Ф. М. Том 1 - Акунин Борис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/58
• Следующая

Слышу, внизу орган заиграл. Соображаю: это киллер уже до часовни добрался, на пульте кнопки тыкает, проверяет, не откроется ли где потайная дверь. Сейчас наверх пойдёт.

На втором этаже, если повернёт налево, где кабинет, то жизни у меня останется одна минута. А если сначала пойдёт направо, то минут пять.

И ужасно мне захотелось, чтоб он направо пошёл.

Минута проходит, нет его.

Значит, направо!

И такое счастье нахлынуло, вы не представляете. Думаю, пять минут — это же триста секунд, целая вечность. Вон стрелка на часах еле-еле ползёт. Можно в окно поглядеть. Там небо синее, берёза ветвями качает, ничего прекраснее в жизни не видел. Засмотрелся я на эти ветки. И отключился, счёт времени потерял. Потом дёрнулся», гляжу на часы. Что за черт! Больше 15 минут прошло, а я жив!

Охватил меня ужас. Вдруг он сначала на третий этаж поднялся?

В носках, крадучись, кинулся по лестнице наверх.

Слава Богу, Олежка жив-здоров, в мониторной под столом затаился, как я велел. Дышит часто-часто, страшно ему. А киллера не видно.

Бросился к экранам.

Нету! Нигде. Ни на первом, ни на втором, ни на третьем, ни на территории.

Стал ещё раз просматривать, внимательней. Вижу — в часовне на полу лежит кто-то, руки крестом раскинул.

Он!

Не шевелится. Умер, что ли?

Долго я с духом собирался. Наконец спустился. Пистолет с предохранителя снял, держу перед собой.

Эй! — зову. — Эй, ты живой?

Приподнимается, поворачивает голову. В глазах слезы.

И задумчиво, мирно так говорит: «Голос мне был. — А сам на шилуновскую Богоматерь смотрит. И слезы текут, текут. — Никого больше убивать не буду, говорит. Прости, матерь Божья».

В общем, чудо в чистом виде. Явление Богоматери разбойнику, как в древних житиях.

Случись это на пару лет позже, я бы не особо удивился. Догадался бы: моя Сила меня бережёт. Но тогда, в 93-м, чуть умом не тронулся от религиозного восторга. Церковь Пресвятой Богородицы неподалёку построил, в Берёзовке. Можете заехать как-нибудь, полюбоваться. Краснокирпичный кошмар стиля «Новорусское барокко».

А Игорек с тех пор у меня работает. Самый верный мой сотрудник.

Дураком он, что ли, меня считает, подумал Фандорин. Сначала плёл небылицы про какую-то высшую силу, теперь про Богоматерь. Или, действительно, верит во всю эту галиматью?

Похоже было, что верит. У нынешней российской элиты прагматизм отлично уживается с сумеречностью сознания.

— Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошее положили? — осведомился Николас.

Аркадий Сергеевич засмеялся.

— Втрое больше, чем он получал у Богданчика. Догоняю ход ваших мыслей. Полагаете, Игорек инсценировочку устроил? Чтоб перейти на выгодных условиях к более перспективному хозяину? Он действительно не прогадал. Богданчика в том же 93-м подорвали. И людишек его, бывших Игорьковых корешей, тоже давно на свете нет. А Игорь вон кум королю, помощник депутата. Но учтите одно. Когда он ко мне на службу шёл, поставил условие: никого убивать не буду. Так что, может, все же это было чудо Господне?

«Или решение сменить рискованную профессию», мысленно возразил Ника, однако продолжать дискуссию не стал.

— Возможно. Но давайте к делу, а то меня Саша заждалась.

— Значит, берётесь? Отлично! Ваша главная задача — выяснить, где находится остаток рукописи. Рулета мы разыщем сами. О Лузгаеве тоже не беспокойтесь. Вернём ему задаток, и дело с концом. Никаких 50 тысяч фунтов он Морозову, конечно, не платил. Дал какую-нибудь мелочовку.

Человек, пристёгнутый к креслу, расхохотался.

— Аи да коллекционер! Не пятьдесят тысяч, а пять. И не фунтов, а рублей. Ещё сорок пять обещал, когда получит остальное. Лопух я был. Потом поумнел, а все равно дураком остался. Какая к черту разница — рубли, фунты, пять тысяч, пять миллионов. Мне бы бабу помягче, да ***** послаще, — с чувством высказал своё нынешнее кредо Филипп Борисович.

Физическое состояние больного сегодня было явно лучше. Недаром главврач распорядился переместить его из лежачего положения в сидячее. Эту опасную операцию произвели четыре охранника под личным присмотром Марка Донатовича. Намордник сняли, лишь когда Морозов был накрепко прикован к специальному креслу для буйнопомешанных.

Перед тем как оставить посетителей наедине с пациентом, доктор шепнул:

— Колем препараты, каждые два часа вводим через капельницу реабилитирующий раствор… Пока — увы. Но ничего, количество рано или поздно перейдёт в качество.

Насчёт «увы» было ясно и без Зиц-Коровина. При виде Николаса и Саши маньяк так гаденько захихикал, что надежда, теплившаяся у Фандорина, сразу растаяла. Предстояла новая пытка. Вероятно, ещё более мучительная, чем вчера.

— Вы в прошлый раз нас обманули. Не сказали, что рукопись поделена на три фрагмента, — обречённо начал Ника.

Морозов подмигнул:

— Да, батенька. Придётся вам ещё потрудиться. Я вас прямо заждался. Уже придумал, что вы мне сегодня расскажете. Человек вы женатый, вон колечко у вас. Расскажите-ка мне, как вы с женой в первый раз *******. Порельефней, похудожественней, и главное, физиологию обрисуйте. Чтоб во всей наглядности.

— Ну уж этого… — Фандорин побагровел, обшарив взглядом углы палаты — где тут спрятан микрофон? — Не дождётесь!

На свете нет такого гонорара, ради которого он бы на такое пошёл!

Подлый доктор филологии словно подслушал его мысли.

— Не ради рукописи. Ради Сашеньки, — проникновенно сказал он. — Вон у неё, ангела нашего, уж и слёзки на глазах. Будто жемчужинки.

Тогда в голову магистру пришла спасительная идея. Ты всегда гордился своей фантазией. Выдумай что-нибудь. Не про Алтын, а про какую-нибудь пышнотелую блондинку. Саша опять слушать не станет, заткнёт уши. А на депутата с его воцерковленным охранником наплевать.

— Только не вздумайте мне врать, — предупредил Филипп Борисович. — Почувствую. Фотокарточка жены с собой? У такого, как вы, обязательно должна быть. Положите на тумбочку, чтоб я видел. Рассказывайте, рассказывайте быстрее! То есть быстрее начинайте, а рассказывайте-то не быстро!

Фотография Алтын у Николаса с собой действительно была, но доставать её он не стал. Понял, что этого не сможет. Ни ради Саши, ни ради спасения человечества.

— Папа, не мучай Николая Александровича, — раздался сзади голос Саши. — Он в прошлый раз рассказывал. Теперь моя очередь.

Девочка была бледна, но казалась совершенно спокойной.

— Про девичьи грёзы и шаловливые ручки? — оживился больной. — Давай!

— Не про ручки. Я давно не девушка, ты ошибся. Могу рассказать, как это случилось.

Лицо её было совершенно бесстрастно. Голос тихий, вялый.

Морозов аж заизвивался в своих ремнях.

— Когда ж ты успела, тихоня? А я и прозевал, старый болван!

— Помнишь, в позапрошлом году Илюша на первое мая сильно заболел и дома совсем денег не было? Я ещё на улице 300 долларов нашла, и Антонина Васильевна в церковь ходила — Бога благодарить, свечку ставить? Обманула я вас тогда. Я в газете рекламу нашла. Фирма «Первая любовь». «Неопытные девушки для солидных господ. Дорого». Сходила и заработала.

У Ники перехватило дыхание — прежде всего от этого невыносимо спокойного голоса. А папочке хоть бы что.

— Умница! Золотое сердечко! — завопил он. — Обожаю про дефлорацию! Честную оплату гарантирую! Я же вчера вас не надул? Не надую и сегодня. Только поподробней, люлечка, ничего не упускай!

— Хорошо. — Саша прищурилась, как бы вспоминая. — Я с самого начала, по порядку.

Фандорин сделал порывистое движение, но девочка едва заметно качнула головой: не мешайте.

Он отошёл, безвольно опустился на стул. А Саша Морозова приступила к рассказу.

• Предыдущая
• 48/58
• Следующая