Джон Леннон - Голдман Альберт - Страница 104

• Предыдущая
• 104/169
• Следующая

После оглушительного успеха песни «My Sweet Lord» и тройного альбома Джорджа «All Things Must Pass»[174], вышедшего в ноябре 1970 года, как раз за месяц до «Primal Scream Album», который собрал прекрасную критику, но не радовал объемом продаж, Джона Леннона снедала зависть. Куда бы он ни пошел, всюду его навязчиво преследовали мелодии Харрисона. И вот теперь, когда Джон собирался выпустить собственный диск, способный вновь принести ему мировую славу, застенчивый Джордж, которого они с Полом никогда не принимали всерьез, вновь привлек к себе всеобщее внимание. Но и это было еще не все. Допустим, Джон проявит великодушие и выйдет на сцену вместе с Джорджем и Ринго, но что, если там вдруг появится и Пол? Одним махом будет стерто все, что Джон говорил в течение двух последних лет. Миф возродится из пепла! Поэтому его ответом могло быть только твердое «Нет!».

Но был ли Леннон способен противостоять Йоко? Не более двух или трех раз за все эти годы Джону удалось отстоять свое мнение по серьезному вопросу, при этом каждый раз он приходил в состояние ярости — именно это он и проделал на рассвете 31 июля 1971 года, за день до концерта. В то утро Дэна Рихтера разбудил телефонный звонок — это был Джон, который сообщил, что немедленно отправляется в аэропорт. Рихтер наскоро оделся и ринулся в апартаменты Леннонов, расположенные на том же этаже. Еще с порога он понял, что произошло.

Джон разнес номер в пух и прах. Он расколотил о стену все, что попалось ему под руку, и перевернул мебель вверх дном. Кроме того, он прилично отколошматил Йоко, которая, по всей видимости, отчаянно сопротивлялась: под глазом у Джона красовалась глубокая ссадина, очевидно, полученная в тот момент, когда с него сорвали очки, которые позже были найдены на полу, перекрученные, как крендель. Убедившись в том, что Йоко не ранена, Дэн довез Леннона на такси до аэропорта Кеннеди где Джон, мечтавший как можно скорее убраться из Нью-Йорка, сел на первый же самолет, отправлявшийся в Европу, и улетел в Париж.

Когда Рихтер вернулся в отель, Йоко сообщила ему, что собирается принять участие в концерте без Джона. Дэн приложил все усилия, чтобы отговорить ее, но вскоре, осознав свое бессилие, призвал на помощь Аллена Кляйна, который не только сумел объяснить молодой женщине, насколько губительным мог быть эффект от подобного поступка, но и уговорил ее как можно скорее вернуться к мужу. «С какой стати? — спросила она. — Мне и здесь хорошо!» В этот момент Аллен Кляйн осознал, в чем заключалась суть этого брака: «Он нуждался в ней гораздо больше, чем она в нем». В конце концов Йоко дала убедить себя в том, что улететь тем же вечером домой было прежде всего в ее интересах. Оказавшись на месте, она быстро сумеет утихомирить Джона и заставить его снова вернуться в Нью-Йорк.

В Париже Джон поселился в гостинице «Георг V» и, по собственному признанию, подумывал выйти на улицу, чтобы подцепить проститутку. Его, безусловно, распирало от злости, но в действительности дело здесь было не только в стремлении отомстить. Джон чувствовал себя сексуально неудовлетворенным. Еще за несколько месяцев до этих событий, на Майорке, Джон признавался Аллену Кляйну, что очень разочарован в Йоко как в женщине. «Мне даже не хочется с ней спать! — вздохнул он. — Когда я на ней женился, я был уверен, что в койке ей нет равных. А на самом деле Йоко оказалась пуританкой!» Но тут, в Париже, он чувствовал, что не может просто так выйти на улицу и переспать с первой встречной. Он знал, что после этого чувство собственной вины не даст ему покоя. Так что он отказался от этой идеи, а на следующее утро вылетел в Лондон. Когда вечером в тот же самый день Иоко добралась до Титтенхерста, она увидела, что дом завален розами, — Джон предлагал перемирие.

«Сент-Реджис Отель», в котором поселилось Джон и Йоко после того, как вновь вернулись в Нью-Йорк 13 августа 1971 года, был довольно странным выбором для приверженца радикальных идей, причислявшего себя к наиболее обездоленным слоям населения и певшего о счастье ничем не владеть. Этот дворец из мрамора, бронзы и хрусталя, построенный Джоном Джейкобом Астором на Пятой авеню, является памятником великой американской мечте о богатстве и власти. Само собой разумеется, что в этом роскошном отеле, чье убранство больше напоминало королевские дворцы средневековой Европы, мистер и миссис Джон Леннон заняли самые лучшие апартаменты. В середине просторной гостиной, расположенной на верхнем этаже здания, чьи доходящие до пола двустворчатые окна предлагали великолепный вид на Центральный парк, возвышался побитый временем камин из коричневого мрамора, доставленный сюда прямо из итальянского палаццо. И даже отделанную мрамором ванную комнату украшал коллекционный экспонат: изумительный в своей строгости французский туалетный столик начала века. Однако Джон и Иоко быстро превратили свое дорогостоящее жилище в привычный для себя убогий притон для наркоманов.

В этот раз Ленноны вернулись в Нью-Йорк, имея перед собой вполне определенную цель: они твердо решили стать новыми лидерами нью-йоркского авангарда. Было очевидно, что эта честолюбивая идея возникла в результате рассказов Йоко о годах юности, проведенных на сцене в нижней части города. Она рисовала Джону волшебные образы блестящего общества, состоявшего из артистов андеграунда, которые жили в промышленных ателье, где рождались гениальные идеи, превращавшиеся впоследствии в модные течения, затем в школы и, наконец, в целые состояния, которые делались на нью-йоркском художественном рынке. В этом мире, по собственному признанию Иоко, она ограничилась ролью блестящего, но не признанного новатора. По ее словам, именно она придумала «концептуальное искусство», «хэппенинг», «минималистское кино». Flower Power[175] и, наконец, Флаксус — самое нетрадиционное художественное движение со времен Дада. Если верить Йоко, она стала жертвой интриг художников-гомосексуалистов и владельцев галерей, которые не могли смириться с тем, что самым блестящим умом среди всех обладала женщина-азиатка. Теперь же с помощью Джона Леннона она рассчитывала занять именно то место, которое принадлежало ей по заслугам.

Работая день и ночь, пользуясь услугами исключительно целеустремленных сотрудников и идя на любые уловки, вплоть до манипуляции средствами массовой информации, Джон и Иоко в одночасье умудрились утвердиться в качестве самых дорогих и самых продаваемых авангардистов Нью-Йорка.

Для того чтобы обеспечить успех своей операции, Ленноны приняли на службу новую рабыню, Мэй Нэн, китаянку американского происхождения, которая до этого работала у Аллена Кляйна. Ее поселили в номере, который примыкал к апартаментам новых хозяев, после того как ее предшественница Линдсей Марикотта, милая девушка, недавно закончившая колледж, была уволена Иоко за то, что осмелилась сесть рядом с Джоном в «Гротта Адзура». Таким образом, Мэй могла находиться в распоряжении Леннонов круглосуточно.

Рабочий день для Мэй начинался в десять утра, когда она стучала в дверь номера Джона и Йоко, а затем заказывала для них завтрак: тосты с корицей, кофе и чай. Но хозяева не могли вылезти из постели, не приняв обычную порцию метадона, который им незаконно выписывал доктор Зам: он попросту добавлял их дозы к рецепту какого-нибудь другого служащего компании «АВКСО». (Добрый доктор обеспечивал своих знаменитых клиентов и витамином В 12, который без ограничений раздавал сотрудникам Леннонов, благодаря чему они сохраняли работоспособность в течение двадцати четырех часов в сутки.) Взбодрившись, Джон и Йоко отправлялись инспектировать свое новое предприятие, которое состояло из нескольких роскошных гостиничных номеров, переделанных во временные офисы, лаборатории и выставочные залы. В этих помещениях без устали трудились специалисты, которым выпала великая миссия воплощения замыслов Джона и Иоко. В номере, отведенном «Джоко Продакшнз» — новой кинокомпании Леннонов, режиссер Стив Гебхардт, переквалифицировавшийся в кинематографисты из архитекторов, целые дни, не разгибаясь, проводил у монтажного стола. В работе ему помогали партнер и звукоинженер Боб Фрайсс и монтажер Лора Лессер. В задачу этой команды, в соответствии с договором, подписанным между Гебхардтом и Леннонами во время их первого приезда в Нью-Йорк, входило производство одного фильма в неделю. К тому моменту в течение двух недель они закончили съемки картины «Up Your Legs Forever»[176] (тот же урок анатомии, что и «Bottoms», только применительно к другим частям тела) и «Fly»[177], демонстрировавшего прогулку крылатого насекомого по промежности обнаженной лежащей женщины.

• Предыдущая
• 104/169
• Следующая