Голоса - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 32

Я чувствовала, какой плотной стала темнота у меня за спиной; я ощущала ее, как присутствие живого существа.

А Лорд-Хранитель упрямо продолжал:

— Помнишь, мы говорили о дарах, которые передаются по наследству людям одной крови, — как в семействе Грай Барре, где люди умеют разговаривать с животными, или в семействе Актамо, где умеют лечить. А наш род Галва, предки которого все еще живут в этом доме в виде духов и теней, обладает…. нет, не даром, а скорее определенной ответственностью. Мы, живущие здесь, связаны неким обязательством. Помнишь, нашим предкам было сказано: «Останьтесь здесь». И мы остаемся здесь. Всегда. Остаемся в этом доме. В этой комнате. И охраняем то, что здесь находится. Мы открываем потайную дверь и закрываем ее. И это мы читаем слова оракула.

Он еще не успел произнести это слово, но я уже знала, что он его произнесет. Именно это слово он должен был произнести, а я — услышать.

Но сердце мое вдруг словно превратилось в тяжелый кусок льда.

— Я трусил, — продолжал Лорд-Хранитель, — и убеждал себя, что рассказывать тебе об этом необязательно. Что время оракулов давно прошло, что это всего лишь старинная легенда, которая уже перестала быть правдой. Ты ведь знаешь, что повествования могут со временем утрачивать свой истинный смысл. И то, что было правдой, начинает казаться бессмысленным, даже лживым, ибо истина как бы покинула эту историю и перебралась в другую. Подобно тому, как воды старого источника пробиваются на поверхность в другом месте. Фонтан Оракула стоит сухим уже двести лет, но тот родник, что питал его, до сих пор жив! Он здесь. В этой комнате.

Лорд-Хранитель сидел, повернувшись лицом ко мне и к тому концу комнаты, где она уходит во мрак и становится ниже; на меня он больше не смотрел, он смотрел туда, в эту темноту. И когда он умолк, я услышала слабый голос бегущей воды.

— Я видел, в чем мой долг, и старался выполнять свои обязательства: беречь и хранить то немногое, что еще осталось, — спрятанные здесь книги и те, которые мне приносили другие люди. Наше последнее сокровище, последнее свидетельство былой славы Ансула. А в тот день, когда ты пришла сюда и мы стали говорить о буквах, о чтении… Ты помнишь этот день?

— Помню, — сказала я, и воспоминание об этом немного согрело мое заледеневшее сердце. Я посмотрела на те полки, где стояли прочитанные мной книги, которые я знала и любила, как лучших друзей.

— В тот день я сказал себе: эта девочка родилась, чтобы делать то же, что и я, чтобы со временем занять мое место, чтобы на столе здесь всегда горела лампа. И я тешил себя этой мечтой, не желая признавать никаких иных своих обязанностей перед тобой, не желая думать о том, что должен научить тебя и кое-чему еще.

Когда тело так изуродовано, как у меня, то и мысли тоже становятся уродливыми, неправильными, слабеет разум… — Он вытянул перед собой искалеченные руки. — Я не могу доверять даже самому себе. Во мне слишком много страха. Но тебе я все же должен был доверять.

Мне хотелось просить, умолять его: «Не надо! Не говори так! Разве можно мне доверять? Я ведь слабая, и душа моя тоже полна страха!», но слова отказывались срываться с моих губ.

А он, сказав эти горькие слова, вдруг умолк. Но вскоре снова заговорил, и в голосе его звучала знакомая нежность.

— Итак, еще немного истории, Мемер. Той самой истории, которую ты с таким удовольствием изучала. Ты еще так юна… И теперь весь груз этих лет и обязательства, взятые на себя людьми, умершими столетия назад, обрушатся на тебя! Но ты многое вынесла, вынесешь и это.

Твой дом — это Дом Оракула, и мы, Галва, являемся читателями его пророчеств, его устами. Пророчества совершаются здесь, в этой комнате. Ты умела писать в воздухе слова, позволявшие тебе войти сюда, задолго до того, как узнала, что такое письменность. А потому сумеешь прочесть и те слова, которые написаны оракулом.

Первыми же его словами были те, о которых я только что говорил: «Останьтесь здесь».

В давние времена все те, кто принадлежал к четырем Главным Домам, умели читать пророчества оракула. В этом заключалась их священная сила. Аритане-изгнанники и их потомки постепенно заселяли Западное побережье, строили новые города, однако постоянно возвращались в Ансул, в Дом Оракула, чтобы задать вопрос: правильно ли будет так поступить и что будет, если мы так поступим? Они подходили к фонтану, пили из него, просили благословения богов и задавали свои вопросы. А затем те, что умели читать пророчества оракула, уходили в дом и проникали в пещеру, в темноту. И если тот или иной вопрос был оракулом принят, они прямо в воздухе читали ответ на него.

Порой, правда, уходя во тьму, они видели, как перед ними в воздухе возникают некие сверкающие слова, хотя никто никаких вопросов оракулу не задавал.

Все слова оракула тщательно записывались. А книги, куда их записывали, стали называть Книгами Галва. Со временем люди из рода Галва, построившие свой дом прямо над пещерой оракула, стали единственными хранителями этих книг и толкователями того, что в них написано. Они стали голосом оракула — Читателями его пророчеств.

Это в конце концов привело к ревности и соперничеству. Было бы лучше, если б мы могли разделить свое могущество между представителями всех четырех Домов. Но, наверное, это было просто невозможно. Ведь дар дается человеку независимо от его желания.

Книги Галва были особенными; они содержали не только записи уже сделанных пророчеств. Порой слова в них сами собой менялись, хотя ничья рука не касалась их страниц, или же Читатель, открыв книгу, обнаруживал там то, чего никто никогда не записывал. И все чаще и чаще оракул говорил именно на страницах книг, а не в темноте своей пещеры.

Нередко, однако, предсказания его были совершенно неясны людям, и требовалось их растолковывать. А еще там появлялись ответы на вопросы, которых никто не задавал. И однажды великий Читатель Дано Галва сказал: «Искать нам надо отнюдь не правильный ответ. Правильный вопрос — вот та заблудшая овца, которую надо искать. А уж ответ последует за вопросом, как хвост за овцой».

До сих пор Лорд-Хранитель смотрел куда-то мимо меня, словно читал свои мысли где-то там, в сумеречном воздухе; теперь же он посмотрел мне прямо в лицо и умолк.

— А ты… читал ли ты когда-нибудь сам эти пророчества? — спросила я. Ощущение было такое, словно я целый месяц молчала: горло мое совершенно пересохло, хриплый голос дрожал и был еле слышен.

Он ответил, медленно произнося каждое слово:

— Я начал читать Книги Галва, когда мне было двадцать. Мать меня учила. Сперва мы прочли самую древнюю из книг. В таких древних книгах слова всегда остаются на прежних местах и больше не меняются. С другой стороны, самые старые записи и понять труднее всего, потому что в них вопросы записаны не рядом с ответами, так что приходится гадать, где тут овца, а где ее хвост… Есть там и довольно много книг, составленных в более поздние века; в них имеются и вопросы, и ответы. Впрочем, часто неясны и те и другие, однако внимательное их изучение воздается сторицей. А после того, как библиотеку перенесли из Галваманда, вопросов стало гораздо меньше. И ответы с тех пор стали изменяться или исчезать; или же они возникали сами по себе, хотя никто никакого вопроса оракулу не задавал. Книги Галва нельзя прочитать дважды — как нельзя дважды испить одной и той же воды из Источника Оракула.

— А сам ты какой-нибудь вопрос оракулу задавал?

— Однажды. — Он коротко усмехнулся и потер верхнюю губу костяшками пальцев левой руки. — Я думал, что задаю очень хороший вопрос, прямой и ясный, и мне казалось, что на него оракул непременно ответит. Это было во время первой осады Ансула. Я спросил: «Захватят ли альды наш город!» Но ответа не получил. А если ответ и был мне дан, то искал я его не в той книге.

— А как ты это… Как ты задаешь вопрос?

— Ты сама увидишь, Мемер. Я сказал Дезаку, что сегодня ночью спрошу оракула насчет восстания, которое они готовят. Сам-то Дезак считает и оракула, и его предсказания всего лишь старинной легендой, но понимает: если оракул все же вдруг заговорит, это может здорово помочь восстанию. — Лорд-Хранитель внимательно посмотрел на меня и сказал: — Я хочу, чтобы ты пошла туда со мной. Сможешь? Или еще слишком рано?