Сдается в наем - Голсуорси Джон - Страница 44

• Предыдущая
• 44/63
• Следующая

– У Джолиона вид совсем больной, но он сохранил стиль. А она не меняется – разве что волосы.

– Зачем ты рассказала Флёр об этой истории?

– Я не рассказывала; она узнала сама. Я всегда говорила, что так и выйдет.

– Очень досадно. Она увлеклась их сыном.

– Ах плутовка! – прошептала Уинифрид. – Она старалась отвести мне глаза на этот счёт. Что ты думаешь делать, Сомс?

– Буду плыть по течению.

Они шли дальше молча, едва подвигаясь вперёд в густой толпе.

– Действительно, – сказала вдруг Уинифрид, – можно сказать – судьба. Но это так несовременно. Смотри! Джордж и Юстас.

Высокая и грузная фигура Джорджа Форсайта остановилась перед ними.

– Алло, Сомс! – сказал он. – Я только что встретил Профона и твою жену. Ты можешь догнать их, если прибавишь шагу. Заходил ты к Тимоти?

Сомс кивнул, и людской поток разделил их.

– Мне всегда нравился Джордж, – сказала Уинифрид. – Он такой забавный.

– А мне он никогда не нравился, – ответил Сомс. – Где ты сидишь? Я хочу вернуться на наши места. Может быть, Флёр уже там.

Проводив Уинифрид до её места, он вернулся на своё и сидел, едва замечая быстрые белые фигурки, мелькавшие вдалеке, стук клюшек, взрывы аплодисментов то с одной, то с другой стороны. Ни Флёр, ни Аннет! Чего ждать от современных женщин? Они получили право голоса.[65] Получили «эмансипацию» – и ничего хорошего из этого не вышло! Так Уинифрид хотела бы вернуться назад и начать все сначала, включая Дарти? Возвратит прошлое сидеть здесь, как он сидел в восемьдесят третьем и восемьдесят четвёртом годах, до того как убедился, что брак его с Ирэн разрушен, до того как её отвращение к нему стало настолько очевидным, что он при всём желании не мог его не замечать. Он увидел её с Джолионом, и вот пробудились воспоминания. Даже теперь он не мог понять, почему она была так неподатлива. Она могла любить других мужчин; в ней это было! Но перед ним, перед единственным мужчиной, которого она обязана была любить, перед ним она предпочла закрыть своё сердце. Когда он оглядывался на прошлое, ему представлялось – хоть он и понимал, что это фантазия, – ему представлялось, что современное ослабление брачных уз (пусть формы и законы брака остались прежними), современная распущенность возникли из бунта Ирэн; ему представлялось (пусть это фантазия), что начало положила Ирэн, и разрушение шло, пока не рухнуло всякое благопристойное собственничество во всём и везде или не оказалось на пороге крушения. Всё пошло от неё! А теперь – недурное положение вещей! Домашний очаг! Как можно иметь домашний очаг без права собственности друг на друга? Скажут, пожалуй, что у него никогда не было настоящего домашнего очага. Но по его ли вине? Он делал всё что мог. А наградой ему – те двое, сидящие рядом на трибуне, и эта история с Флёр!

Охваченный чувством одиночества, он подумал: «Не стану больше ждать! Сами найдут дорогу до гостиницы, если захотят вернуться!» Окликнув у выхода такси, он сказал:

– На Бэйсуотер-Род.

Старые тётки никогда ему не изменяли. Для них он был всегда желанным гостем. Их больше нет на свете, но остался Тимоти!

На крыльце в открытых дверях стояла Смизер.

– Мистер Сомс! А я как раз вышла подышать свежим воздухом. Вот-то обрадуется кухарка!

– Как поживает мистер Тимоти?

– Последние несколько Дней он что-то не в себе, сэр; уж очень много разговаривает. Вот и сегодня утром он вдруг сказал: «Мой брат Джемс сильно постарел». Он путается в Мыслях, мистер Сомс, и всё говорит о родных. Тревожится за их вклады. На днях он сказал: «Мой брат Джолион не признает консолей». Он, видимо, очень этим удручён. Заходите же, мистер Сомс, заходите. Такая приятная неожиданность.

– Я на несколько минут, – сказал Сомс.

– Да, – жужжала Смизер в передней, где в воздухе странно чувствовалась свежесть летнего дня, – мы им последнюю неделю не совсем довольны. Он, когда кушал, всегда оставлял лакомые кусочки на закуску. А с понедельника он кушает их первыми. Если вы когда наблюдали за собакой, мистер Сомс, так она всегда за своим обедом съедает вперёд мясо. Мы всегда считали хорошим признаком, что мистер Тимоти в своём преклонном возрасте оставляет лакомое на закуску, но теперь он стал очень невоздержан; он теперь начинает с лучших кусков. Доктор не придаёт этому значения, но, право… – Смизер покачала головой. – Мистер Тимоти, кажется, думает, что если он не съест их сразу же, то потом они ему не достанутся. Нас это беспокоит – это, и его разговорчивость…

– Он ничего важного не говорил?

– Как это ни печально, мистер Сомс, но я должна сказать, что он потерял интерес к своему завещанию. Просто видеть его не желает, дуется, а ведь столько лет вынимал его каждое утро. Так странно! Он сказал на днях: «Они ждут моих денег». Я так и ахнула, потому что, как я и сказала ему, никто, конечно, не ждёт его денег. И так жаль, что он в своём возрасте думает о деньгах. Я собралась с духом и сказала: «Знаете, мистер Тимоти, моя дорогая хозяйка – то есть мисс Форсайт, мистер Сомс, мисс Энн, которая меня обучала, – она никогда не думала о деньгах, сказала я, ей всего важнее было доброе имя». Он посмотрел ни меня просто выразить не могу, до чего странно и очень сухо сказал: «Никому не нужно моё доброе имя». Подумайте, такие сказал слова. Но иногда он говорит вполне разумно.

Сомс между тем разглядывал старую гравюру около вешалки и думал: «Ценная вещь!»

– Я подымусь наверх, загляну к нему, Смизер, – сказал он.

– С ним сейчас кухарка, – пропыхтела Смизер из своего корсета, – она будет очень рада вас увидеть.

Сомс медленно взбирался по лестнице, думая: «Не дай бог дожить до такой старости!»

На втором этаже он остановился и постучал. Дверь отворилась, и он увидел круглое приветливое лицо женщины лет шестидесяти.

– Мистер Сомс! – сказала она. – Неужели! Мистер Сомс!

Сомс кивнул.

– Да, это я, Джейн!

И вошёл.

Тимоти, обложенный подушками, полусидел в постели, сложив руки на груди и уставив глаза в потолок, на котором застыла вниз головою муха. Сомс стал в ногах кровати, глядя прямо на него.

– Дядя Тимоти, – сказал он, повысив голос, – дядя Тимоти!

Глаза Тимоти оторвались от мухи и остановились на лице гостя. Сомс видел, как бледный старческий язык прошёл по тёмным губам.

– Дядя Тимоти, – повторил он, – не могу ли я что-нибудь сделать для вас? Не хотите ли вы что-нибудь сказать?

– Ха! – произнёс Тимоти.

– Я пришёл проведать вас и посмотреть, все ли у вас благополучно.

Тимоти кивнул. Он, видимо, старался освоиться с возникшей перед ним фигурой.

– Есть ли у вас всё, что вам нужно?

– Нет, – сказал Тимоти.

– Не могу ли я достать вам что-нибудь?

– Нет, – сказал Тимоти.

– Я Сомс. Понимаете? Ваш племянник. Сомс Форсайт. Сын вашего брата Джемса.

Тимоти кивнул.

– Я был бы рад что-нибудь сделать для вас.

Тимоти поманил. Сомс подошёл ближе.

– Ты, – заговорил Тимоти беззвучным от старости голосом, – ты накажи им всем, – и палец его постучал по локтю Сомса, – чтоб они держались, держались – консоли идут в гору, – и он трижды кивнул головой.

– Хорошо, – сказал Сомс, – я им передам.

– Да, – сказал Тимоти и, снова уставив глаза в потолок, добавил: Муха.

Странно растроганный, Сомс взглянул на приятное полное лицо кухарки, сплошь покрывшееся морщинками от постоянной возни у плиты.

– Ну, теперь-то ему станет лучше, сэр, – сказала она.

Тимоти что-то бормотал, но он явно разговаривал сам с собой, и Сомс вышел вместе с кухаркой.

– Мне так хотелось бы приготовить вам клубничный мус, мистер Сомс, как в добрые старые дни; вы так его, бывало, любили. До свидания, сэр, всего хорошего; вот обрадовали нас, что зашли!

– Оберегайте его, Джейн, – он в самом деле стар.

И, пожав её морщинистую руку. Сомс спустился в переднюю. Смизер ещё стояла в дверях – дышала свежим воздухом.

• Предыдущая
• 44/63
• Следующая