Искушение Анжелики - Голон Анн - Страница 55
- Предыдущая
- 55/110
- Следующая
— А ну-ка, замолчи! — рассердилась Анжелика. — Говоришь неведомо что, только страх на людей нагоняешь. Может, ты даже обрадовался, что я утонула, ведь ты считаешь меня дьяволицей…
— Не говорите так, госпожа, — жалобно прохныкал Адемар, перекрестившись несколько раз.
Пастор бросил на него косой взгляд, недовольно сжав губы. Он был по горло сыт соседством с этими папистами, усугубленным присутствием Мэуина, явного нечестивца и безбожника, и даже сообщил мисс Пиджон о своем намерении остаться на Долгом острове. Однако мисс Пиджон отговорила его, сославшись на то, что только в Голдсборо он может встретить своих прихожан, уцелевших от побоища в Брансуик-Фолсе.
— Давайте, садитесь в лодку, — проворчал Мэуин, добавив несколько слов по-английски, которые должны были означать нечто среднее между «компанией размазней» и «бандой разгильдяев» — Анжелике было трудно это понять.
Однако попытки подогнать пассажиров успеха не возымели — никто не торопился.
— Я вижу у вас одежду квакерши! — внезапно вскричал преподобный Пэтридж, указывая перстом на плащ в руках у Анжелики. — Неужели вы разговаривали с одним из членов этой мерзкой секты? Несчастная! Вы поставили под угрозу спасение своей души. Вы правы, мисс Пиджон. Негоже оставаться в таком месте, где существует опасность встречи с этими людьми. А я-то думал, что Новая Англия от них уже очищена! Неплохо было бы отправить на виселицу еще нескольких голубчиков, чтобы было неповадно всем другим.
— Не понимаю, почему надо вешать людей, единственное преступление которых в том, что они готовы одолжить плащ замерзшей женщине.
— Эти квакеры очень опасны для общественного порядка, — наставительно заявил пастор.
— Да, да, — подхватила мисс Пиджон, — они не снимают шляпу перед самим королем, называют его «братом» и обращаются к нему на «ты»… Они говорят, что у них установлено прямое общение с Богом.
— Полная непочтительность ко всем и ко всему! — : выкрикнул пастор.
— Они отказываются платить налог на храмы…
— Чистота учения превыше всего, — продолжая пастор.
Он уже был готов разразиться длинной проповедью, как вдруг Джек Мэуин буквально взорвался, начав выкрикивать отборные ругательства, приведя в ужас мисс Пиджон и юную Эстер, которые даже заткнули пальцами уши.
— Богохульник! — взревел пастор.
— Замолчите, презренный кретин, — продолжал Мэуин с ненавистью, презрительно кривя губы. — Все, что вы говорите, лишь сеет смуту и беспорядок.
— Презренный вы сами! Я сразу распознал в вас нечестивца, сына Люцифера, одного из тех, кто осмеливается, глядя на Бога, говорить ему: «Я равен тебе!..»
— Такому невежде, как вы, лучше не пытаться судить о других, чтобы не наделать очень серьезных ошибок.
Преподобный Томас не мог стерпеть, что какой-то вульгарный лодочник, возможно, бывший каторжник, говорит с ним в таком тоне и в таких выражениях в присутствии слабых женщин, поведение которых часто зависит от степени их доверия своему пастору. Было просто недопустимо позволить сбросить себя с пьедестала, да еще таким унизительным способом. Это могло заронить сомнение в чистых, но слабых женских душах. В свое время, еще до того, как он посвятил себя богословию, Томас Пэтридж был полным энергии молодым человеком и с удовольствием занимался английским боксом. У него и сейчас сохранился некоторый запас сил, особенно после того, как он оправился от полученного ранения. Схватив Мэуина за ворот рубахи, он чуть было не превратил в лепешку его лицо страшным ударом кулака, если бы тот не проявил хорошую бойцовскую реакцию и не нанес ему мгновенный резкий удар ребром ладони по запястью вцепившейся в рубаху руки. Побагровевший пастор взвыл от боли.
Анжелика бросилась разнимать мужчин.
— Господа, прошу вас, не теряйте рассудка, — воскликнула она, призвав себе на помощь весь свой авторитет.
Упершись ладонями в мускулистые торсы мужчин, готовых взорваться, как вулкан, в новом приступе ярости, и повелительно поглядев на обоих, она вынудила противников остаться на должной дистанции друг от Друга.
— Пастор! Пастор! — умоляла она. — Постарайтесь простить тому, кто не был осенен тем духовным прозрением, какое получили вы. Не забудьте, что вы представляете Бога, осуждающего насилие…
Лицо пастора стало совершенно бледным от усилий, которые он прилагал, чтобы сдерживать себя, и от боли, причиненной ударом Мэуина, едва не перебившим ему запястье.
Джек Мэуин также побледнел, как воск. Видно было, как лихорадочно пульсировали вены у него на висках, а в загадочных зрачках еще больше усилился бронзово-металлический блеск.
Ладонь Анжелики ощущала прерывистое биение сердца Джека Мэуина, теперь он снова казался ей человечным и ранимым.
— И вы себя повели неразумно, — обратилась она к нему, как к провинившемуся ребенку. — Разве позволительно доброму христианину оскорблять человека, имеющего духовный сан. Тем более, что несколько дней тому назад индейцы чуть было не сняли с него скальп.
В глазах хозяина барки можно было прочесть явное сожаление по поводу слов «чуть было». Первым отступил преподобный отец.
— Я готов подчиниться вам, миледи, хоть вы и француженка и исповедуете ошибочную, вавилонскую, фанатичную религию. Я подчиняюсь, ибо вы доказали нам свою дружбу. Но этот человек…
— Этот человек тоже доказал нам свою дружбу, взяв нас на борт, чтобы доставить в Голдсборо, где мы будем в безопасности.
Она продолжала держать руку на груди Джека Мэуина, пока не почувствовала, что сердце его успокаивается, и не увидела, что он сделал шаг назад, окончательно взяв себя в руки.
Ссора утихла, и каждый занял свое место в лодке, в том числе и мистер Уилаби. Тем временем туман рассеялся, и, выходя из порта, они увидели на берегу целую толпу людей, которые махали им руками. Пришли попрощаться с ними и квакеры: мужчины в круглых шляпах и женщины в белых чепцах стояли отдельной группой, как какие-то зачумленные, но держались весело и с достоинством.
Когда лодка поравнялась с ними, Анжелика успела крикнуть, что плащ она оставила у добрых людей на берегу.
Затем они прошли мимо острова Клипп и острова Драгоценностей, который был расположен почти на самом выходе из бухты Каско. Несмотря на то, что это был самый отдаленный объект для возможного нападения индейцев, там шла дружная работа по подготовке обороны. Руководство осуществлял капитан Джозеф Донель.
На нескольких судах он сам привез сюда колонистов из Бостона, Фрипорта и Портленда, и теперь все они, мужчины и женщины, круглые сутки возводили фортификации. Другая группа распахивала целину и сеяла пшеницу в предвидении долгой осады. Все дети, которым возраст уже позволял орудовать ножом, помогали землепашцам и рыбакам. И лишь самые маленькие весело резвились в холодной воде моря рядом с касатками и тюленями.
Все эти сведения были переданы на лодку Джека Мэуина вкупе с великолепной корзиной морских даров.
И вот, наконец, открытое море в переливах синих, белых и золотистых бликов, с несколькими парусами на горизонте.
Анжелика наслаждалась видом пустынного горизонта. Острова исчезли. Лодка шла курсом восток-север-восток. Каждый порыв ветра отдалял их от угрожающего побережья и приближал к Голдеборо.
День пробежал незаметно в рассказах бродячего торговца и чтении пастором страничек из Библии, во время которого Анжелика уголком глаза наблюдала за Мэуином. Однако хозяин «Белой птицы» — так называлась его барка — продолжал беззаботно жевать свой табак и высокомерно сплевывать коричневую слюну так далеко, что Сэмми и негритенок Тимоти взвизгивали от восторга.
Море непрестанно развлекало пассажиров. Долго за лодкой плыл тюлень, размером с быка и проворный, как уж. На полной скорости он то приближался, то отдалялся от лодки, как бы забавляясь криками детей и шаловливо подмигивая им маленькими поросячьими глазками.
К середине второй половины дня путешественники вышли к острову Монеган, расположенному к югу от архипелага Дамарискоув и берегов Пемаквида. Его называют также островом моря, потому что стоит он особняком, как уникальный драгоценный камень, сверкающий синими и розовыми фалезами в диадеме лесов, подсвеченных тысячами различных цветков. Другое его название — Волчий остров. Когда-то их здесь было много, изображение волка стало эмблемой великого индейского народа — могикан, и поэтому у острова Монеган есть третье имя — остров Могикан.
- Предыдущая
- 55/110
- Следующая
