Последний из Рода - Авербух Наталья Владимировна - Страница 7

— Он умер, — опустил глаза Тиан. Человек напрягся, словно теперь ему предстояло что-то нехорошее. Только что? Все люди смертны, какое мне дело до Писаря… Ой, дура! Я ж вроде как этого старикашку и искала. А он умер. Ни вещей, ни денег, ни родных… Я тоже опустила глаза, постаравшись состроить как можно более печальную физиономию.

— Умер… — эхом повторила я. Мне даже не пришлось притворяться, когда я сообразила: вот сейчас Тиан может встать и попрощаться. Он свое дело сделал, куда больше? Накормил бездомную, родственника разыскал… Не его вина, что того уже нет в живых. На этом все. Все. — Умер! — закричала я страшным голосом. Люди Рода хорошо знали этот крик. Он оповещал их о несчастьях раньше всех гонцов и вестей. — Умер!!!

— Не плачь, — попросил стражник, с тревогой вглядываясь в мое лицо. Я поспешила закрыться руками: сквозь маску скорби прорывалась усмешка. Поверил, наивный мой! Ну и человек мне достался!

— Я не плачу, — произнесла я глухим голосом. — Я не… что мне теперь делать?!

Парень сглотнул. Странно, раньше он казался мне зрелым мужчиной, но вот сейчас — нет. Не может взрослый человек быть таким наивным. Мальчишка… Такие не взрослеют, хотя, бывает, старятся.

— Меня из Вольграда переводят, — выпалил он. — В Костряки. Пойдешь со мной?

— Что-о?!

Из столицы идти через всю страну в такую глушь?! На пограничье? Не так страшны фейри, Старшие — они не тронут, я ведь в своем праве. Но люди! Отребья! Как я ему в этой глухомани жену хорошую подыщу?! А там чистокровных смертных днем с огнем не сыщешь, в каждом хоть капля Старшей крови течет. А ведь мне человек нужен, не Старшая. Смешай Тиан кровь с нечеловеком — все, Род оборвется, сколько бы ни было детей-полукровок. Не может полукровка продолжить Род, это Закон. Ладно, сдался он Старшим, не о том речь.

— Не до Костряков, — поспешил заверить меня Тиан. — По дороге подыщу тебе хорошую наставницу…

— Что-о?!

Теперь я разозлилась по-настоящему. Кто он такой, чтобы мной распоряжаться?!

Тиан потихоньку тоже начинал злиться. Линя, которая с удивлением прислушивалась к нашему разговору, спала с лица и убежала на кухню: почувствовала недоброе. А вот меня уже не остановить было, не испугать. Да как он смеет?!

Тиан

И я эту… мегеру и манипуляторшу… называл милой, беспомощной, наивной девушкой?!

Ничего себе! Вот ведь… А глаза-то как горят! Ну чисто кошка, которой на хвост наступили! Пальцы вон, скрючила, будто когти. Волосы дыбом стоят…

Правда, орала она недолго, вновь упала на лавку и расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Я к тому времени уже вскочил с лавки и стоял пунцовый, кулаки сжимал. Нет, ударить не смог бы — не так воспитан, — но хотелось до жути.

— Никому… Не с кем… Не к кому, — всхлипывала она. — Нет у меня никого…

Я растерянно стоял посреди таверны. Успокаивать рыдающих девушек не было моим любимым занятием. А тут еще вспомнил, что сестрой ее представил — что люди-то подумают, что при живом брате одинокой себя считает?!

— Ну что ты… Я же тут. — Мягко. Раздражение и злость ушли, будто и не было. — Пойдем-ка… Нам отправляться скоро, а у тебя ни одежки, ни обувки теплых нет.

Она подняла на меня счастливые глаза, кивнула, быстро вскочила и, подбежав ко мне, словно клещ вцепилась в рукав. Я аж испугался — оторвет, вон, по шву затрещал…

И невольно улыбнулся, подумав, что не такие уж мы с ней и разные…

Ничейные, но отчаянно мечтающие стать чьими-то.

Торжище раскинулось за воротами — Вольград просто не вместил бы его. Торговали прямо с повозок. Купцы побогаче ставили шатры. Бегали мальчишки, играя во что-то и мимоходом срезая кошельки с поясов зазевавшихся покупателей. Одного я поймал за ухо и, отобрав кошелек, вернул тот побагровевшему владельцу — тучному богачу, который же раскричался на все торжище и едва не набросился на меня с кулаками.

Во внутреннем кармане, прямо под сердцем, дожидались подходящего меча скопленные золотые и серебряные монеты. Мелочь бряцала в кармане.

Нара разглядывала торжище с каким-то детским, наивным восторгом. И, как ребенок же, жалась ко мне. На сей раз я не стал ее отталкивать. Лишь фейки знают, что в ее рассказе правда, а что — нет, но к толпе она не привычна, видно, и правда жила в деревне.

Ее не интересовали наряды, но я с трудом оттаскивал ее от лотков со сластями и магическими игрушками. Пришлось купить ей огромный грушевый леденец, чтобы хоть чуть-чуть угомонить.

Времени глазеть по сторонам не было. До вечера я должен покинуть город. Кстати, надо будет поспрашивать тут, не уходят ли сегодня обозы на Костряки. Хорошо бы наняться в такой. Пешком мы далеко не уйдем, да и опасно это. Пусть мечник я неплохой, но против банды разбойников, в последние годы заполонивших тракт, не выстою.

Да и нет пока у меня меча. Не брать же с собой ту тупую железяку, которой только плашмя по головам воришек и бить?

— Эй, Тиан, а что ты хочешь купить? — спросила Нара. Я глянул на девушку и закашлялся. Сначала я не понял, что с ней — щека раздулась до немыслимых размеров. Потом до меня дошло — это она леденец за щеку (про запас, что ли?) засунула.

— Меч, — ответил я, борясь со смехом.

— Меч? — посерьезнела она. — А зачем тебе меч? Тебе совсем не нужен меч, ни капельки…

И что на такое ответить?

— Мужчина должен уметь себя защитить. Вот нападут на нас разбойники…

— Не нападут, — сообщила она.

— Нара… — Я начал злиться. Ну не может она быть настолько наивной и не знающей жизни. Линя — и то больше понимает. А эта ведь пол-Роси, по ее же словам, пешком преодолела.

Похоже она поняла, что рискует нарваться на неприятный разговор по душам, вновь зачмокала леденцом, но морщинка, залегшая между бровей, никуда не делась.

Палатки оружейников занимали самый центр торжища. Их было четыре. Я остановился, раздумывая, какую выбрать. Пожал плечами, осторожно освободил рукав из хватки тонких пальцев и шагнул к алой. Нара вновь ухватилась за меня и потянула обратно.

— Не ходи… — а в глазах ужас. Я стряхнул ее руку. Вот ведь!

— Подожди меня здесь, если хочешь, — предложил. Она замотала головой. Даже леденец выплюнула.

— Не ходи. Не надо, — зачастила.

Я не стал спорить. Что толку? Слушаться ее я не нанимался. Я иду — она со мной. Или нет. Это ее выбор.

Решительно откинув полог, я шагнул внутрь. Она тенью скользнула за мной.

Двое обитателей палатки вели неспешный разговор о преимуществах и недостатках парных мечей, выложенных на бархат. Пожилой мастер, брызгая слюной, доказывал что это — оружие для новичков, ничего не стоящее в серьезном бою. Рыжеволосая женщина, не соглашалась, говорила, что в умелых руках — и молоток страшнее катапульты.

Они оборвали спор на полуслове и одновременно глянули на нас. Нара сжалась за моей спиной, стараясь стать незаметной. Я же выругался — на женщине была темно-винная, сшитая из дорогой плотной ткани, форма Советника с алым гербом на рукаве. Огневик. Покопавшись в памяти, я даже вспомнил, как ее зовут — Елина Огнь. Мало кто не знал ее. Так и звали: «В каждой бочке затычка». Говорили, она Ректором могла бы стать, но что-то там не вышло, избрали другого. С тех пор она лютует пуще прежнего, озверела.

Вот только ее и не хватало на мою голову.

— К тебе покупатели, Сиб, — с насмешкой сообщила она, отступая от лотка и кивая мне, будто доброму знакомому. Забренчали серьги — гроздья монеток. Такие цыганки носят — отметил ненароком.

— Вижу, — ответил тот. — Интересные покупатели, надо сказать… Давно ко мне не приходили такие интересные люди… А ты могла бы и сказать, что не просто так, а по делу явилась.

Я прокашлялся.

— Мне бы меч, — робко как-то получилось. От досады я покраснел… Ну прямо девчонка какая! Собрав в кучку оставшуюся гордость, я, уже тверже, сообщил: — Одноручный, средний, обоюдоострый.