Анжелика и король - Голон Анн - Страница 9

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая

Убедив себя в этом, она позволила Флико провести себя мимо бесчисленных повозок и экипажей к тому месту, где он видел мадам де Паражон.

Когда Анжелика увидела ее, то сразу узнала «знакомую девушку из Парижа», это была мадам Скаррон, обнищавшая, но державшая себя с большим достоинством, вдова, которая часто появлялась при дворе как просительница, в надежде получить какую-нибудь небольшую, но выгодную должность, чтобы избавиться от нищеты.

Они обе уже садились в наемную карету, которая была переполнена второразрядной публикой, в большинстве своем такими же просителями. Они уезжали так же, как и прибыли сюда. Король объявил, что сегодня не будет выслушивать жалобы, что это он будет делать только завтра после мессы.

Некоторые просители все же остались, устроившись на ночлег по углам двора или на конюшне в соседней деревушке. Остальные возвращались в Париж, где должны были встать спозаранку, чтобы успеть на почтовую карету, идущую в Буа де Булонь, а затем проехать весь лес, чтобы появиться в прихожей короля, стараясь вручить просьбу прямо ему в руки.

Экипаж тронулся раньше, чем Анжелика успела добраться до него или хотя бы привлечь внимание подруг. Те были слишком возбуждены тем, что провели день при дворе, где они знали всех, а их не знал никто.

Анжелика накинула плащ на плечи и отдала принесенный пирог и груши молодому слуге. Когда она возвращалась в зал, то не могла выбросить из головы мысль о Филиппе. Ведь в любую минуту они могли встретиться лицом к лицу. Она не могла решить, как вести себя. Рассердиться? Казаться безразличной или…

У самого входа она остановилась, отыскивая его глазами, но его нигде не было видно. Увидев стол, за которым сидела мадам де Монтеспан, Анжелика направилась к ней. Мадам де Монтеспан собралась уезжать, Анжелика извинилась. Она уже не посмела приблизиться к какому-нибудь другому столу, боясь быть прогнанной вновь, и решила уйти, чтобы отыскать свою комнату.

Одетые в голубое, квартирмейстеры, в обязанности которых входило распределение жилья, заканчивали подписывать таблички с именами владельцев комнат. Гости следовали за ними по пятам, сопровождая эту процедуру возгласами восхищения или разочарования.

Флико окликнул Анжелику:

— Мадам, сюда, — и с возмущением добавил:

— Это совсем не похоже на вашу собственную спальню. И как только люди могут жить в этом королевском дворце?

Появилась Жавотта с пылающими щеками. Она казалась расстроенной.

— Я положила все, что вам нужно, мадам. Кажется, ничего не забыла.

Пройдя чуть дальше, Анжелика обнаружила, кто был причиной беспокойства Жавотты. Им оказался Ла-Виолетт, слуга ее мужа.

Открыв рот, он уставился на Анжелику так, как будто увидел привидение. Неужели это та женщина, которую он два десятка часов назад доставил в монастырь, завернутую в одеяло?

— Да, это я, негодяй! — крикнула она ему в лицо.

Гнев ее возрастал.

— Прочь отсюда, подлец! Убийца! Ты понимаешь, что чуть было не задушил жену своего хозяина?!

— Ма… ма… мадам… маркиза, — заикался Ла-Виолетт, переходя на крестьянский выговор. — Это не моя вина. Месье маркиз… он…

— Вон отсюда!

И, размахивая кулаками, она обрушила на него поток оскорблений, почерпнутых из простонародного запаса ее детства. Это было чересчур для слуги, и он поспешил убраться раньше, чем она набросится на него. Вобрав голову в плечи, он ринулся мимо нее к двери. И тут же столкнулся с маркизом.

— Что здесь происходит?

Анжелика посмотрела ему прямо в глаза.

— А, Филипп, добрый вечер! — ядовито сказала она.

Он посмотрел на нее взглядом слепого. Внезапно черты его лица исказились, глаза широко раскрылись в изумлении, которое сменилось выражением страха и, наконец, полного отчаяния.

Анжелика не удержалась от искушения обернуться, как будто некий демон подглядывал за ней. Но она увидела лишь качнувшуюся половинку двери, на которой один из квартирмейстеров мелом написал имя маркиза.

— Так это я вам обязан! — взорвался он, стукнув кулаком по двери. — Это публичное оскорбление! Немилость короля! Позор!

— Как это? — удивилась Анжелика. «Он, должно быть, помешался», — подумала она.

— Разве вы не видите, что написано на дверях?!

— Вижу… ваше имя.

— Да, мое имя, — он ухмыльнулся.

— И в этом все дело? А вы хотите, чтобы здесь появилось другое имя?

— Дело в том, что в течение ряда лет во всех замках, куда я следовал за королем, я видел эту надпись, которую из-за вашей глупости и вашего идиотизма нанесли сюда и которую я хотел бы видеть немедленно стертой. Вот она: «Оставлена для…»

— Ну и что в этом такого?

— Оставлено для… маркиза дю Плесси де Бельер, — процедил он сквозь зубы, побелев от гнева. — Эта фраза означает особое расположение короля. Этим самым его величество оказывает вам свое расположение. Это все равно, как если бы он сам стоял на пороге и приветствовал вас.

Жест, с которым он обвел глазами маленькую, узенькую комнатенку, вернул Анжелике чувство юмора.

— Мне кажется, что вас чересчур взбудоражила эта надпись? — сказала она, едва сдерживаясь от смеха. — А вы не думаете, что кто-то из квартирмейстеров ошибся, просто ошибся? Его величество всегда был высокого мнения о вас. Разве не вам оказали честь принести королю светильник сегодня ночью?

— Нет, не мне. И это тоже доказательство того, что король выражает неудовольствие.

Его повышенный тон привлек внимание соседей по коридору.

— Ваша жена права, маркиз, — вмешался герцог де Грамон. — Зря вы настроены так пессимистично. Его величество просто не взял на себя труд объяснить вам, что если он и просил передать честь принести ему ночник, то это лишь потому, что он хотел сделать кое-что и для герцога Будильона.

— Но это… «Оставлено для…»? — завопил Филипп, снова пнув дверь. — Эта сука виновата в том, что я впал в немилость.

— А при чем тут я? — крикнула Анжелика тоже во власти гнева.

— Вы вызвали неудовольствие короля, отказавшись явиться по его приглашению. И ваш сегодняшний приезд…

У Анжелики слова застряли в горле.

— Как вы смеете осуждать меня за это, когда вы сами… вы… Все мои экипажи… Все мои лошади…

— Довольно! — резко произнес Филипп, подняв руку.

У Анжелики дико болела голова. Пламя свечей бешено металось по темным стенам. Она приложила руку к щеке.

— Хватит, маркиз, хватит, — снова вмешался герцог де Грамон. — Не будьте жестоким.

Никогда еще Анжелике не приходилось терпеть такое унижение. Оказаться вовлеченной в домашнюю склоку прямо на глазах слуг и придворных! Она просто сгорала от стыда. Она окликнула Жавотту и Флико, которые вылетели из комнаты пораженные. Она с ее нижним бельем, а он с ее плащом.

— Так, — сказал Филипп, — можете отправляться в постель, с кем хотите и когда хотите.

— Маркиз! Не будьте так грубы! — еще раз вмешался герцог де Грамон.

— Боже мой, даже дровосек может распоряжаться в собственном доме, — ответил взбешенный Филипп, захлопнув дверь перед зрителями.

Анжелика прошла сквозь их строй и удалилась, преследуемая их ироническими усмешками.

Чья-то рука высунулась из-за двери и потащила ее за собой.

— Мадам, — сказал маркиз де Лавальер, — во всем Версале не найдется женщины, которая не позавидовала бы вам, имея такое разрешение мужа, какое получили вы. Поймайте его на слове и воспользуйтесь моим гостеприимством.

Анжелика рванулась прочь, бросив в раздражении:

— Пустите, месье!..

Ей хотелось убраться отсюда поскорее.

Спускаясь по мраморной лестнице, она почувствовала слезы на глазах.

«Глупец… Ничтожество в образе дворянина…»

И тем не менее, она понимала, что он был опасный глупец и, надо признать, что она сама выковала цепи, связывающие их. Она сама предоставила ему права, которыми располагает муж по отношению к жене. Решившись на месть, он не сменит ее на милость. Она могла представить себе то невыразимое удовлетворение, которое он доставит себе, придумав способ, которым сможет унизить ее и превратить в покорную рабыню.

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая