Данте - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/80
• Следующая

Восхваления Беатриче неожиданно прерываются трагической цитатой из библейской книги «Плач пророка Иеремии»: «Как в одиночестве сидит град, некогда многолюдный, он стал как вдова, некогда великий между народами». Эта цитата является эпиграфом к последней части «Новой Жизни», повествующей о смерти несравненной дамы. Всеми правдами и неправдами поэт стремится датировать события числом «девять». Беатриче умерла в 1290 году, 8 июня, однако Данте прибегает к счету, принятому в Сирии, по которому у него получается, что месяц ее смерти — девятый, «ибо первый месяц там Тизрин первый, называемый у нас октябрем». Нам кажется, что эти страшные натяжки и привлечение восточных экзотических календарей являются неоспоримым доказательством того, что Беатриче существовала в действительности. Если бы она была символом или аллегорией, к чему были бы все эти хитрые расчеты? Для прославления и возвышения Беатриче Данте понадобились звездные числа и космические образы, и он обратился к популярной в средневековой Европе книге узбекского астронома IX века, уроженца Самарканда, Аль Фергани. «Начала астрономии» Аль Фергани были известны благодаря латинскому переводу Герарда из Кремоны. Это сочинение Данте тщательно изучил, и оно в значительной степени определило его представления о строении вселенной. Чтобы объяснить возвышенный смысл даты успения своей возлюбленной, Данте обращается к выкладкам среднеазиатского математика и звездочета. Число «девять» оказывается главным числом мироздания, ибо движущихся небес — девять, и девятое небо есть перводвигатель, в котором заключено мировое движение.

Воспринимая смерть Беатриче как космическую катастрофу, Данте почел необходимым сообщить о ней всему миру. Он обращается с латинским посланием к земным владыкам, начав его приведенной выше цитатой из Иеремии. Но князья Италии и градоправители республик вряд ли отозвались на письмо юного флорентийского поэта. В безумный смысл этого не дошедшего до нас послания проник спустя шесть веков Александр Блок:

Данте стал проводить дни и ночи в слезах. В те времена, как и в античной Греции, мужчины не стыдились слез. Затем он написал канцону. Она связана тематически с канцоною, в которой говорилось, что в небесах ожидают Беатриче.

Несмотря на отдельные прекрасные строки, канцона эта немного длинна, заверения о неутешности поэта, о его верности Беатриче, о его несказанном горе повторяются, может быть, слишком часто, однако нельзя ни минуты сомневаться в их искренности. Затем Данте рассказывает, что, когда канцона эта была написана, к нему пришел один из лучших его друзей, который «приходился столь близким родственником по крови той славной даме, что не было родственника, более близкого». Этот перифраз значит, что посетитель скорбящего Данте был братом Беатриче. Он попросил Данте сочинить стихи об одной юной умершей даме, не называя ее имени. Однако Данте понял, что он ведет речь о Беатриче. И Данте сочинил сонет, начинающийся:

Решив, что он недостаточно удовлетворил просьбу своего приятеля, Данте написал также небольшую канцону, которая начинается: «Который раз, увы, припоминаю, что не смогу увидеть…» В последних ее стихах чувствуется скорбное дыхание, звучит музыка будущей «Комедии», терцин «Рая»:

В годовщину смерти Беатриче Данте сидел в уединенном месте и на табличке рисовал ангела, думая о несравненной даме.

«Рисуя, — вспоминает он, — я поднял глаза и увидел рядом с собой людей, которым надлежало воздать честь. Они смотрели на мою работу. И как мне было сказано потом, пребывали там уже в течение некоторого времени, прежде чем я их заметил. Когда я их увидел, я встал и, приветствуя их, сказал им: „Некое видение пребывало со мной, и я весь был погружен в мысли“. Когда ушли эти люди, я вернулся к моему занятию и снова стал рисовать ангела. И за работой мне пришло в голову сочинить стихи как бы к годовщине, обратясь к тем, кто посетил меня. Тогда я написал сонет, начинающийся: „Явилась мне…“ Этот сонет имеет два начала, второе является как бы поэтическим переложением рассказа:

Так прошел год. Погруженный в скорбь, одиночество, воспоминания, Данте писал сонеты, канцоны, в которых уже не дышало прежнее вдохновение, прежняя страсть. И вдруг что-то изменилось в его душевном состоянии, что-то дрогнуло, что-то снова вдохновило его. Лицо печальника было искажено скорбью, глаза покраснели от слез, но мысль о том, видят или не видят его скорбь, не покидала поэта, вечно преданного самоанализу. «Однажды, — продолжает Данте, — осознав мое мучительное состояние, я поднял глаза, чтобы увидеть, видят ли меня. Тогда я заметил некую благородную даму, юную и прекрасную собой, которая смотрела на меня из окна с таким сожалением, что казалось, что все сожаление в мире в ней нашло свое прибежище. И так как несчастные, видя сострадание других, почувствовавших их муки, легче уступают приступам слез, как бы сожалея самих себя, я ощутил в моих глазах желание пролить слезы. Но, боясь показать жалкое состояние моей жизни, я удалился от очей этой благородной дамы, говоря самому себе: „Не может быть, чтобы с этой сострадательной дамой не находился благороднейший Амор“. Это было опасное соседство. Рядом с прекрасной дамой, которую Данте не знал, или, может, быть, знал, так как она жила рядом, был роковой спутник — Амор. Данте был в смущении, в недоумении. Дама, полная сострадания, проливала слезы, и где бы ни увидела она молодого страдальца, бледность — цвет любви — являлась на ее щеках. В ее взглядах Данте начал искать утешения, наконец он написал сонет:

• Предыдущая
• 14/80
• Следующая