За березовыми книгами - Голицын Сергей Михайлович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая

Перебирая руками выброшенную землю, мы нашли еще несколько черепков и двенадцатого и шестнадцатого веков, и тех, что «бабушка вчера разбила», нашли два заржавленных старинных гвоздя, кованных от руки в кузницах.

Миша успел набрать для школьного музея целый мешочек находок.

– А вы знаете, ребята, где копали? В монастырской помойке. Семьсот лет подряд сюда монашки мусор таскали да ушаты выливали. Но увы! Монашкам грамота не больно требовалась. Ни одного берестяного листочка вы не нашли, а жаль. Я давненько эту помойку высматривал, все искал случая покопать. Ну, товарищи, извините, мне надо еще проверить, как мои каменщики в городе работают. А сейчас вы идите в наш музей.

– Большое вам спасибо! Спасибо вам! Спа-си-бо!

В музее мы узнали, что древний Суздаль был известен не только своей славной историей и луковицами церквей, но и великолепным, самым лучшим в мире огородным луком. Нам показали золотые, как маковки церквей, луковицы величиною с кулак.

После музея и обеда мы пошли просто погулять по улицам.

Суздаль жил такой же рабочей, деловой жизнью, как все небольшие советские города. И вывески на домах были самые обычные: «Раймаг» и «Сберкасса», «Чайная» и «Школа», «Райисполком» и «Почта». Мимо нас проехали три машины с лесом, колхозные девушки сидели в кузове на бревнах и пели песенки. За углом юноши в запачканных спецовках красили здание школы золотой, как луковицы, краской и о чем-то смеялись. В магазины входили и выходили покупатели; позванивая, проносились велосипедисты; мальчишки, оживленно переговариваясь, бежали с удочками на рыбную ловлю; гуси чванливо вышагивали наперерез затормозившему автобусу.

В интернате хозяйка нам сказала, что заходил Аркадий Данилович и, не застав нас дома, попросил срочно прийти к нему на квартиру по важному делу.

Приход такого занятого человека всех нас очень удивил Забыв об усталости, мы сейчас же отправились его искать. К шатровой кремлевской колокольне прилепился старинный, розовый, с выпуклыми наличниками, небольшой каменный двухэтажный домик, где жил археолог.

Мы расположились в тени деревьев на траве, с невольной неприязнью глядя на тот дом, где когда-то сожгли драгоценные книги и рукописи. Наш посол Миша один поднялся по наружной лестнице прямо на второй этаж и осторожно постучал в дверку. Аркадий Данилович быстро спустился к нам, лицо его заметно потускнело и потемнело. Да, за свой насыщенный рабочий день он, конечно, сильно утомился; сейчас посидеть бы ему в кресле, почитать бы книгу или газету, а не с изыскателями беседовать.

– Смотрите на мои злополучные хоромы? – спросил он. – Да, те сгоревшие сокровища мне то и дело снятся. Но не из-за них сейчас позвал я вас к себе. – Он обвел нас внимательным взглядом из-под очков и вновь заговорил: – Вот что, дорогие товарищи, я вспомнил, что видел еще до войны в Ростовском музее написанные от руки сочинения некоего крестьянина Артынова, жившего в прошлом столетии. Тридцать толстенных томов не поленился исписать этот любопытнейший самоучка; так вот, в одном из томов есть упоминание о книгах на бересте. То ли сам Артынов те книги видел, то ли говорил ему о них известный собиратель книг и древних рукописей купец Хлебников? Простите, пожалуйста, позабыл.

– Позвольте! – воскликнул Николай Викторович. – Вы сейчас упомянули о собрании книг ростовского купца Хлебникова?

– Хлебниковская библиотека также сгорела, это произошло задолго до революции, – сказал Аркадий Данилович.

– Да ведь мы вчера видели у одного деда книгу из этого собрания, – настаивал Николай Викторович.

– И она обгорелая, – робко добавила Галя.

– Дедушка, может быть, подарит ее вашему музею, – вставил Миша.

– Ох, дорогие товарищи, вы что-то напутали. Повторяю, собрание Хлебникова, как и наша библиотека, сгорело дотла, – ответил Аркадий Данилович и устало закрыл глаза.

Конечно, это было настоящее безобразие – спорить с таким утомленным человеком. Успеем узнать о купце Хлебникове в Ростовском музее. Пора было прощаться и уходить.

– Да! Не хотите ли, я вас немножко подброшу? – неожиданно предложил Аркадий Данилович. – Завтра в шесть утра я посылаю машину в Гаврилов-Посад. Ваш маршрут идет на Юрьев-Польской, вы попадете на двадцать пять километров правее. Ну, а потом через Юрьев доберетесь до. Ростова.

На машинах туристам, как известно, не положено кататься, но зато…

– Хотим! Хотим! – особенно рьяно закричали девочки.

От всей души поблагодарили мы этого очень хорошего и отзывчивого ребячьего друга и распрощались с ним.

Проснулись мы не в пять, а в четыре утра от пронзительного крика мерзких грачат. Миша успел приспособить для них специальный ящичек с ручкой и с дырками и поставил самодельную клетку в угол нашей комнаты. Николай Викторович приподнял голову с подушки:

– Миша, если ты сейчас же их не выкинешь, то…

Но я так и не узнал, чем грозило это «то». Миша вместе с ящиком стремглав выскочил из комнаты.

Заснуть уже никто не смог. Мы встали, наскоро позавтракали, вскинули рюкзаки за плечи и вышли на большую и пустынную главную площадь города.

Грузовик оказался с крытым брезентом верхом, с лавками по краям. Все расселись, в середку уложили рюкзаки; мы поехали.

Я устроился сзади. Хотелось взглянуть на Суздаль еще раз.

Машина затряслась по камням мостовой.

И вот уже мы за городом, и я гляжу во все глаза на удаляющийся Суздаль. Там, на горе, вдоль берега Каменки, над домами, над зеленью садов вперемежку с мачтами телевизоров видны колокольни и луковицы многих церквей.

Теперь я понял, почему старый коммунист Аркадий Данилович Курганов так печется и заботится о ремонте и реставрации памятников прошлого. Ну, разрушится какая-нибудь церквушка, притом не имеющая архитектурной ценности; можно бы снести ее, разобрать на кирпичи… Но Суздаль-то ведь славен не отдельными творениями древнего зодчества, а всем своим неповторимым созвездием полсотни церквей и многих башен.

Все равно как в букете: вытащить несколько цветков, хоть самых невзрачных – и букет поблекнет и потеряет свою прелесть. Пожалуй, несколько таких городов-музеев нужны. Пусть туристы, юные и взрослые, приезжают и приходят сюда: здесь они научатся любить старину и гордиться славными творениями и подвигами своих предков.

Постепенно город скрывается за горою. Наша машина катит по Владимирскому Ополью. Всюду поля и поля, освещенные косыми солнечными лучами; по сторонам дороги то пшеница, то золотая рожь, дальше кукуруза и картофель, а вдали уже не видно, что посеяно, – желто-зеленый ковер уходит куда-то за бугор. А еще дальше, по ту сторону ручья, у самого горизонта, поля сливаются с голубой утренней дымкой…

Николай Викторович запевает удалую туристскую песню, ребята ее подхватывают… А машина, прыгая по ухабам, мчится все вперед и вперед по черной, прибитой дождями дороге…

Фабричные корпуса, новые стандартные дома Гаврилов-Посада выглядели островами среди зелени садов. Вместо колоколен в небо устремлялись карандаши фабричных труб да водонапорная башня. Искать березовые книги здесь было бессмысленно.

Автомашина довезла нас до привокзальной площади; мы высадились и сложили рюкзаки в кучу под забором.

Тотчас же члены штаба турпохода собрались на совещание: ведь мы сегодня ничего еще не ели, надо срочно организовать завтрак.

– Ребята, сами думайте, как и где будем питаться, – сказал Николай Викторович, – а мы с доктором пойдем разговаривать по телефону с Москвой. Надеюсь, когда мы вернемся, вы нас покормите.

Я говорил с Москвой первым, пожелал жене здоровья, попросил передать Тычинке, что поиски березовых книг продолжаются с переменным успехом, и повесил трубку.

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая