Искушение Анжелики - Голон Анн - Страница 32

• Предыдущая
• 32/110
• Следующая

— пробормотал сквозь зубы чей-то грубый голос.

— Это ранение очень опасно. Будьте благоразумны. Бросьте оружие, как я вам сказала. И я стану вас лечить.

Звучавший в ночи мелодичный женский голос действовал успокаивающе и, казалось, шел прямо с неба.

Однако пираты сразу не дали своего согласия. Нужно было дождаться рассвета.

— Эй, женщина! — закричал кто-то, — мы сейчас придем.

За кустами послышалось бряцание стальных предметов и, пошатываясь, появился силуэт одного из пиратов. Бандит нес в руках тесаки, ножи, абордажные сабли, а также один топор и маленький пистолет.

Все это он вывалил на землю в нескольких шагах от ограды.

Анжелика, держа в руках ружье старого Шеплея, и сопровождаемая вооруженным мушкетом Кантором, подошла к этому человеку. Он почти ослеп. Его лицо было перекошено от укусов насекомых, а шея, плечи, руки распухли до того, что представляли собой сплошную обтянутую кожей массу.

Шеплей отбросил на затылок свою высокую пуританскую шляпу и с радостным видом, с ухмылкой стал как бы принюхиваться.

— Тыква, мне кажется, совсем созрела.

— Спасите меня, — взмолился человек. Он был одет, как обычный пират: в рубаху, почерневшую от старых пятен крови, и короткие холщовые брюки, из которых торчали волосатые ноги.

Его пояс, к которому были прицеплены ножны разных размеров, сейчас, правда, пустые, говорил, вне всякого сомнения, о его принадлежности к корпорации тех людей, которые в Карибском море охотятся, забивают, разделывают туши свиней и диких быков, водящихся на островах. А затем, накоптив достаточное количество мяса, продают его проходящим мимо кораблям. Обычные морские мясники, и, если угодно, торговцы, не лучше и не хуже любых других. Но их толкнул на пиратство и на войну испанец-завоеватель, который не терпит чужого присутствия на американских архипелагах.

Его спутники, стоявшие за деревьями, выглядели еще менее привлекательно, чем он. Молодой юнга, хилый и тщедушный, казалось, вот-вот отдаст богу душу. Португалец с лицом оливкового цвета был похож на кочан капусты, и, наконец последний, тоже темнолицый, — на тыкву. Что же касается раненого…

Анжелика приподняла наброшенный на него грязный лоскут, и все присутствующие вздрогнули от отвращения и ужаса. Сама Анжелика едва сдержала подступившую к горлу тошноту.

Зияющая рана имела в длину почти пятнадцать дюймов, и над ее краями, словно кошмарное видение, вздувалось и вздрагивало спазматическими движениями нечто подобное клубку змей. Оголенные внутренности во вскрытом животе!

Все застыли в оцепенении, за исключением Пиксарета, внезапно появившегося здесь и с веселым любопытством склонившегося над раненым.

Анжелика почти сразу же интуитивно почувствовала, что она может попытаться что-то сделать. Раненый не только не потерял сознание, но даже с некоторой насмешкой смотрел на нее из-под лохматых бровей. Несмотря на восковую бледность и глубоко ввалившиеся глаза, Анжелика не обнаружила на этом мерзком лице пьяницы никаких признаков смерти. Как это ни было удивительно, но он, казалось, решил остаться в живых. Кишечник ни в одном месте не был поврежден, иначе это повлекло бы за собой быстрый конец.

Он первым заговорил приглушенным голосом, стараясь при этом не гримасничать.

— Да, миледи!.. Здорово это вы ухитрились меня полоснуть.., сработано прямо как настоящей цыганкой, а мне это знакомо… Теперь нужно все это мне зашить.

Он думал об этом всю ночь и, наверное, убедил себя, что это возможно. Этот человечишка был не так уж глуп, хотя, судя по всему, был порядочный негодяй. Не было необходимости долго разглядывать его внешность и внешность всех его сотоварищей, чтобы понять, к какой категории людей все они принадлежали. Настоящие отбросы общества.

Взгляд Анжелики переходил с лица этого человека, которое отражало дьявольскую жизнеспособность, на чудовищную рану, яз которой исходил гнилостный запах, и вокруг которой уже начали жужжать крупные мухи. — Ладно, — решила она, — попытаемся.

«Ну, мне и не такое приходилось видеть», — повторяла она про себя, быстро раскладывая хирургические инструменты, которые достала из своей сумки.

Это было не совсем так… Конечно, зимой в Вапассу ей приходилось делать самые различные и даже весьма сложные хирургические операции. Необычная искусность ее тонких пальцев, столь подвижных, что, казалось, каждый из них живет своей самостоятельной жизнью, верный инстинкт ее исцеляющих рук толкали ее на эксперименты, которые для тех времен и для этой страны были не лишены смелости.

Так, весной ей пришлось лечить одного индейского вождя, которому лось своим рогом распорол спину. Впервые в подобном случае она попыталась сшить края раны при помощи ниток. Заживление прошло потрясающе.

Слава о ней как врачевателе широко разошлась по округе. И в Хоуснок хлынули толпы туземцев, желающих лечиться у белой дамы.

При операциях она пользовалась тонкими иглами, у которых, по ее просьбе, часовых дел мастер Жонас изогнул концы. И именно такими иглами Анжелика предпочитала выполнять свою деликатную работу. Она была очень довольна, что ей удалось сохранить свою драгоценную сумку, несмотря на все недавние события. Это было просто здорово. Она нашла там массу просто необходимых вещей. В одном кармашке она обнаружила горсть толченых засушенных стручков акации. Этот лечебный порошок обладал дубильными свойствами, и она использовала его в качестве пластыря, который, по-видимому, препятствовал распространению в теле больного болезнетворной жидкости после закрытия раны. Его было маловато. Она показала порошок Пиксарету, и тот, рассмотрев и понюхав его, с понимающим видом улыбнулся и отправился в лес.

— Займись с кем-нибудь из англичан баркасом, — приказала Анжелика Кантору. — Убедись, что он в состоянии плыть под парусом, взяв на борт часть нашей группы. Будьте настороже и возьмите с собой оружие. Хотя я не думаю, что эти бедные бандиты способны сейчас причинить нам какой-либо вред.

Элизабет Пиджон застенчиво предложила Анжелике свою помощь. Но та предпочла послать ее накладывав мазь на несчастных жертв пчелиных укусов. Взяв с собой преподобного Пэтриджа, которому нужно было сменить повязку, старая дева отправилась выполнять порученную ей работу. Сознавая новую ситуацию, она выбрала из сваленного в кучу оружия пиратов наименее зазубренную саблю и, прицепив ее себе на пояс, с молодцеватым видом зашагала к хижине, где Шеплей начал с ухмылкой на устах раздавать свои снадобья.

Под деревом, рядом с раненым, Анжелика разложила на большом плоском камне свои иглы, зажимы, флакон с очень крепкой водкой, ножницы и чистую белую корпию, завернутую в кусок просмоленной ткани.

Раненого не нужно было куда-то переносить, так как рядом был ручей, из которого можно было брать воду. Она раздула угли маленького костра, поставила на них глиняный котелок с водой и высыпала туда порошок из стручков акации.

Пиксарет вернулся из леса и принес целую охапку стручков. Они были еще зеленые. Анжелика попробовала один из них на зуб, состроила гримасу и выплюнула зеленый и горький сок. Хотя и очень неприятный во рту, это еще не был сок дозревшего танина, который должен иметь вкус чернил и обладать свойством стягивать раны, заживлять их, бороться с воспалением и наконец благодаря своему тонизирующему действию, ликвидировать нагноение, из-за которого раны очень долго заживают.

— Придется пользоваться таким, какой есть. Она уже собиралась бросить стручки в кипяток, когда Пиксарет остановил ее.

— Дай их приготовить Мактаре.

Он показал на старую индианку, служанку или подругу английского медика. Похоже, что та знала о свойствах этого растения. Она села на корточки рядом с костром, взяла стручки и стала их жевать. Получающуюся массу она клала на широкие листья. Анжелика не стала возражать, так как знала (этому ее обучил старый колдун с Бобрового поля под Вапассу), что приготовленное таким образом лекарство приобретает все нужные свойства.

• Предыдущая
• 32/110
• Следующая