Пещера Лейхтвейса. Том третий - Редер В. - Страница 40
- Предыдущая
- 40/161
- Следующая
Едва сапожник успел дать это показание, как Гунда, вне себя, громко закричала:
— Отвинтите крышку гроба. Я хочу, я приказываю вам! Мы стоим перед тайной, и я хочу во что бы то ни стало сорвать с нее покров, хотя бы это мне стоило собственной жизни.
Могильщики медленно сняли с гроба крышку; люди подняли факелы и их мрачным, красным светом осветили обезображенного покойника. Окоченевший труп, уже начавший разлагаться, был одет в красивый мундир майора фон Редвица. Окоченевшая рука держала шпагу, которой он так храбро сражался против неприятеля под Прагой.
— Снимите сапог с левой ноги, — приказал Зонненкамп.
Это приказание тотчас же исполнил сам сапожник. Дрожащими руками стянул он сапог и чулок с левой ноги.
Гунда в неописуемом волнении нагнулась над гробом.
— Это не мой муж! — воскликнула она, взглянув на маленький уродливый палец левой ноги, о котором говорил сапожник. — У Курта не было этого недостатка. О, Боже мой! Старуха говорила правду: тот, которого мы считаем убийцей, сам был убит.
Глухой ропот пробежал по толпе. Старый пастор с отчаянием поднял руки к Небу, умоляя Всевышнего не допустить новых, еще более ужасных открытий.
— Этот человек, — заговорила Травяная колдунья, протянув костлявую, обросшую темными волосами руку, по направлению к покойнику, — не жертва преступления. Он сам покончил с собой, мучимый совестью за продолжительное обкрадывание своего хозяина. Это вам теперь доказано, люди, вы должны были это узнать, и потому я все это высказала вам. А теперь оставьте меня одну с господами: то, что я должна сообщить, касается только молодой баронессы.
Присутствующие охотно остались бы; любопытство ясно выражалось на их лицах, но старый пастор первый показал пример: он поклонился и удалился, остальные последовали за ним.
Зонненкамп шепнул несколько слов могильщикам, после которых они взяли тело покойного управляющего и понесли его на маленькое деревенское кладбище. Теперь площадка перед фамильным склепом опустела, дверь в него замкнулась, и только Гунда с Зонненкампом и Травяной ведьмой остались у гробницы баронов фон Редвиц. Зонненкамп хотел увести Гунду и Травяную колдунью в замок, чтобы там выслушать сообщения последней, но Гунда не согласилась, она хотела во что бы то ни стало сейчас же услышать все. Умоляющим взглядом смотрела она на Травяную колдунью, точно из ее уст должна была узнать всю свою судьбу.
— Без двух сто, — бормотала старая ведьма. — Как мне хотелось дожить до того, чтобы узнать этих двух господ, но теперь я этого больше не хочу: мои глаза слишком многое видели, уши слишком многое слышали, и язык должен слишком многое пересказать, что причинит боль и страдание бедной молодой баронессе.
Неделю назад я отправилась с корзиной в лес за одной травкой, которая растет только осенью. В деревне лежит больной мальчик; он запустил себе в ногу ржавый гвоздь, отчего у него сделались судороги в челюстях; истинная жалость смотреть, как несчастный мучается и страдает в ожидании, когда наступит конец его молодой жизни. Поэтому мне хотелось добыть ему травку, которая в этих случаях делает чудеса, но она растет не везде, и ее можно найти во множестве только в таком месте, куда, конечно, не пойдет ночью ни один деревенский житель, — у Волчьей ямы. Но я не боюсь ничего. Доживши без малого до ста лет, потеряешь как страх, так и надежду. Такому ветхому человеку нечего бояться. Итак, в то время, как я собирала свои травы у Волчьей ямы, я вдруг услышала шаги, и передо мной внезапно показался человек. Это была женщина, такая чудная красавица, какой я еще не видела во всю свою жизнь. Черноволосая, — никакое черное дерево не могло бы быть чернее ее волос… Сама белая, как снег, с пышной грудью, сильными, полными руками, высокими бедрами, она была как висящая виноградная кисть с налитыми на солнце крупными зрелыми ягодами. Мне было интересно, что могла делать эта красавица ночью в таком страшном месте, как Волчья яма? Поэтому я спряталась за разрушенной часовней и зарылась в высокий папоротник, разросшийся там очень густо. Сначала я ничего не могла рассмотреть. Женщина эта спокойно стояла на пороге часовни, пристально всматриваясь в темноту, — она, казалось, ждала кого-то. Терпение ее подвергалось сильному испытанию. Прошло не менее часа, прежде чем послышались новые шаги; я подсмотрела и увидела нашего красивого молодого господина с ружьем на плече и сдвинутой на затылок шляпой. Прежде чем я успела спросить себя, зачем эти двое сошлись тут ночью в лесу, как господин — простите меня, госпожа баронесса, если я огорчу вас, но вы желали знать всю правду, — как господин майор бросился к ногам пришедшей красавицы, называя ее своей дорогой Лорелеей, а она протянула к нему свои белые руки, прижала к груди и затем…
— Довольно, старая, — поспешно прервал ее Зонненкамп, — пощади мое несчастное дитя, не разрывай ее сердца. Слышишь, как она рыдает… Боже мой, что мы еще услышим?!
— Мы должны все узнать, отец, — заговорила Гунда. — Лучше узнать самое ужасное, но не оставаться в потемках. Продолжай, бабушка. Что говорили эти люди, которых ты подслушала у Волчьей ямы?
— Они говорили о том, о чем уже давно думали, об измене, нарушении супружеской верности… Виной всему эта женщина. Из каждого ее слова было видно, что она стремится отвлечь от вас мужа; но мне без двух сто лет, я многое слышала — и слова любви, и слова ненависти, поэтому я очень хорошо понимаю, что не истинная любовь влечет эту женщину к вашему мужу; или я очень ошибаюсь, но мне кажется, что у нее была другая, затаенная цель, почему она уговаривала вашего мужа бежать с нею.
— Бежать?.. А? Они собирались бежать? — воскликнула Гунда. — И мой муж был согласен?
— Сначала он и слушать не хотел, но страстные поцелуи этой женщины зажгли кровь в молодом человеке; поцелуи уже многих загнали в ад, и для того, чтобы довести до падения вашего мужа, черт послал самую красивую чертовку.
Затем Травяная колдунья прижала руку ко лбу и, что-то соображая, спросила:
— Не пятое ли октября у нас сегодня?
— Совершенно верно, — ответил Зонненкамп, — сегодня пятое октября, ровно восемь дней как Курта фон Редвица видели в последний раз.
— Пятого октября черноволосая Лорелея будет ждать его на скале Лорелеи на Рейне, и он поклялся, что придет непременно.
— На скале Лорелеи на Рейне? — воскликнул удивленный и взволнованный Зонненкамп. — Почему именно на этой скале, о которой ходит так много рассказов и легенд?
— Почему? — повторила Травяная ведьма глухим голосом. — Сейчас объясню: эта скверная женщина называющая себя «чернокудрой Лорелеей», заманивает ослепленного юношу таинственностью народной сказки. Он не знает даже ее настоящего имени, ни откуда она, свободна или замужем. Она, вероятно, боялась, что в наших краях об их связи могут узнать, и потому назначила ему местом свиданий скалу Лорелеи — там они встретятся и сойдутся. Но слушайте до конца! Мне еще многое необходимо рассказать вам. Сильная злость разобрала меня, глядя, как они нежничают, и хотя я очень боялась выдать себя, но все-таки выползла из папоротников, тихонько пробралась за Волчью яму и ушла в лес. Но тут меня ожидала новая удивительная встреча. Там, где ели образуют крест — люди называют это место «лесным танцевальным залом привидений», — стоял под высокой елью управляющий Кольбе. Хотя было темно, но я все-таки могла различить, что он был бледен, расстроен и взволнован. Он держал в руке ружье. Раза два глубоко вздохнул он и затем сказал:
— Да, я должен решиться. Кто же будет держать на службе вора?
Едва успел он сказать эти слова, как приставил ко лбу дуло ружья, раздался выстрел и управляющий упал мертвым. Я бросилась посмотреть: нельзя ли оказать ему помощь. Он узнал меня… посмотрел помутившимися глазами и надорванным голосом сказал:
— Травяная ведьма, скажи майору… пусть простит… я… я смертью… искупил… — он упал, началась агония.
Гунда сложила руки и прижала их к сердцу. Губы ее шептали молитву благодарности. По крайней мере, не случилось того, чего она больше всего боялась: руки ее мужа не обагрены кровью. Все время ее преследовала страшная мысль, что Курт, встретившись в лесу с управляющим, застрелил его.
- Предыдущая
- 40/161
- Следующая
