Лицо отмщения - Свержин Владимир Игоревич - Страница 24

Но ни во времена Кия с братьями, ни в годы апостольских странствий ветви дубов не были столь густо обсижены людьми, как в это очень раннее утро. Казалось, их больше, чем желудей. А уж в желудях, судя по виду местных свиней, недостатка в этом году не было.

– Тять, а тять! – мальчонка-рыбарь ткнул пальцем в сторону статного витязя на широкогрудом белом жеребце, неспешно выехавшего к самой кромке воды. – Глянь-ка, вон князь Мстислав!

– Нешто без тебя не вижу, – одернул его отец.

– Тятя, как мыслишь, заборет Мстислав Владимирович чудище али нет?

– А то как же! – чуть слышно проговорил рыбарь, глядя, как княжьи слуги тащат к берегу упирающуюся корову. – У нашего князя-то силища – ого, какая! Вона, палица с полпуда, а н ею машет, все равно как ты – ложкой!

– Ой, так ведь и чудище, сказывают, силищи огроменной! Мне Фролка с Боричева узвоза сказывал, что намедни оно лодку с рыбарями, вот как мы с тобой, сожрало в один присест, даже весла не сплюнуло.

– А ну, цыть! Чего языком рожь мелешь? – одернул его отец, чувствуя, как вдоль хребта проходит невольная дрожь. – Дурень твой Фролка. Ну кого, скажи, оно сожрало? Все ж как есть живы.

Между тем слуги втолкнули буренку в воду и издали начали кидать в нее каменья и хлестать бичом. Несчастное животное, жалобно мыча, пробовало было прыгать, но илистое дно не давало.

– О, а вон и Святослав Владимирович пожаловали, да не один, с дружиной! – выпалил мальчишка.

– Нишкни! Без тебя вижу.

Чуть поодаль от того места, где в ожидании подводного страшилища стоял князь Мстислав, и впрямь показался его брат с отрядом гридней в полном боевом облачении. Он искренне досадовал, что не ему, а Мстиславу отец велел идти биться с кокодрилом и, вдруг что, готов был ринуться в сечу, спасая брата и ища себе ратной славы. Пока же он мрачно глядел на близнеца, на жалобно стенающую худую коровенку и со смешанным чувством тревоги и досады ждал, выйдет ли что-нибудь из этой затеи.

– О-о-о-о-о! Ах! – Над днепровской водой вдруг, разбрасывая брызги, высоко поднялась длинная, в две сажени шея, заканчивающаяся разверстой зубастой пастью.

– Свя-свят-свят! – взревел лес на днепровской круче.

Шея выпрямилась, и голова монстра тараном ударила в смолкшую от ужаса корову, сбивая ее с ног. И в тот же миг палица весом в полпуда с богатырского размаха полетела меж глаз устрашающей твари. Позабыв о раненой скотинке, чудище изогнулось и, отряхнувшись, точно от легкого шлепка, бросилось в атаку, отгоняя соперника.

Новый слитный вопль ужаса раздался из дубняка. Не теряя времени, князь натянул удила, разворачивая коня и пуская его вскачь вдоль берега. Осознав промах, чудовище вновь нырнуло в пучину, вынырнуло чуть далее и снова бросилось на Мстислава. Но не тут-то было. Поудобней перехватив копье, Мономашич галопом направил коня навстречу стремительно бьющей голове страхоидолища. Наконечник копья ударил чуть левее пасти и, скользнув в сторону, будто пред витязем было существо не из плоти и крови, а из самого что ни на есть железа, прошел мимо, не причинив чудовищу никакого заметного вреда. Впрочем, голова змея как-то странно дернулась и будто бы склонилась вбок.

По инерции Мстислав проскочил чуть далее, чем следовало, и в тот же миг зубастый подводный змий ушел от следующего копейного удара и, обвив конские ноги петлей, свалил его в воду. Будь на месте князя не столь опытный в ратном деле витязь, может, на том бы для него и окончился бой. Утоп бы несчастный, так и не высвободив ноги из стремян. Да не таков был Мстислав. И брызги еще не успели упасть на взбаламученную днепровскую волну, как он уже стоял на ногах по пояс в мутной жиже, и харалужный меч его блистал в лучах восходящего солнца.

Зубастая голова снова ринулась на неподатливого врага, стремясь обвить его, сдавить, лишая сил, а далее... и подумать страшно. Но в тот миг, когда уже казалось, что спасения нет, Мстислав Владимирович выставил перед собой щит, разворачиваясь и уводя чудовищную главу мимо себя, а затем что есть мочи рубанул по мощной шее. Один раз рубанул, затем, не веря, что больше та не движется, еще раз, и еще. Чудище вдруг дернулось в конвульсиях и забилось по воде, поднимая волну. Затем исполинская шея снова взвилась над речной гладью, совсем как в начале боя, и рухнула вниз, в прямом смысле теряя голову. Огромное бурое пятно начало расползаться вокруг нее, и вопль ликования гремел над днепровской кручей, над Киевом, когда не над всей Русью.

– Велик наш князь! – кричали горожане.

– Новый Егорий Хоробрый! Истинный драконобоец!

– Тять, а тять, – белый как полотно Глеб прижался к отцу, выкрикивающему здравицу князю, освободившему днепровские воды от страшного змия, – я тако-ое видел!

– Что ж ты видел-то, Глебушка? – обернулся к нему отец.

– Как чудище князя-то нашего с коня сверзило, я глаза отвел, боялся глядеть, как пожрет оно его, как вдруг, глядь, а из-под воды очи на меня дивятся, вроде как человечьи. Смотрят, не мигают, и взор от них не отвести. А потом вдруг исчезли, точно и не были.

– Померещилось тебе с перепугу, сынок. – Рыбак взъерошил пятерней волосы отрока. – Ну, полно, более нечего бояться.

– Может, и померещилось, – вздохнул парнишка. – У-у, какой взгляд был.

Генрих Боклерк расхаживал взад-вперед по двору Тауэра, едва слушая утренний доклад секретаря.

– Король свеев разгневан. Он утверждает, что подворье в Йорке принадлежало ему и его предкам еще во времена Кнута Великого. Захват его он почитает личным оскорблением и посягательством на его земли.

– Ну и что? – Король Англии на секунду остановился. – Да, я захватил это подворье. Оно очень удобное. Мне нет дела до того, что им владел король свейский, как, впрочем, неинтересно, кто там хозяйничал до него. Но разве мыслимо, что какие-то чужестранцы на моей земле строят едва ли не крепости, забивают их товаром под крышу и ни пенни не платят за это мне? У них прекрасная гавань, и одному Богу известно, что и кого они решат спрятать в своем подворье. Там могли укрываться наши враги, и мы бы об этом ничего не знали. Нет, положительно, я не понимаю, что так взбесило короля свеев. Если он хочет, может захватить мое подворье в своей земле.

– Но у вас там нет подворья.

– Что ж, тупая твоя башка, предлагаешь мне построить его? – Генрих Боклерк с недоумением поглядел на Фитц-Алана. – Хорошо, отпиши королю, что я готов построить крепость где-нибудь недалеко от его столицы и дать ему полную возможность ее захватить, ежели, конечно, у него выйдет.

– Боюсь, что наш северный сосед не удовлетворится подобным ответом.

– Тогда ему придется удовлетвориться потерей Йоркского подворья. Впрочем, я готов сдать его в лен, если король признает себя моим вассалом. В моем королевстве могут быть только мои земли и земли моих вассалов, никак иначе. С этим окончено. Что там еще?

– Король Людовик VI интригует против вас, склоняя баронов Корнуэлла к мятежу...

В этот миг ворота Тауэра распахнулись, и в них, осаживая коня, влетел перепуганный всадник.

– Мой лорд! – Гонец скорее упал, нежели соскочил с коня. – Белый корабль...

– Что Белый корабль? – Генрих Боклерк резко дернулся, точно его огрели по спине палкой.

– Он... – Приехавший шумно вдохнул и вновь повторил. – Он...

– Ну, что такое?

– Он утонул.

– Что?! Где мой сын? Что с ним?

– Он...

Король подскочил к скорбному вестнику, хватая его за грудь и тряся так, словно надеясь вытрясти совсем другие известия.

– Что с ним?

– Принц возвращался из Нормандии, с ним еще трое, – гонец замялся.

– Да, мои бастарды. Ну, говори!

– Графы, бароны, всего триста человек, считая команду.

– И что же?

– Ночью все перепились, а корабль наскочил на скалу. Спасся один кок. Он просидел всю ночь на верхушке мачты. Утром его нашли рыбаки...

– Господи!.. – Генрих Боклерк отбросил в сторону гонца и обхватил голову. – Кок спасся. Кок на верхушке мачты. Фитц-Алан, ты слышишь? Кок спасся! Четверо моих детей пошли на дно, а какой-то жалкий поваришка – выжил! – Король пнул ногой вестника, тот растянулся на земле, даже не силясь подняться, чтобы не провоцировать новый приступ ярости государя.