Анжелика в Квебеке - Голон Анн - Страница 52
- Предыдущая
- 52/166
- Следующая
— Мы поедем на бал? Во дворец губернатора? Даже мы, мадам?..
— Да, даже вы! Мы находимся в Канаде, и не забывайте, здесь людей оценивают не по титулам и званиям, а по их истинным качествам и достоинствам… Я позабочусь о том, чтобы вы были хорошо одеты и причесаны, но вы, со своей стороны, должны будете вспомнить все, чему вас учили.
Вы явитесь на бал красивыми, скромными, любезными, и, смею вас уверить, вы не останетесь без внимания.
Она оставила их погруженными в розовые мечты. Дельфина де Розуа имела с ней отдельную беседу:
— Мадам, если бы я знала, что не останусь при вас, я бы не уехала из Акадии. Я так жалею, что не осталась в Голдсборо, как некоторые из наших товарок, сумевших скрыться в момент отъезда мадам де Модрибур.
Господин Патюрель обещал им позаботиться об их судьбе. Конечно, Акадия — немного страшное место, там столько еретиков и пиратов, но теплота ее жителей покоряет очень быстро. Мадам, могу ли я обратиться к вам с просьбой взять меня с собой, когда вы будете возвращаться в Голдсборо?
— Но пока мы об этом и не думаем… — возразила Анжелика. — Святой Лаврентий скоро оденется льдом, и мы не сможем покинуть Квебек раньше, чем весной. За это время ваши желания могут измениться.
Про себя она думала: «Кто знает, вернемся ли мы когда-нибудь в Голдсборо? И куда повлечет нас судьба будущей весной?»
Уже начинало смеркаться, когда она покинула дом мадам де Меркувиль.
В темном небе кружились легкие, маленькие снежинки и, не ложась на землю, исчезали в легкомысленном, танце.
Анжелика чувствовала себя подавленной, как бывало всякий раз, когда ей приходилось вспоминать события минувшего лета: Амбруазину-демона, ее давнюю связь с отцом д'Оржевалем. «Нас было трое детей, несущих на себе проклятие: он, 3алил и я. Невозможно разорвать тот магический круг, куда ты попадаешь в детстве».
Неяркое пламя свечей горело за окнами часовни урсулинок. Оттуда доносилось тихое пение женских голосов. Монахини замаливали грех, совершенный при похищении облаток.
Покой вновь вернулся в душу Анжелики. Звон колоколов над Квебеком, казалось, уносил все тревожные и мрачные мысли, а на их место возвращались обычные повседневные думы и заботы: о спасении души, о церкви, о светских обязанностях, о приближающейся зиме, о заготовке продуктов в погребе и на чердаке и вновь о молитвах, о церкви и т. д.
Когда пришло воскресенье и Анжелика отправилась в церковь, она вдруг вспомнила, что прошла всего лишь неделя с того дня, когда она слушала торжественную мессу в этом самом соборе.
«Вот уже неделя, как чужеземцы с „Голдсборо“ приехали в Квебек, — писала м-ль д'Уредан, опершись на свои кружевные подушки и бросая время от времени взгляд в сторону дома, стоящего напротив. — И я могу сказать вам без обиняков: эти люди взволновали весь город, как и ожидалось, но совсем не так, как того опасались, и я это прекрасно ощущаю, хотя не имею даже возможности поговорить с кем-нибудь об этом, так как мои друзья меня, в некотором роде, покинули, переметнувшись на сторону мсье и мадам де Пейрак, пользующихся всеобщим вниманием.
Интендант Карлон навестил меня всего лишь раз после своего приезда. ОН явился крайне возбужденный после экстренного заседания Большого Совета и сообщил мне, что они с господином де Пейраком собираются обмениваться поставками свиного сала, изготавливать поташ и производить шерстяные ткани… Вы ведь его знаете, ему не надо ничего иного, чтобы чувствовать себя счастливым… Но вам известно также, что я питаю к нему слабость, и поэтому вы догадываетесь, как я страдаю от его невнимательности.
Зато соседство с этой очень красивой дамой, о которой многие говорят как о колдунье, привело в мой дом людей, без которых я прекрасно бы обошлась. Эти люди хотят удовлетворить свое любопытство, следя за ней из моего окна, которое, как я вам уже говорила, является прекрасным наблюдательным постом. Напрасно эти несносные люди делают вид, что пришли ко мне из-за дружеского расположения. Я себе не льщу.
Среди прочих меня посетила мадам де Кампвер… Мадам де Кампвер я вижу не чаще одного раза в году, когда она не может найти партнеров, помогающих ей разориться в игре, и тогда она приходит ко мне сразиться в «тридцать один» — игра, в которую я достаточно ловко играю. Вчера она явилась ко мне, всячески демонстрируя свои дружеские чувства, в сопровождении четырех мужчин из своего окружения, которые, спешу вам сообщить, мне сразу же не понравились. Речь идет о господах де ла Ферте, Бессаре, де Сент-Эдме и д'Аржантейле. По тому, как они уселись, уставившись в окно на дом Виль д'Аврэя, я поняла, что они пришли подсматривать за нашими гостями. Стараясь что-нибудь увидеть, они чуть не свернули себе шеи, и все это время выспрашивали у меня множество деталей, касающихся прекрасной мадам де Пейрак. Эти четверо имеют вид негодяев, у каждого из них своя роль в этой банде разбойников.
Тот, которого зовут Бессар, распоряжается деньгами. Это финансист. По-видимому, он ограбил множество людей, потому и сбежал в Канаду.
Самого молодого из них зовут Мартен д'Аржантейль. По всей вероятности, он сопровождает господина де ла Ферте, который, несомненно, высокого происхождения. У этого д'Аржантейля красивое лицо, но какой-то мутный взгляд. Он носит красные перчатки, заказанные для него де ла Мелуазом, и у него привычка то и дело сгибать и разгибать пальцы так, как будто он собирается кого-нибудь задушить. Я слышала, что у него было звание «главного игрока в лапту», что когда-то он был компаньоном Его Величества. Но вот уже несколько лет, как король предпочитает охоту, как пожаловался мне он. Д'Аржантейль также увлечен магией и алхимией. Он был влюблен в эту Бренвильер, отравительницу, которую недавно обезглавили на Гревской площади. Он ее оплакивал и называл «святой». Лучше бы уж он поменьше об этом рассказывал. Это, без сомнения, причина его пребывания вдали от Парижа.
Если уж говорить откровенно, я боюсь, что тот или иной из этих месье, а может быть, и все четверо, страдают «венецианской болезнью», этой страшной гангреной, происходящей из-за плотской любви, которую войска короля Карла VIII принесли во Францию после слишком галантной войны в Италии, куда ее занесли испанцы, побывавшие в Америке.
Эта страшная болезнь, которая приводит к тому, что у мужчин может отвалиться как сгнивший плод их мужской орган, а женщина становится отвратительной из-за проказы, разъедающей все самое сокровенное, драгоценное, самое вожделенное и очаровательное.
Я не переставала думать об этом на протяжении всего их визита, и вы меня поймете, когда я скажу, что вовсе не была обрадована, видя их сидящими на моих креслах, обитых вышитым шелком.
Господин де Сент-Эдм спросил меня, считаю ли я, что мадам де Пейрак колдунья, как об этом говорят. Именно в этот момент мы увидели, как она вышла из дома в сопровождении господина де Барданя, посланника короля, который также все время бродит в наших краях.
Эти господа замолкли, а господин де ла Ферте высунулся из окна. Я видела, как заблестели его глаза, и хотя они голубого цвета, мне они совсем не понравились…»
Вторая неделя началась плохо. Хотя можно было бы ожидать обратного, так как, открыв рано утром в понедельник дверь своего дома, Анжелика увидела на пороге красивого молодого человека. В лучах восходящего солнца его мужественная и элегантная фигура, столь неожиданно возникшая, приобретала сходство с явлением архангела.
Из-за этого солнечного сияния Анжелике понадобилось несколько секунд, чтобы узнать прокурора Большого Совета, Ноэля Тардье де ла Водьера, своей собственной персоной.
Она улыбнулась ему, приглашая войти, и осведомилась о здоровье его очаровательной жены. Но он отверг приглашение, сразу же дав понять, что он явился не для того, чтобы болтать, а с жалобой по поводу одного англичанина, взятого господином де Пейраком к себе на службу. Эта жалоба была подана семью городскими сапожниками.
- Предыдущая
- 52/166
- Следующая
