Стражи цитадели - Каляева Н. - Страница 56

• Предыдущая
• 56/129
• Следующая

— Я возьму на себя первую стражу, — сказала я. Кейрон отошел от окна и присел передо мной на корточки. Я попыталась отвернуться. Но он мягко взял в ладони мою голову и нажал пальцами на мой раскалывающийся лоб, прямо между бровей.

— Спите, сударыня, — мягко прошептал он. — Нам понадобится ваша сила. Ему понадобится ваша сила. Я сам посторожу этой ночью.

Как и на Мосту, его присутствие окутало меня. Но спокойствие, хоть и весьма щедрый дар, было не тем, в чем я нуждалась. Почему он этого не понимает?

Я отбросила его руки и увидела перед собой лицо незнакомца. Не тонкие черты и изящные скулы Кейрона — увидеть которые я так желала, нуждалась и жаждала, — а квадратный подбородок Д'Нателя, широко поставленные глаза и жесткие, словно высеченные из камня щеки.

— Почему я должна доверить вам стражу? — поинтересовалась я, переполненная разочарованием, горечью и усталостью. — За случившееся ответственны дар'нети. Я не видела от народа Гондеи ничего, кроме предательства, самомнения и жадности — всего того, что я могу с избытком найти у собственных сородичей. Всем нам было бы лучше, если бы этот Мост оказался разрушен четыре месяца тому назад. Так что во время стражи подумайте хорошенько, почему бы мне не поступить так, как поступил бы любой из подобных вам, — не всадить в вас нож и не обменять ваше тело на моего сына.

— Сударыня! — выдохнул Барейль.

Мои губы жгли эти отвратительные слова. Мне не следовало так говорить.

— Я не имела в виду… То есть… — Я запнулась, пытаясь сообразить, будет ли лучше принести извинения, как-то объясниться или просто позволить этим словам раствориться в усталом раздражении этого проклятого дня. Но Кейрон коснулся пальцем моих губ.

— Можете быть уверены, я рассмотрю ваше предложение со всем возможным вниманием.

Он даже не рассердился.

Я заснула прежде, чем успела ответить.

Пока я спала, кто-то переложил меня на кровать, потому что именно там я и проснулась. Я увидела Барейля, стоящего в квадрате солнечного света и выглядывающего в окно. Келли свернулась калачиком в единственном кресле, а Паоло завернулся в одеяло на полу. Разгладив смятое платье, я в одних чулках, чтобы не разбудить спящих, пересекла комнату и налила себе кружку саффрии из еще теплого кувшина.

— Он это сделал, — тихо сказал дульсе, не отрывая глаз от вида за окном. — Я думал, он подождет, рассмотрит другие возможности, обсудит их с вами, продумает запасной план на случай, если ожидания мастера Дассина окажутся ошибочными…

— Принц… Что он сделал? Где он? Барейль указал мне на окно.

Утро было великолепным, светлые шпили города сияли в лучах рассветного солнца. Снег белым покрывалом лежал на городе. Но я потеряла интерес к красотам утра, когда заметила высокую фигуру, пересекающую широкую площадь — несомненно, самое сердце города. Прохожие уже заметили его; некоторые преклоняли колени, и он поднимал их. Другие кланялись в пояс, приседали в реверансе или бежали по площади, мимо фонтанов, деревьев, статуй, зовя из домов еще людей. Кейрон кивал в ответ, но не замедлял шага в направлении дворцовых ворот, возвышавшихся над площадью и садами. Из лавок и домов высыпали сонные обитатели в сорочках, ночных колпаках и чепцах. С улиц и переулков города стекались люди: сначала по двое или по трое, потом дюжинами и, наконец, целыми толпами, в считанные мгновения, заполнив тихий город веселым столпотворением, ликующим, машущим, радостно гомонящим, что-то кричащим друг другу и тому, кто шел сквозь это все, почти неразличимый теперь.

— Что они кричат? — спросила я, и сердце заледенело у меня в груди.

— Они говорят: «Наш принц вернулся! Наш принц исцелился! Наследник Д'Арната идет среди нас!»

— Они узнали его?

— Без труда. Он кому-то назвал себя, и истина этого венчает его, словно солнечная корона. Все, кто живет в Авонаре, узнают с пробуждением, что Наследник пришел к ним. Он говорит им быть добрыми сердцем.

— Я не верю, что он готов принять эту роль. Неужели он решил отказаться от указаний Дассина? Неужели он ушел мстить или снискать королевскую славу?

Сбитая с толку и разозленная, я верила в это не больше, чем в собственные ужасные слова минувшей ночью. Но затем Барейль повернулся ко мне лицом, на котором все чувства уступили место страху.

— Он не готов, но не видит другого способа продолжить свой путь. И он не отказался от наставлений Дассина, но подчинился им, несмотря на свои глубочайшие опасения. Он идет к Наставникам.

— К Наставникам… Он собирается убить Экзегета? Это ему приказал сделать старый дьявол?

— О нет, сударыня! У него нет такого намерения. Дульсе скосил глаза на сверток кожи и стали, который держал в руках, — оружейную перевязь Д'Нателя с мечом и кинжалом Д'Арната. Затем снова поднял преисполненные печали глаза.

— Мастер Дассин велел моему государю предать себя в руки Наставников для испытания, если мальчик попадет и идти туда беззащитным. Когда они будут испытывать его, они проверят и его разум — и допросят без снисхождения. И я не знаю, сможет ли он пережить это. К тому времени Кейрон достиг широких ступеней перед дворцовыми воротами, где ждали его шесть фигур, закутанных в плащи. Даже на таком расстоянии я могла узнать гиганта Гар'Дену, встрепанного Й'Дана, Устеля и Се'Арет — все как описывал Барейль. Две оставшиеся фигуры, менее различимые, были, видимо, «Матушкой» Мадьялар и Экзегетом, изменником, убийцей и похитителем детей. Шестеро поклонились принцу.

— Что он делает?

Кейрон снял плащ, куртку и рубаху. Он сел на ступени перед шестью чародеями и жестом подозвал одного из зевак, чтобы тот помог ему снять сапоги. Затем он снова поднялся, облаченный только в штаны и чулки, и принялся что-то делать со своими руками. Толпа затаила дыхание.

— Он предает себя в их руки, — сказал Барейль, откладывая в сторону оружие принца. — То, что он делает, говорит народу, что он их слуга и будет покорно ждать результатов испытания, проведенного Наставниками. В сущности, он заявляет о желании рискнуть всем — свободой и правом наследования, — чтобы исключить все сомнения в своем происхождении и способностях. Серебряная лента, которой Мадьялар связывает его запястья, символизирует подчинение их власти. — Он слегка поднял подбородок и указал в окно. — Заметьте, он подчиняется Мадьялар, а не главе совета — Экзегету, как можно было ожидать. Умный ход, но невероятное оскорбление для Экзегета. Все это, конечно же, понимают. Весь город знает о горечи в их отношениях.

Шестеро повернулись и медленно направились вверх по ступеням к дворцовым воротам, широко распахнувшимся перед ними. Кейрон шел следом, без обуви, обнаженный по пояс в это яркое холодное утро, и строй дворцовых стражников низко склонился перед ним.

— Почему? — воскликнула я. — Зачем Дассин велел ему сделать это? Это же бессмысленно!

— Хотел бы я вам ответить, сударыня. Мой прошлый хозяин был мудрым и предусмотрительным человеком, и я знал его лучше, чем кто-либо из живущих, кроме разве что принца, но Д'Натель еще не помнит, как они существовали единым разумом те годы, что он провел без тела. В своей жизни мастер Дассин совершил много такого, что кажется запутанным и неясным, но — пожалуйста, не подумайте, что я хвастаюсь, — мне всегда удавалось разобраться в его замыслах. В этом случае, впрочем, — он плотно сцепил руки за спиной, — я не могу предположить, почему так необходимо было, чтобы принц предстал беззащитным перед теми, кто желал его смерти на Мосту лишь несколько месяцев назад.

Толпа быстро рассеялась, оставив площадь почти пустынной. Проснувшиеся Келли и Паоло присоединились к нам у окна, и мы рассказали им о виденном нами и об опасениях Барейля.

— И какие могут быть последствия этого испытания? — спросила Келли.

— Если его признают истинным Наследником, находящимся в здравом уме, он сможет получить трон и делать что пожелает. Если его сочтут самозванцем, он будет тотчас же казнен. Если его признают законным Наследником, но с поврежденным рассудком — именно то, чего я опасаюсь, — то не знаю. За тысячу лет такого не случалось ни разу.

• Предыдущая
• 56/129
• Следующая