Тайна трех: Египет и Вавилон - Мережковский Дмитрий Сергеевич - Страница 41

Адапа исполнил совет. Таммуз и Гишзида, увидев скорбную ризу, проводили его в небо, заступились за него перед Ану, и гнев бога утишился, но не совсем:

Адапа. «Эа мой бог повелел: не ешь, не пей».

Ану. «Земного земле возвратите же!»

Таков приговор Божий над человеком: «Возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт. III, 19).

Тут все как будто нарочно темно, недосказано, или двусмысленно. Кажется, что говорящий больше знает, чем говорит; не может или не хочет сказать всего, приподымает угол завесы и опускает тотчас же. О самом главном сказано вскользь или вовсе умолчано.

Где совершается конец Адаповой мистерии, во времени или в вечности? Когда ветер опрокинул челн, спасся Адапа или погиб в море, — первый человек, так же как все первое человечество в водах потопа? Если погиб, то, возвращаясь на землю, он снова рождается, как второй Адам второго мира, послепотопного. Не потому ли и облекается в новую одежду смерти — в тело смерти?

В каждом слове загадка; все сокращено, сжато, как в семени, но из этого малого семени вырастает великое дерево — судьба человечества.

Не послушался Бога Адам и умер; послушался Адапа и тоже умер: как будто не в послушании тут дело, не в воле человеческой.

Если бы Адапа Бога не послушался, то наследовал бы вечную жизнь. Тут уже мановение тишайшее к бунту, к человекобожеству; таков, по крайней мере, один из двух возможных смыслов, недосказанных. Иное мановение в Бытии, но, страшно сказать, почти та же двусмысленность.

Обманул ли Змей Адама? «Знает Бог, что в день, в который вы вкусите их (плодов с древа познания), откроются глаза ваши, и вы будете, как боги» (Быт. III, 5). Но ведь и Бог говорит почти то же: «вот, Адам стал, как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни, и не стал жить вечно» (Быт. III, 22).

Нет, Змей не обманул Адама, и Эа не обманул Адапу. Сами они обманулись ложным, потому что неполным, знанием. Elohim, — значит «Боги», — может быть, Три Бога в Одном.

В Боге Троичном анантиизм, «противоположное — согласное» (по Гераклиту), есть источник истины и жизни; а в человеке, двоящемся между добром и злом, — антиномизм, противоречивое — несогласуемое, есть источник лжи и смерти. Вот почему Адапа отвергает жизнь, как смерть, и принимает смерть, как жизнь.

И все мы доныне — дети Адаповы. Не предлагается ли каждому из нас Пища Жизни, Вода Жизни — мы знаем Кем?

Этот приговор не читает ли в сердце своем каждый из нас?

Еще загадочнее миф об Этане, примыкающий к тому же кругу Гильгамешеву.

Богатырь Этана молится богу солнца, Шамашу, о «злаке рождения», sammu sa alladi. Что для Адапы «пища жизни», для Гильгамеша «злак жизни», то для Этаны «злак рождения» — рождения в вечную жизнь.

Шамаш отсылает Этану к Орлу, ужаленному Змеем (опять Змей!), издыхающему в пропасти от голода. Этана кормит Орла; Орел оживает, «крепнет, как лев», и возносит Этану на крыльях к небу Ану Отца. Но там не находят они Злака Рождения и узнают, что он выше, во втором небе богини Иштар. Опять возносятся. Но, когда земля и море исчезают, Этана устрашается и молит Орла:

И вместе с Орлом падает.

«Как упал ты с неба, Денница, Сын Зари!.. А говорил в сердце своем: взойду на небо… буду подобен Всевышнему» (Ис. XIV, 12–14).

От Люцифера до Антихриста, полет человека есть явление человекобожества.

Все мы доныне — дети Этановы: питаемся «злаком рождения» — злаком смерти, ибо кто рождается, тот умирает. Но этого-то мы и хотим — не воскресения мертвых, а вечной жизни живых. Смерть личности, бессмертие рода, — вот наша вечная жизнь — вечная смерть. Отвергаем с неба Сошедшего, сами хотим на небо взойти; восходим — взлетаем — и падаем. Это безумие наше сегодняшнее предречено допотопною мудростью.

Адапа, Этана — два близнеца Гильгамешевы, а третий — Энгиду (Engidu-Eabani).

Энгиду не рожден, а создан, как Адам. Создает его богиня Аруру (Aruru) — Иштар-Мами, Матерь богов.

«На две трети он — бог, на одну — человек»; это о Гильгамеше сказано, а об Энгиду можно бы сказать: на две трети он — бог, зверь — на одну.

Звери любят его, а люди страшатся. Зверолов жалуется на него Гильгамешу, царю Урука:

Гильгамеш подсылает к Энгиду священную блудницу богини Иштар, чтобы соблазнить и заманить его в город. Зверолов выставляет на него наготу блудницы, как сеть на зверя, и зверь ловится в сеть.