Код Майя: 2012 - Скотт Аманда - Страница 54
- Предыдущая
- 54/83
- Следующая
Через тысячи лиг снега и льда долетели обрывки голоса Нострадамуса, с трудом преодолевшего сопротивление яростного ветра.
— Вы должны заставить себя отправиться туда.
— Но куда? Я не знаю места, — ответил Оуэн.
— Место само вас позовет. Пусть впереди идет забота о вашем друге, а вы следуйте зову своего сердца.
К своему стыду, Оуэн совсем забыл о Фернандесе де Агиларе. Теперь он о нем вспомнил — лишившийся руки испанец лежал на мозаике, и жидкость в легких его убивала. Оуэн ощутил идущий от костра дым, неожиданно ставший более едким, прежний сладковатый привкус исчез.
Он чихнул. Наджакмал сказала:
— Пей и помни. Он заботится о тебе. Ты поставил на это свою жизнь. Думай и помни.
Оуэн вновь чихнул и увидел, как содрогнулись звезды на небесах.
«Думай».
Теперь он сказал это, обращаясь к самому себе, без помощи Наджакмал. С огромным усилием он поискал в своем разуме и обнаружил то, за что мог ухватиться; образ де Агилара, который сидел у мачты своего корабля, смотрел на рассвет Замы и предлагал ему дружбу без всяких обязательств или условий.
«Возможно, дело в том, что вы не хотите отягощать своих друзей таким знанием».
Тихий голос настиг Оуэна, преодолев пустоши, солнечный жар, морской ветер, хлопанье парусов и вкус морской соли на губах и раскачивающуюся под ногами палубу.
Постепенно качка ослабевала. Ветер становился более теплым, он уже не ранил кожу. Пронзительные крики далекой чайки приблизились, придя на смену боязливому зову коричневато-желтых совят, которые жили не в тундре северных оленей и не во влажных джунглях ночного ягуара Наджакмал.
Оуэн открыл глаза — только теперь он осознал, что все это время они были закрыты. Он находился в Англии; он понял это по запаху влажного дерна, тихому шелесту ветра и поскрипыванию дубов в лунном свете. Но окончательно в этом убедился по молчанию голубого камня, который наконец вернулся домой.
Он не знал, в какое место его привели. Со всех сторон Оуэна окружали вертикальные серые камни в полтора человеческих роста, которые отбрасывали узкие темные тени.
Они стояли перед земельной насыпью такой же длины, как ширина корабля де Агилара. В ее конце, напротив Оуэна находился вход с каменной перемычкой, за которым начинался туннель, охраняемый четырьмя камнями-часовыми и еще несколькими менее высокими и приземистыми, с острыми краями, покрытыми резными рунами, которые озарял лунный свет. Нечитаемые слова тихо шептали в ночи.
Земля была такой же; со всех сторон шли призрачные тропы, устремляющиеся к центру насыпи, находящейся внутри круга стоящих камней. Они издавали негромкие звенящие звуки, и Оуэна захватила паутина света, сплетенная луной; он чувствовал, как его влечет, хочет он того или нет, к прямоугольной темной пасти в насыпи.
Это была могила; он слышал вздохи людей, которые жили когда-то и сейчас находились поблизости.
Вновь закричала сова, только теперь громче и резче. Оуэн почувствовал, как побежали мурашки у него по спине от непонятной угрозы. Голубой камень ни о чем его не предупреждал, как делал это перед бурей, но чего-то ждал, затаив дыхание.
«А этому камню нужна ваша смерть?»
Сова прокричала в третий раз. Оуэн поднял голубой камень так, чтобы он отражал лунный свет и освещал ему дорогу.
Впервые он излучал цвета всех девяти человеческих рас, сплетенные так, чтобы они мерцали на поверхности воды или на льду высоко в горах, разделяясь и изменяясь, превращаясь в цвет, не имевший имени, но непостижимо бесценный.
Он перемещался вперед по дуге, словно перевернутая радуга, красный вдоль внутренней кромки и бриллиантово-белый снаружи. И вместе с этим прозрачным светом Седрик Оуэн вошел в склеп, открывшийся, чтобы его принять, и зашагал по туннелю вперед.
Мрак поглотил свет. Оуэн стоял у дальней стены склепа. Внутреннее помещение выглядело обширнее, чем ему показалось снаружи. Он ощущал, что его окружает камень. Макушкой и плечами он задевал стены и потолок туннеля. Если он вытягивал обе руки, то мог коснуться обеих стен. Вскоре его пальцы нащупали что-то металлическое — брошь или монету. Он потер предмет большим пальцем, чтобы очистить его от пыли и грязи, но не сумел разглядеть, что на нем написано. Оуэн бросил предмет в свою сумку и принялся искать углубление, в которое следовало поместить живой камень. Несмотря на то что его окружала смерть, он не чувствовал опасности.
Шум заставил Оуэна оглянуться; гул голосов, споры. Прижавшись спиной к стене склепа, он обнаружил там нишу и втиснулся в нее. Затем двумя руками прикрыл глазницы своего живого камня, чтобы испускаемый ими свет его не выдал.
В полнейшей темноте его глазам предстало диковинное зрелище. Мимо прошла причудливо одетая молодая женщина, говорившая на незнакомом Оуэну языке. Она приблизилась к дальнему концу склепа, огляделась по сторонам и, в свете своего фонаря, увидела углубление, в которое следовало уложить голубой череп.
Оуэн невольно ахнул.
Она повернулась, и он во второй раз не сумел сдержать крик — женщина, как младенца, прижимала к груди голубой камень, точную копию его собственного. В изогнутом зеркале черепа он увидел собственное отражение, только волосы у него были седыми. Он был так поражен — появлением камня и цветом своих волос, — что потерял дар речи.
Женщина посмотрела на него и нахмурилась. Он узнал в ней свою бабушку и понял, что также узнан. Теперь он уже был готов заговорить, но тут она обернулась и с тревогой посмотрела назад, а потом бегом устремилась к концу туннеля и опустилась на колени, чтобы уложить камень в углубление.
Оуэна охватила тревога, и он довольно громко сказал:
— Поторопись.
Пораженная женщина обернулась. Он потянулся вперед, чтобы помочь ей, как помогал другим. Но прежде чем его руки коснулись ее плоти, Оуэна окружил такой плотный туман, что он разом скрыл и женщину, и камень. Со стороны входа, откуда появился туман, послышался крик, за ним последовал оглушительный треск, подобный грому. Оуэн услышал сдавленный вопль, а потом стук падающего тела.
Оуэн не был уверен, что женщина сумела положить камень так, как требовалось. Ослепленный туманом, он ощупью двинулся к тому месту, где она только что находилась. Вскоре его пальцы отыскали углубление, и он уже собрался положить туда свой собственный камень, как у него на глазах происходило восемь раз, но тут ощутил предупреждающие покалывания на коже.
Оуэн обернулся. И уловил легкий сквозняк с левой стороны. Там, в темноте, где прежде находилась сплошная стена, теперь появилось открытое пространство. В его центре лежал на мозаике Фернандес де Агилар, озаренный пламенем гаснущего костра. От него исходил так хорошо знакомый запах гниющих легких. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. В носу пузырилась кровавая пена.
— Фернандес?
Оуэн опустился на колени, чтобы пощупать трепещущий пульс. За последнее время он успел возненавидеть это движение.
— Фернандес, нет! — Он наклонился к нему, готовый прийти на помощь, но было слишком поздно.
Находясь совсем близко к другу, он увидел момент, когда душа отделилась от тела де Агилара. Оуэн поднял голову. Тень де Агилара поклонилась ему.
— Не скорби обо мне, мой друг. Смерть не такая уж плохая вещь, если ей предшествовала радость, а я не раз познал ее в твоем обществе.
— Нет! Ты не можешь умереть! — Оуэн чувствовал себя ужасно, он не раз видел, как мучаются другие люди, когда умирают их близкие, но сам никогда не испытывал ничего подобного, даже когда умерла его бабушка.
Он все еще держал в руках голубой камень, и тот пел для него. Полный решимости, Оуэн поставил его на землю у своих колен. Его пальцы наткнулись на разбросанные кости. Он откинул их в сторону и повернулся так, чтобы его спина уперлась в стену, а острые камушки впивались в тело, давая дополнительную фиксацию.
Граница между жизнью и смертью стала осязаемой, тонкой мембраной мерцающего мрака, формирующего воздух перед ним. Держа голубой камень и ощущая острые неровности стены спиной, Оуэн просунул свободную руку сквозь барьер в то место, где тело де Агилара лежало в мирах смерти.
- Предыдущая
- 54/83
- Следующая
