Хочу верить… - Голосовский Игорь Михайлович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая

На улице фыркнул автомобильный мотор. Распахнулась дверь, появился Герд. Он кивнул Валентине, поцеловал руку Гале и, щелкнув каблуками, повернулся к Игорю.

— Обер-лейтенант Генрих фон Ратенау, — вежливо сказал тот. — Счастлив с вами познакомиться.

— Я также весьма рад, — ответил штандартенфюрер.

Валентина смотрела на них расширенными от ужаса глазами. Она могла испортить все дело, нельзя было терять ни минуты. Игорь быстро взглянул на Галю.

— Давайте выпьем и покатаемся на машине, — весело предложила она. — Пусть Шререр пройдется домой пешком, ничего с ним не сделается.

— Мы могли бы взять его с собой, но он сегодня не приехал, — ответил Герд. — Фрейлен предложила прекрасную идею. Как вы находите, господин обер-лейтенант?

— Французы говорят: чего хочет женщина, того хочет бог! — улыбнулся Игорь.

— В таком случае выпьем за здоровье прекрасных дам! — штандартенфюрер наполнил бокалы.

Черныш снова взглянул на Галю. Она кивнула. Теперь было известно все, что им требовалось: Герд приехал один. Дом, как всегда, охраняется, но это не имело значения.

В тот миг, когда Герд, чокнувшись с Галей, поднес рюмку к губам, Игорь вынул из кармана пистолет и сказал:

— Сохраняйте спокойствие, не шевелитесь! Штандартенфюрер отпрянул в сторону и наткнулся на Галю, которая прицелилась в него из своего «вальтера».

— Что это значит? — дрогнувшим голосом спросил Герд.

— Вы понимаете, нам терять нечего! — ответил Игорь. — При малейшей попытке к сопротивлению я вас убью. Садитесь за стол. Достаньте авторучку, она торчит у вас из кармана. Пишите. Начальнику тюрьмы господину Клостерману.

Штандартенфюрер склонился над столом.

— Во исполнение приказа о переводе заключенного Лагутенко в Прибельск вам надлежит выдать упомянутого заключенного под расписку прибывшему за ним обер-лейтенанту фон Ратенау, который препроводит Лагутенко к месту назначения.

Герд послушно выводил фразу за фразой.

— Написали? — сказал Игорь. — Теперь поставьте дату. Распишитесь. Встаньте, подойдите к телефону. Сейчас вы вызовете Клостермана и повторите то, что написали. Малейшая неточность будет стоить вам жизни.

— Я в ваших руках, — угрожающе произнес штандартенфюрер, — но имейте в виду…

— Не разговаривать!

Побелев от злости, Герд снял трубку и велел телефонистке соединить его с тюрьмой. .

— Майор Клостерман? Это я. Приедет лейтенант Ратенау, он заберет Лагутенко, Да, в Прибельск… Что? Не ваше дело, майор, выполняйте!..

Он с треском швырнул трубку на рычаг и выпрямился, скрестив на груди руки.

Игорь надел фуражку и сказал:

— Вы останетесь здесь до моего возвращения. Сядете, положите руки на стол, вот так. Моя жена выстрелит в вас, как только вы пошевелитесь.

Игорь спустился по лестнице, принял из рук Жаринова шинель и бросил шоферу, дремавшему за рулем:

— В тюрьму по распоряжению господина Герда! Мелькали дсма, развалины, пустынные перекрестки. Во дворе тюрьмы Игорь велел шоферу подождать и направился в канцелярию. Майор Клостерман мельком взглянул на подпись Герда и сказал:

— Сейчас выведут. Повезете в обычной машине?

— Только до вокзала.

На крыльце показались два надзирателя. Они поддерживали под руки мужчину в сером летнем плаще, без шапки.

— В машину! — скомандовал Черныш.

Он открыл перед Лагутенко заднюю дверцу, сел рядом с шофером и скомандовал:

— На вокзал!

В тот момент, когда «оппель» выезжал со двора, Игорь увидел в зеркальце Клостермана, метавшегося на крыльце. Начальник тюрьмы достал пистолет и выстрелил в воздух. «Провал! Будет погоня!» — подумал Игорь. Он не ошибся. Через несколько минут сзади вспыхнули фары мотоциклов. Игорь ударил шофера пистолетом в висок и перехватил руль. Тело эсэсовца вывалилось на мостовую.

Игорь не слышал выстрелов, но переднее стекло вдруг покрылось белой паутиной, в круглое отверстие потянуло ветром.

— Не уйти! — крикнул Лагутенко. — Бросайте машину, прыгайте, я попытаюсь их задержать!

Заметив переулок, Игорь круто повернул руль. Взвизгнули шины. Промчавшись метров двести, «оппель» врезался в плетень и завяз в рыхлой, вспаханной земле.

— Скорее! — Черныш выпрыгнул из машины и помог вылезти Георгию Александровичу. Секретарь горкома пошатнулся… Он был ранен.

За спиной взревели мотоциклетные моторы. Подхватив Лагутенко на руки, Игорь потащил его в глубь огорода.

Вскоре они выбрались на широкую, пустынную улицу. Отсюда до Левобережной было недалеко. Прижимая к груди Лагутенко, Игорь зашагал вперед…

…Он отпер дверь, внес в дом Георгия Александровича и уложил его на кровать, затем вышел на крыльцо, задвинул снаружи щеколду, повесил замок и через подземный ход вернулся в комнату.

В подвале давно была устроена постель. Игорь перенес раненого туда и, присев рядом, перевязал рану на плече. Повязка тотчас же пропиталась кровью… Лагутенко не приходил в сознание… Черныш прислонился к холодной, сырой стене и закрыл глаза…»

На этом заканчивалась рукопись, которую дал мне Игорь Яковлевич Черныш. Удивленный и раздосадованный тем, что чтение пришлось прервать на самом интересном месте, я заглянул в папку, надеясь там увидеть недостающие страницы, но ничего не нашел. Девятая глава обрывалась на полуслове.

…Светало. Я сложил рукопись в папку и попытался уснуть, но не смог. Передо мной мелькали образы Гали, Игоря, Мотовилова…

Герои книги, как живые, стояли передо мной. Что же было дальше?

Я знал, что Лагутенко не удалось спасти. Он ведь был казнен в Прибельске в начале тысяча девятьсот сорок третьего года. Но что случилось с Галей? С Чернышом?

Я чуть было не позвонил автору книги по телефону, но, уже встав с кровати, сообразил, что он еще спит…

Так и не сомкнув глаз, я поехал в редакцию. Все валилось из моих рук: я с трудом дождался вечера, взял такси и велел шоферу ехать на Кутузовский проспект.

Черныш ждал меня.

Чемоданы и рюкзаки были уже упакованы, в комнате наведен порядок. Я разделся и прямо с порога сказал:

— Это нечестно, почему вы мне не дали следующие главы?

— Вы же хотели узнать только о Гале Наливайко, — удивился Игорь Яковлевич, — а к ней я возвращаюсь лишь в конце книги, в тридцать второй главе. То, что там написано, я могу вам рассказать в двух словах…

— Подождите… Сначала расскажите, что было после того, как вы спрятали Лагутенко в убежище!

— Пожалуйста… Я думал, это вам неинтересно… Да вы пройдите в комнату.

Подав мне стул, он закурил.

— В общем ничего особенного не было… Правда, не уберег я Георгия Александровича. Но что же я мог поделать? Посудите сами. Двое суток возле него просидел, думал Галю дождаться, но она не вернулась… В сознание Лагутенко так и не пришел ни разу, горел как в огне. Испугался я, что он умрет на моих глазах без медицинской помощи, решил врача позвать. Вылез из подвала, переоделся — и к Мотовилову. Ожидал, что он врача порекомендует да заодно скажет, что делать дальше… Но в кинотеатре «Феникс» меня схватили…

— А Лагутенко?

— В тот же день и его забрали, когда улицу прочесывали. Об этом я уже после узнал. Избили меня, как полагается, привезли в тюрьму. Клостерман зашел в камеру, поздоровался. «Как себя чувствуете, господин обер-лейтенант?» — спрашивает. А я ему отвечаю: разговаривать, мол, с вами мне не о чем, я желаю беседовать лично с господином Гердом. Вы понимаете, конечно, что я свою цель имел: рассчитывал таким образом узнать что-нибудь новое о Гале.

— Узнали?

— Узнал, только не от Клостермана, а от других заключенных на прогулке. Герд был убит в ту же ночь, когда я за Лагутенко в тюрьму приехал. Убить его могла только Галя. Ясно, что и сама она не сносила головы. Так я тогда решил и затосковал. Ждал я, что меня не сегодня-завтра расстреляют, но никто мной вроде не интересовался. Даже не били больше. Правда, и не кормили почти совсем. Брюква да пшено без хлеба. За три недели я отощал до неузнаваемости. Лежал целыми днями, силы берег. Оказывается, готовили меня к отправке в Германию. Важным преступником считали…

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая