Анжелика в Новом Свете - Голон Анн - Страница 21

• Предыдущая
• 21/135
• Следующая

Де Пейрак еще не заметил ее появления. Он сидел на дальнем конце стола, у самого очага, и курил длинную голландскую трубку, беседуя с полковником де Ломени. Когда он смеялся, она видела, как сверкают его крепкие белые зубы, сжимающие черный мундштук. Его темный четкий профиль резко вырисовывался на фоне танцующих языков пламени.

Что-то в этой картине невольно вызывало в памяти образы далекого прошлого: могущественный граф Тулузский в своем Отеле Веселой Науки принимает гостей, и стол ломится от изысканных яств на золотых блюдах. Он так же сидел во главе стола, а за его спиной в огромном, украшенном фамильным гербом камине ярко пылал огонь, и отблески пламени весело играли на гранях хрустальных кубков и придавали таинственную прелесть бархату, парче, кружевам.

Какая злая пародия на те счастливые времена! Судьба словно хотела дать им понять, в какую пропасть они были низвергнуты. Если тогда их окружал весь цвет Тулузы, благороднейшие сеньоры и прекрасные дамы, то кого только не было теперь за их столом: трапперы, индейцы, солдаты, скромные офицеры, на которых жизнь в этой дикой стране, заполненная охотой и войной, таящая в себе столько опасностей, наложила свой отпечаток.

Даже у графа де Ломени, несмотря на всю его учтивость, было что-то общее с ними. Анжелика вдруг заметила, что у него обветренное лицо, хищные зубы и отрешенный, затуманенный взгляд курильщика табака.

И сам Жоффрей де Пейрак чувствовал себя своим среди этих людей. Морские штормы, погони, бесконечные сражения, схватки не на жизнь, а на смерть, ежедневная, ежечасная борьба с пистолетом или шпагой в руке за осуществление своих честолюбивых планов, за право повелевать людьми, за достижение поставленной цели, борьба с враждебными силами природы, пустыней, океаном, лесами развили в нем те черты, которые прежде лишь проглядывали за изысканностью манер знатного сеньора в скупыми и точными жестами ученого.

Анжелика отступила назад.

Но Пон-Бриан уже бросился к ней. Ему повезло больше, чем Мопертюи, он сумел удержаться на ногах и добраться до нее. Впрочем, он не был пьян. Он выпил совсем немного, только чтобы поднять настроение.

— Сударыня, счастлив видеть вас…

Он протянул ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам, которые вели от порога, а взглядом уже отыскивал свободное место в центре стола. Анжелика не знала, как ей поступить.

— Боюсь, как бы индейцы не сочли мое появление здесь для себя оскорбительным. Мне говорили, что у них не принято, чтобы женщины присутствовали на праздниках…

Но сидевший неподалеку сагамор Мопунтук вновь поднял руку и произнес несколько слов. Пон-Бриан поспешил перевести их Анжелике:

— Вот видите, сударыня, сагамор повторил, что вы достойны сидеть рядом с воинами, вы победили черепаху, тотем ирокезов. И вы не должны лишать нас радости видеть вас здесь.

Он решительно освободил ей место в центре стола, бесцеремонно оттеснив капрала Дженсона, и, усадив по правую сторону от Анжелики высокого, широкоплечего красавца, сам сел слева от нее.

Действия Пон-Бриана и слова сагамора привлекли всеобщее внимание. Голоса стихли, и все взгляды обратились к Анжелике.

Она бы предпочла сразу очутиться рядом с мужем и объяснить ему причину своего прихода. Но не так-то легко было уклониться от настойчивых ухаживаний лейтенанта и его друзей. Ее сосед справа наклонился к ней, пытаясь поцеловать ей руку, но икота, которую ему с трудом удалось сдержать, помешала ему. Он виновато улыбнулся:

— Разрешите представиться: Ромен де Л'Обиньер! Впрочем, я, кажется, уже был представлен вам. Простите, но у меня путаются мысли… Если бы вы пришли чуть раньше… Но хоть я и изрядно пьян, у меня еще не двоится в глазах, и я не могу допустить столь кощунственную мысль, что на свете есть вторая такая красавица. Я уверен, вы единственная, неповторимая…

Анжелика рассмеялась, но смех ее оборвался, как только она взглянула на руки своего соседа. На левой у него не хватало большого и среднего пальцев, на правой — безымянного. Остальные были изувечены, на некоторых вместо ногтей чернела обуглившаяся кожа. Когда у переправы Саку ей представили его вместе с офицерами, она не заметила этого.

— Не обращайте внимания на мои руки, прекрасная госпожа, — перехватив ее взгляд, весело сказал Л'Обиньер. — Это память о моей дружбе с ирокезами. Я знаю, красивого мало. Но это не мешает мне нажимать на курок ружья.

— Ирокезы пытали вас?

— Мне было шестнадцать лет, когда я попал к ним в руки, отправившись как-то осенью пострелять диких уток на болота Трехречья. Вот почему меня и прозвали Трехпалым-с-Трехречья. И, видя, что она не может отвести полный жалости взгляд от его искалеченных рук, продолжал:

— Сперва они острыми краями раковин отрезали мне три пальца. Большой на левой руке подожгли. На других пальцах зубами повыдирали ногти и тоже стали их поджигать.

— И вы все это выдержали?

Это спросил Флоримон. Он перегнулся через стол. Глаза его под пышной шапкой волос возбужденно блестели.

— Я ни разу не крикнул, молодой человек! Неужели бы я доставил удовольствие этим кровожадным волкам и стал бы стонать и извиваться от боли! К тому же, крикни я хоть раз, меня бы тут же убили! А когда они увидели, что я веду себя, как подобает мужчине, они оставили мне жизнь, и я провел у них больше года.

— Вы говорите на их языке?

— Пожалуй, не хуже самого Сваниссита, великого вождя сенеков.

И он добавил, обведя взглядом всех присутствующих, словно пытаясь отыскать кого-то:

— Из-за него я и пришел в эти края.

Он был смуглолицым и черноглазым. Волнистые каштановые волосы падали на его короткий плащ из лосиной кожи, украшенный, как это было принято у индейцев, полосками цветной кожи. Расшитый мелким жемчугом индейский головной убор был сколот сзади двумя перьями. Вероятно, этот убор и делал его лицо женственным, что так не вязалось с его могучими плечами и высоким ростом.

— Вы говорите, что ищете встречи со Сванисситом, сын мой, — произнес де Ломени, — но со стороны можно подумать, что вы избегаете ее, ведь всего месяц назад он был на Севере со своими воинами. Мы узнали об этом от двух дикарей, им едва удалось спастись, когда ирокезы напали на их деревню.

— А я вам говорю, что он здесь, — возразил Л'Обиньер, стукнув кулаком по столу. — Он должен встретиться здесь с Уттаке, вождем могавков. Мы недавно схватили одного ирокеза. И заставили его заговорить. Если бы нам удалось снять скальпы с этих двух голов, от Союза пяти племен ничего бы не осталось, он бы распался.

— Ты хочешь рассчитаться со Сванисситом за свои пальцы? — усмехнувшись, спросил Мопертюи.

— Я хочу рассчитаться с ним за свою сестру, за зятя и за родных моего друга Модрея, сидящего вместе с нами за этим столом. Вот уже шесть лет, как мы охотимся за этой старой лисицей, но рано или поздно мы выследим ее… Наберись терпения, Элиасен, — обратился он к Модрею. — Они все равно не уйдут от нас.

— Когда я жил у ирокезов, — продолжал он, — Уттаке был мне братом. Не знаю, есть ли на свете человек более красноречивый, более хитрый и более мстительный, чем он. К тому же он кое-что смыслит в колдовстве, он связан с Духом Снов. Я люблю и ненавижу его. Вернее сказать, я уважаю его за ум и храбрость, но своими руками убил бы его, потому что это самое страшное чудовище, с которым может когда-либо повстречаться француз.

— Дадите вы наконец что-нибудь поесть своей соседке? — ворчливо прервал его Маколле.

— Сейчас, сейчас, не сердитесь, отец. Простите меня, сударыня. Пон-Бриан, не могли бы вы мне помочь?

— Я как раз пытаюсь отыскать в этом рагу кусок, который был бы достоин оказаться на тарелке прекрасной дамы, но…

— А, вот возьмите этот! Медвежья лапа! Нет на свете ничего вкусней для того, кто знает в этом толк. Эх, Пон-Бриан, друг мой милый, сразу видно, что ты недавно в этих краях.

— Я? Совсем недавно! Всего пятнадцать лет…

— Дайте же ей в конце концов поесть! — снова недовольно пробурчал старик.

• Предыдущая
• 21/135
• Следующая