Триумф Анжелики - Голон Анн - Страница 74
- Предыдущая
- 74/113
- Следующая
Однако она продолжала испытывать страх.
С тех пор, как она почувствовала, что он узнал ее в Версале, у нее было смутное предчувствие, что он появится здесь. Вот почему она хотела его тотчас же убить. Но покушение не удалось!
Страх терзал ее. Смешно! Потому что, прибыв в Гавр, она и супруг спешно отчалили к берегам Новой Франции.
Несмотря на это, она не переставала представлять себе этого Кантора де Пейрака, у которого были глаза его матери, который все больше узнавал о ней. И она удостоверилась в своей правоте относительно его визита, когда описала его внешность людям, убившим барсука. Но как ему удалось скрыться от них?
Он снял шляпу и глубоко поклонился.
— Мадам, вы меня узнаете?
— Конечно, — сказала она, — и я не понимаю, чем заслужила то, что вы преследуете меня с самого Версаля. Могу я знать причину?
— Я узнал вас, мадам, тогда как все считают вас мертвой вот уже несколько лет. Не правда ли, это нормально, желать удостовериться, что мои глаза меня не обманули?
— Такое безудержное любопытство заставило вас отправиться на другой конец земли?! Да вы смеетесь надо мной, месье!.. Или лжете.
— Мадам, моя привязанность и страсть делают такие путешествия простейшей прогулкой… Вы живы. И в действительности, для меня означало начало моего путешествия не только удовлетворение любопытства. О! Мадам, — продолжал он, не давая ей понять искренне или нет он говорит, — сколько слез я пролил, какие угрозы меня терзали, какие огорчения я испытал! К вам так плохо относились в Тидмагуше и так несправедливо! Люди становятся безумными, когда ими овладевает ревность. Вот, мадам, что я хотел сказать, когда пересекал моря.
Верила ли она? В глазах Амбруазины горели холодные и убийственные огоньки.
Она сказала:
— Вас видели в Квебеке…
— Я искал вас.
— Я не верю вам, красавчик паж.
Как он был красив, этот Кантор де Пейрак. Его имя и красота заставляли ее скрежетать зубами и испытывать сладострастие.
В Париже ходили слухи, что одна из фрейлин королевы без ума от него. До такой степени, что королева, вместо того, чтобы отругать ее и выгнать, предоставила ей полную свободу и напутствовала получше баловать «младенчика».
Маленький Бог, маленький господин, уже полный мощи и сил, вот он перед ней, из-за нее оставивший радости Парижа, оставивший все, — так он уверял.
— Вы раните меня, мадам, сомневаясь в моей преданности. Как вам доказать ее? Что искал я в этом бессмысленном пути? Ну подумайте! Подумав, что узнал вас, я тут же оставил двор. А ведь я рисковал впасть в немилость… Но я ни о чем не думал!.. Ну что, как не искренние чувства может послужить причиной такого поведения? Ах! Мадам де Модрибур! Я произношу это имя, и сам не верю!
— Тихо! — сказала она быстро. — Правильно, не произносите его.
Она с испугом осмотрелась. Ее разрывало на части. Она еще была мадам де Горреста, женой нового губернатора, завоевавшей колонию и заслужившую репутацию благочестивой дамы, но теперь с его появлением она снова стала бесстрашной женщиной, завоевавшей Новый Свет — черт возьми, как ей нравилась эта роль! — которая несколько лет назад проделала секретное путешествие в Акадию, детали которого она до сих пор вспоминала с наслаждением.
— Тидмагуш! — произнесла она с горечью. (Уголки ее губ опустились, и она знала, что это портит ее. Но она не смогла сдержаться.) Тидмагуш, я что-то не припомню, чтобы вы относились ко мне справедливо в тех краях.
— Я был всего лишь ребенком!
— Это-то мне и нравилось, — произнесла она с жестокой улыбкой.
«Прокляни меня, Господи, за еще один грех, — подумала она, — но по меньшей мере… пусть моя плоть послужит для этого!.. Закружить его, сбить с толку, околдовать!»
Она дрожала. Собиралась ли она разразиться проклятьями, изрыгая огонь и пламя, как тогда, на берегу Тидмагуша, где, наоборот, этот взрыв означал упадок ее сил? Он заметил ее слабость, ее страх. Надо было играть на этом и дальше, чтобы возродить прошлое и заставить страшиться будущего. Она не хотела, чтобы ее узнали. Она убрала еще не всех свидетелей ее прошлого. Было еще много аспектов, в которых она не была уверена. Ее красота, ее шансы, ее очарование…
— Так это все-таки вы, — прошептал он, изображая потрясение. — Вы отреагировали на это имя. Я еще сомневался…
— Почему?.. — спросила она с тревогой. — Я так изменилась?
— Да, вы изменились, но все-таки я вас узнал. Не знаю чьей милостью, но вы стали еще красивее, чем были в моих воспоминаниях, вы стали еще ближе к моей мечте, мадам де…
— Не называйте меня, — снова повторила она.
— Амбруазина! Итак, Амбруазина! Это имя наполняло чарами мои ночи, оно не переставало петь во мне…
Уверенными шагами он направлялся к ней.
Зеленые глаза горели.
Она почувствовала рядом с собой эту плоть, еще очень нежную, плоть молодого человека и решила ему поверить, ибо именно этого она и жаждала долгие годы. Ее потребность в нем сотрясала ее тело, но наталкиваясь на стену демонического недоверия. И в ней происходила отчаянная борьба. Возвращенная к далекой жизни в далекие времена, где он был почти таким же, она потеряла контроль над своим разумом.
— Вы, однако, присоединились к тем, кто хотел убить меня!
— Боже упаси, мадам, я сжалился, я не стал присоединяться к жестокости, проявленной по отношению к вам в эти секунды. Поверьте.
Зрачки Амбруазины сверкали.
— Я вам не верю, — повторила она. — Я помню о вашей злобе, когда в Голдсборо я захотела вас приласкать.
— Я был всего-навсего ребенком, мадам, испуганным любовью и роскошеством плоти, которые мне были незнакомы.
— А я как раз имела намерение вас в это посвятить!
— Я просто дрожал от страха.
— Вы боялись гнева вашей матери, которая ревновала ко мне. А все из-за моей красоты, которая соперничала с ее. Она ненавидела меня, потому что ее муж увлекся мной, а еще я привлекала внимание других мужчин.
Кантор побледнел.
Ужас и отвращение комом встали у него в горле.
К счастью для него она отвернулась к зеркалу и смотрелась в него, не понимая, что выдает свой страх перед тем, что красота ее померкла. Потом она улыбнулась, успокоенная.
— Потом он все отрицал, он лгал, чтобы угодить ей. И вам тоже, бедный маленький простачок… А вы не осмелились ей противоречить… Но не слишком ли поздно вы явились просить прощения?..
Больше никогда, — поклялся он себе, — он не выслушает ни одну женщину, никогда не назначит свидания и не поверит лживым словам. И он видел, как говоря все это, она крутит между пальцами прядку золотых волос, легких и блестящих, он не мог оторвать от них взгляда, и наконец понял, что это были волосы Онорины, несколько шелковистых нитей, которые эта гарпия вырвала из головы ребенка, когда та попала в ее лапы.
«Я убью тебя, — сказал он про себя, с мрачной настойчивостью, которая питала его гнев. — Я убью тебя, Дьяволица!.. Помоги мне, Господи и поддержи!..»
— «Они» всегда сопротивлялись мне, — бормотала она. — «Они»!.. Только «они»!.. Они убежали от меня!.. Это недостойно! Это заслуживает наказания!.. Ах! Как я их ненавижу обеих! Он, на него я не сердилась за то, что он оттолкнул меня. Нет. Это все-таки мужчина. У мужчины есть все права. У мужчины есть право быть сильнее. Ибо он слабее. Я сделаю с ним все, что захочу однажды. Но женщины — нет! — они не имеют права одержать победу надо мной! Женщины принадлежат мне. Женщины или мои сообщницы или жертвы! Что касается мужчин, они не страшны. Но «они» насмеялись надо мной…
Ах! Как я ненавижу их обеих…
Стоя немного сзади, он угадал, что речь шла об Анжелике и Онорине. Жгучее негодование убивало его. Его мать! И ребенок, его сводная сестра!.. Как бы то ни было, эта девочка находилась под его защитой, потому что он был ее сводным братом, ее старшим братом.
- Предыдущая
- 74/113
- Следующая
