меня снимут эти мертвые тела, сейчас мне перевяжут раны, сейчас мне в рот вольют прохладной воды», – с надеждой подумал он. Но ничего подобного не произошло – несмотря на его стоны и крики о помощи, люди прошли мимо.
А может быть, это вообще просто представилось ему в его полузабытьи, потому что сразу после того, как солдаты прошли мимо, перед его взором встал заброшенный сарай на чьей-то ферме. Рядом с этим сараем стояла почему-то Хетта. Те же самые солдаты, которые не услышали призывов Алекса о помощи, быстро направились к Хетте и потащили ее к сараю, срывая с нее одежду жадными руками.
Он пытался догнать их, но они связали ему руки и ноги и бросили в тележку для сена, которая использовалась еще во времена его детства у отца на ферме.
Они положили его на тележку и доставили к отцу. Отец смотрел на него суровым немигающим взглядом, но Алексу не было страшно.
Он посмотрел в глаза отцу и начал ему рассказывать все – всю правду, и тогда высокая фигура отца развалилась прямо на глазах, и упала. На месте одного глаза зияла дыра. Алексу стало страшно, он потянулся за утешением к Хетте, но на ее месте теперь стояла высокая бледная девушка, ее кожа была холодна, как мрамор, когда он прикоснулся к ней.
Он повернулся, чтобы уйти, но кто-то преградил ему путь. Это был пожилой солдат, а позади него стояла местная девушка.
«Ну, мы еще посмотрим, кто победит, мистер Рассел, еще посмотрим… У вас не может быть ничего общего с голландской девушкой. Она – враг!»
Он попытался драться, чтобы добраться до Хетты. Она ждала, чтобы он пришел за ней. Он должен подойти к ней, пока они не убили ее в сарае.
Этот кошмар продолжался еще долгое время, он пробирался к ней долгими лабиринтами своей воспаленной фантазии.
И вдруг призраки исчезли, и Алекс ощутил на лице прохладу ночного ветра. Было темно, и шум боя затих.
Прямо над ним мерцали мириады звезд, щедро разбросанные по небу рукой Божественного Сеятеля. Он не мог понять, где он, пока странные звуки вокруг него не стали слышны все громче и громче, сливаясь в жуткий хор. Может быть, он уже в аду вместе с другими проклятыми грешниками?
Он долгое время лежал в окопе, веря в это до тех пор, пока не смог различить отдельные слова, долетавшие до его слуха.
«Воды… Помогите… Помогите мне, ради всего святого… Дайте же, дайте мне что-нибудь, ради Бога… Помогите мне, помогите… Воды… Воды… Это ты, Джек? Доктора!.. Доктора, скорее, я погибаю… Воды, пожалуйста, дайте мне воды… Не волнуйся, Мэри… Не могу больше, нет сил терпеть эту боль… Воды… Ну дайте же хоть что-нибудь, не могу больше терпеть…»
И тут все внезапно вспомнилось ему – и ночное восхождение, и пули, и стоны, и крики наступавших, и раны, и жара, и нестерпимая боль. Он вспомнил злосчастную вершину Спайонкоп и своих товарищей, которые сотнями погибли тут в этот день.
Ему казалось, что его душа отстранилась от тела, и он лежал, глядя на ночное небо и яркие звезды, которые блистали высоко над ним, чувствуя себя тем восьмилетним мальчиком, каким он был когда-то давным-давно в ту далекую ночь.
Теперь он был один, совершенно один. Армия ушла. На Спайонкопе остались лишь мертвые и умирающие.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В течение целой недели две англичанки, которые жили на окраине Ледисмита в маленьком белом бунгало, убеждали друг друга, что ничего на свете не сможет заставить их есть конину. К концу недели обе сдались. Странно, что ежедневно перенося муки голода, видя смерть и болезни, терпя жару и разруху, Джудит не пролила ни слезинки до того самого дня, когда ей все-таки пришлось попробовать конину. Она заперлась в своей комнате и дала волю безудержным рыданиям. Ей казалось верхом падения то, что она вынуждена питаться мясом этих прекрасных созданий, которых отстреливали теперь каждый день. Но перед лицом голода выбора не было.
Самых крепких кавалерийских лошадей берегли до последнего, но в гарнизоне совсем не было для них корма, и лошадей ждала та же участь, что и людей, – смерть от истощения. Тем не менее какая-то трава все же оставалась на пригородных пастбищах, и лошадки свободно паслись на этой жалкой траве, подъедая все, что могли найти.
Бедные животные понуро стояли группами, не понимая, почему с ними стали так плохо обращаться. Они неприкаянно бродили по окрестностям и после того, как местные жители прогоняли их от своих ворот, возвращались в сумерках к запертым воротам родного стойла в поисках привычного корма и ласки, которую привыкли получать от заботливых конюхов. Кавалеристы, высокие и сильные мужчины, часто не могли сдержать слез, когда им приходилось отмахиваться от печально ржущей лошадиной морды. Но они не могли ничего объяснить этим своим старым и преданным друзьям. А лошади, которые служили человеку всю жизнь, на этот раз спасали множество человеческих жизней в Ледисмите. Один молодой и изобретательный лейтенант сконструировал в железнодорожном депо аппарат, который молол лошадиное мясо, превращая его во вкусный и питательный экстракт, немедленно получивший название «Кервель». И только этот продукт был единственным спасением весь тот жуткий февраль, когда казалось, что уже не осталось никакой надежды.
- Предыдущая
- 84/114
- Следующая
