Пещера Лейхтвейса. Том третий - Редер В. - Страница 66

• Предыдущая
• 66/161
• Следующая

— Да, я был свидетелем триумфа синьоры Галлони, — ответил молодой врач, — но, к сожалению, и свидетелем внезапного расстройства нервов, жертвой которого стала синьора.

— Ну, в таком случае вы уже знаете в чем дело, — сказал Галлони, — будьте добры послушайте пульс у моей супруги, чтобы вы могли определить, каким образом ее постигло это расстройство нервов, потому что я не могу объяснить его себе. Моя жена была совершенно здорова, когда я ввел ее в концертную залу. Но, впрочем, вы были свидетелем всего происшедшего и вы знаете в чем дело.

— Разумеется, сударь, — ответил доктор со странным выражением, — я знаю в чем дело.

Затем молодой врач подошел ко мне, поцеловал мне руку и сказал:

— Хотите ли вы, синьора, быть настолько любезной и вполне довериться мне? Я употреблю все мое искусство, чтобы излечить вас, синьора. Вене не придется надолго быть лишенной наслаждения слушать такую прекрасную певицу.

— Как это случилось, господин доктор, что вам дали знать? — спросил подозрительно Галлони. — Вы, может быть, живете здесь поблизости?

— Нет, — ответил врач, — я еще сидел в зале отеля с несколькими друзьями за бутылкой вина, когда какой-то служащий принес хозяину отеля весть о том, что вам нужен врач. Тогда хозяин обратился ко мне с просьбой навестить больную синьору.

— Будьте добры, позвольте мне послушать ваш пульс.

Последние слова были обращены ко мне, и я протянула доктору свою руку.

Он считал удары пульса и при этом упорно смотрел на меня, и меня охватило какое-то странное чувство, почти такое же, какое овладевало мной, когда на меня смотрел Галлони.

— Я хотел бы выписать синьоре маленький рецепт, — заметил врач, — но, к сожалению, у меня нет с собой записной книжки. Могу ли я попросить вас дать мне бумагу, перо и чернила?

— Вам сейчас принесут желаемое, — ответил Галлони.

Он приблизился к звонку и дернул шнурок. Быть может, все уже спали в отеле или же звонок был поврежден, но никто не являлся, чтобы спросить Галлони о его желании.

— Здесь черт знает что делается в этой гостинице! — злобно воскликнул итальянец. — Никто не является, и мне придется самому спуститься в гостиную, чтобы принести перо и бумагу.

— Будьте настолько любезны, — обратился к Галлони молодой врач, — я считаю необходимым прописать рецепт.

Я видела по лицу Галлони, что ему неприятно оставлять меня вдвоем с незнакомым доктором. Он быстрым пытливым взглядом окинул нас обоих и бросился к дверям.

Как только мы остались вдвоем, лицо доктора мгновенно изменилось. Спокойствие и простота, которые оно еще только что выражало, исчезли, и вместо них появилось лихорадочное волнение.

— Синьора, — шептал он, схватив мою руку, — я заклинаю вас вашим собственным счастьем и вашим благополучием, ответьте мне на мои вопросы. Это не случайность, что я только что удалил из комнаты вашего провожатого, как и не случайность, что я именно тот врач, который находился поблизости, когда вам понадобилась врачебная помощь. Вчера, когда я стал свидетелем происшествия в концертной зале, я поклялся себе приблизиться к вам, чтобы помочь вам, спасти вас, если это нужно.

Я не могла произнести ни слова. Изумление и страх делали меня немой. Кто этот странный человек, который, хотя совершенно чужой мне, знал о том, что мне нужна помощь, спасение?

— Синьора, — снова начал молодой врач, — мы можем совершенно спокойно разговаривать друг с другом, потому что я позаботился о том, чтобы вашего супруга задержали под каким-либо предлогом в гостиной отеля. Это я собственной рукой перерезал проволоку звонка, одним словом, сделал все приготовления к тому, чтобы мы могли спокойно провести следующие пять минут. Теперь отвечайте мне: ваш провожатый — супруг ваш?

— Нет, сударь, Цезаре Галлони никогда не был моим мужем, и я никогда не принадлежала ему.

— Значит, вы не любите его? Правду, синьора, правду, я заклинаю вас.

— Люблю ли я его? Нет другого человека в мире, которого я бы так ненавидела, как его.

— Но разве вы не по собственному желанию сошлись с ним? Разве вы не добровольно разъезжаете с ним по свету?

— Нет, сударь.

— Но почему же вы в таком случае остаетесь с ним? Почему вы позволяете грабить себя?

— Я не знаю этого, господин, я не знаю этого. Я остаюсь у него потому, что должна оставаться, я повинуюсь ему, потому что я должна это делать, я пою, потому что он мне приказывает.

— Остановитесь! — воскликнул молодой врач в это мгновение. — Вы только что упомянули о пении. Кто учил вас петь, кто дал вам это умение пользоваться вашим роскошным голосом?

— Никто. До моего знакомства с Галлони я не была певицей.

— Значит, он занимался с вами?

— Нет, он со мной не занимался. Но достаточно его желания, чтобы я пела превосходно, и я пою как соловей, он хочет, чтобы я умела петь труднейшие арии, и мне они свободно даются.

— А является ли у него часто желание погрузить вас в сон?

— Да, часто. Он приказывает мне заснуть, и глаза мои закрываются.

— Страдаете ли вы головными болями после того, как повинуетесь воле этого человека?

— О, да, очень часто.

— Но тогда, — шептал ей врач, — он кладет вам руку на голову и приказывает, чтобы боли прошли, и, не правда ли, ваши муки проходят?

— О, доктор! — воскликнула я. — Вы все знаете, как будто вы присутствовали при этом.

— И разве вас не отвращает такая жизнь, полная зависимости и безволия, синьора? Разве вам не приходили в голову мысли о самоубийстве?

Вместо ответа из глаз моих полились слезы, горячие слезы, какие я уже давно не проливала, и эти слезы все сказали доктору.

— Синьора! — воскликнул он. — Вы существо, заслуживающее безмерную жалость. Вы попали в руки негодяя, который употребил великую тайну природы, к сожалению, случайно открывшуюся ему, только для того, чтобы извлечь из вас пользу и чтобы с вашей помощью собрать груды золота. Но еще несколько лет, быть может, даже одного года было бы достаточно, чтобы загнать вас в могилу. Вы обречены на смерть, если вы еще останетесь у Цезаре Галлони.

— Но я не могу бежать от него! — воскликнула я, полная горя и отчаяния. — О господин, как часто я желала вырваться из-под влияния этого человека, но ведь я не могу этого сделать, достаточно ему взглянуть на меня, и воля моя парализована, я нахожусь под воздействием непреодолимых для меня чар.

— Не бойтесь ничего, — ответил молодой доктор твердым голосом, — я порву эти чары, я подчиню волю Цезаре Галлони более властной воле. Узнайте, госпожа, кто поклялся спасти вас: мое имя Фридрих Месмер, я открыл «животный магнетизм».

— «Животный магнетизм»? — переспросила я, глядя с удивлением на молодого доктора. — «Животный магнетизм»? Я еще никогда в жизни не слышала такого названия.

— Но, к сожалению, вы испытали на себе силу этого «магнетизма», — быстро заметил Месмер. — Но, в общем, утешьтесь, только немногие смертные знают это название, и только немногие понимают значение и важность этого открытия. Но настанет время, когда на мое открытие не станут смотреть, как на мечту или сумасбродство ученого, настанет время, когда научное исследование докажет, что доктор Месмер открыл миру новую область природы, что он подслушал одну из главнейших тайн вселенной. В моей книге, на которую ученые смотрят, положим, с презрением и состраданием, я доказал, что небесные светила благоволят взаимной притягательной силе своей, оказывают давление на нашу нервную систему. И, исходя из этого заключения, я пришел к убеждению, что в человеке живет такая же притягательная сила, которую он может передать другому человеку. Воля более сильного подчиняет волю более слабого человека, более сильная магнетическая сила подчиняет себе более слабую силу. Вот те чары, которыми пользовался Цезаре Галлони, чтобы сделать из вас полезную птичку-певунью, и на самом деле этот негодяй оказал науке бесценную услугу, только жалко, что вам пришлось поплатиться частью своей жизненной силы. То, что проделал Галлони, подтверждает блестящим образом мою теорию и мои взгляды. Он постепенно все более и более подчинял вас своей воле, пока, наконец, достиг того, что мог по своему желанию управлять вами. Он хотел, чтобы вы спали, и вы спали, он хотел, чтобы ваши головные боли исчезли — они исчезали, он хотел, чтобы вы пели как первоклассная певица мира, и только благодаря тому, что он сам мастер в музыке и умеет концентрировать свои мысли на эту деятельность, ваше горло, ваши голосовые связки работают в предписанном им художественном порядке, и вы пели, как еще ни одна певица до вас не сумела этого сделать. Однако никто не пользуется безнаказанно чарами природы. Чрезвычайная безвольность, в которую вас погрузил итальянец, рано или поздно, привела бы вас к безумию, и вас ждет близкая смерть, если вы не решитесь вырваться из власти Галлони и бежать.

• Предыдущая
• 66/161
• Следующая